– Джейн, ничего не получится. Половина шпиков Лондона тащится за мной.
– Чудесно.
– Ты же понимаешь, что я огорчен не меньше, чем ты.
– Знаю. Пока.
Он повесил трубку и повернулся так быстро, что уперся взглядом прямо в Носа: стоя всего в нескольких ярдах от него, тот вдруг остро заинтересовался колготками в ближайшей витрине. Студент, лучше подготовленный, будто поджидал одного из них у лифтов.
Следующие полчаса Нед водил шпиков по магазинам грампластинок вдоль Оксфорд-стрит – от Марбл-Арч до Тоттенхэм-Корт-роуд. В каждом он подходил к продавцу, обычно ветерану лет 26, и спрашивал, нет ли альбомов фортепианной музыки.
– Что-нибудь из ранних записей – годов тридцатых или сороковых, – объяснял Нед. – Пайнтоп Смит, Арт Ходс, Джо Салливан, Джимми Йэнси, Джесс Стейси. Любой исполнитель буги-вуги, вроде Алберта Амонса, Питера Джонстона или Мид Лукс Люиса. Только не надо дуэтов и трио. Ничего, кроме соло.
Альбом не попался ему ни разу, но он нашел несколько пленок, заляпанных бездарными этикетками, на которых значилось что-то вроде «величайшие классические произведения всех времен». Он купил их, хотя эти вещи у него были – большей частью на пластинках из шеллака, на 78 оборотов. Им было уже более чем полвека, и потому звучали они плоховато. Последние двадцать лет он почти всегда возил их с собой. Лаверн, помогавшая таскать эти жернова из города в город, говорила:
– Они не могут ни перегреться, ни переохладиться, ни высохнуть, ни увлажниться: с ними обращаются лучше, чем с нашими девочками.
Вот и отлично, решил Нед, купив пленки. Если их счастливый дом распадется, некоторые из фортепианных записей должны быть легкими, как эти кассеты.
Он видел, как роется Студент на стеллаже с пластинками. Нос прохаживается снаружи по тротуару Оксфорд-стрит. Теперь они поняли, что следят за одним и тем же человеком, который ведет их по ложному следу. Когда парни вернутся к себе, их боссы развлекутся, вычисляя, что же на самом деле произошло и чего не было.
Нед пошел по направлению к канцелярии. Когда он свернул с шумной, задымленной Оксфорд-стрит на юг, на Дюк-стрит, Студент сник, узнав дорогу домой. Нос держался поблизости, пока Нед не скрылся в огромном здании. Нед стоял в холле и смотрел через окно, выходящее на Гросвенор-сквер, видел, как Нос встретился с другим парнем, судя по всему, тоже арабом. Они о чем-то говорили, оживленно жестикулируя.
Гнусный и мерзкий день с липкими мелкими неудачами не оставил даже надежды на воздаяние в виде встречи с Джейн. Он уже не мог обойтись без этих встреч. Без них он страдал как ребенок. Дурацкий, мрачный день.
Нед снова вышел из канцелярии, чтобы остаться наедине со своими унылыми мыслями. Еще полчаса никто не будет ждать его в офисе. Может, ему повезет, и он встретит Джейн, у которой наверняка такое же поганое настроение.
Держась в стороне от толчеи Оксфорд-стрит и выбирая небольшие, спокойные улочки, он оказался на Гановер-сквер, в глубине района Сохо, с его секс-шопами и другими заведениями подобного рода. Окна пестрели объявлениями местных специалисток, готовых доставлять садистские удовольствия. Куда бы ни забросила человека судьба, как бы ни баловала его, он никогда не бывает доволен. Время пришло.
Нед взглянул на часы. Он провел эти несчастные полчаса, даже не пытаясь обнаружить своих засветившихся преследователей. Нед знал, что опытный разведчик должен избегать самоанализа.
Так или иначе, серьезной обиды на Лаверн у него не было. Бог – свидетель, она была хорошей армейской женой. Двадцать лет назад, в то почти забытое время, когда они поженились, он считал свой выбор идеальным. Она была привлекательна, сексуальна, редко жаловалась, растила четырех прекрасных детей и хорошо готовила. Что еще нужно мужчине? Совпадения политических взглядов, общих интересов?
Он еще немного посидел на Оохо-сквер и почувствовал, как устал от себя и от своих неуклюжих попыток разобраться в том, что осталось от его брака.
Да, правда, в последние годы между ними образовалась трещина. Лаверн с ее армейской прямолинейностью правильно сформулировала происшедшее: он пошел дальше, а она осталась.
Как это назвать? Житейские расхождения? Политические? Сила привязанности? Лаверн всегда фанатически поклонялась своему отцу: «Это моя страна, хороша она или нет».
Но остальной мир отошел от этого. И Нед тоже.
Он смотрел, как по внутренней дорожке Сохо-сквер медленно шел пожилой мужчина с маленьким терьером на поводке. Старик не просил подаяния. Но симпатичный белый с черным терьер вставал на задние лапы и перебирал передними, как бы прося чего-то, пока люди на скамейках не бросали пару монет. Старик собирал деньги в кепку как плату за развлечение.
Неожиданно мысли Неда переключились на Амброза Э. Бернсайда, человека, обиженного на США. Нед быстро пошел на север по Рэтбоун-Плейс и уже через несколько минут был на Гудж-стрит. Номер 60 был, как и сказал Макс Гривс, пабом с выразительной вывеской. На нем была притягивающая вывеска «Большая бочка».
От боковой двери шла лестница наверх.
На втором этаже Нед остановился перед закрытой дверью. Оттуда доносился кашель и какой-то шум: казалось, будто сапожник прибивает подлатку. Нед постучал в дверь.
Постукивание прекратилось, а за ним и кашель. Снизу, из «Большой бочки», доносились характерные позвякивания и посвистывания игрального автомата, будто эльфы или космические пришельцы давали представление посетителям.
– Мистер Бернсайд?
Он слышал, как щелкали замки: потом заскрипела отодвигаемая задвижка. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Под глазом старика был яркий зелено-фиолетовый синяк, на белке – сетка лопнувших кровеносных сосудов.
– Вы!?
Снизу донесся позвякивающий, хихикающий звук эльфов из игральных автоматов, похожий на чириканье цыплят с чужой планеты.
Существовало сходство между двумя мужчинами, сидящими за угловым столиком в «Булестине», ковент-гарденском ресторане, очень любимом журналистами, которых приглашали на дорогой ленч и которые не хотели натолкнуться на своих коллег. Внешний вид мужчин вполне отвечал слегка старомодной атмосфере «Булестина», а дорогое меню – толстым кошелькам тех, кто подкармливал журналистов.
За ленч Харгрейвса платил другой журналист, но на это никто не обращал никакого внимания. Глеб Пономаренко официально числился в советском ТАСС, хотя его расходы убеждали таких циничных писак, как Харгрейвс, совсем в другом.
Странно, размышлял Харгрейвс: когда он смотрел, как Глеб поглощает унцию белужьей икры четырьмя жадными глотками, у него возникло ощущение, что он видит себя. Без всякого сомнения, между ними было определенное сходство. Что бы ни делал Глеб для Советов, никто бы не заподозрил в нем русского шпиона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126