Он взглянул на часы и снова включил телевизор. «Тречери» – одна из популярных вечерних «мыльных опер», была ввезена из Штатов. Здесь она пользовалась таким же успехом, как дома. Переплетение предательств, лжи, греха, гнусных поступков и еще более мерзких персонажей заставляло воспринимать сериал как характерную картину жизни США, во всяком случае, высших слоев общества.
– Смотри, – сказал Нед.
– Я думала, что тебе тоже нравится.
– Берн, я привез домой все полученные сегодня бумаги. Я не успел даже расписать их по сотрудникам.
Она кивнула. На экране одна из героинь «Тречери», одетая в блестящую золотую разлетайку, которая начиналась у нее над сосками, а оканчивалась у копчика, дала пощечину другой, пытавшейся вцепиться ей в глаза.
– Так, и что теперь? – спросила Лаверн, усиливая звук.
– ...маленькая ведьма! Я тебя проучу!
– Берн!
– ...думаешь, я не знаю, что ты вытворяешь у меня за спиной?
– Берн!
Героини катались по полу, выдирая друг у друга волосы и пиная ногами одна другую.
Нед встал, взял с письменного стола свой кейс и тихо вышел на кухню.
– ...вытрясу из тебя твою паршивую душу, ты, тухлая... Он закрыл дверь и уселся за кухонным столом.

Часть 5
Пятница, 2 июля
Глава 19
Когда Лаверн проснулась, небо за окном спальни сияло голубизной. Радиочасы показывали без четверти девять. Она протянула руку, думая, что Нед уже встал, но увидела, что он все еще спит.
Она похлопала рукой по его голому плечу, но, не добудившись, начала гладить ему спину, усиливая нажим книзу, как при массаже.
– Нед, – прошептала она. – Уже почти девять, Нед! – Он медленно, нехотя просыпался.
– Мне надо быть на Гудж-стрит.
– Я, кажется, забыла рассказать о том, что вчера говорила с девчонками.
– С девчонками? – Он перевернулся на живот. – Как у них дела?
– У Лу Энн все в порядке, хотя мальчик, с которым она переписывалась, перестал ей отвечать. Глория была в кино. Де Карта только что закончила летнюю сессию по гриму. Только отличные оценки. Салли... ты помнишь, у нее поздно начались месячные. Они у нее до сих пор нерегулярные. Каждый месяц сходит с ума.
– Не самая редкая жалоба.
– Да, но у многих женщин причины другие. Мне приятно сознавать, что никто из наших не может забеременеть.
– Беременность в тюрьме – редкая вещь. – Нед поднялся с кровати и стоял голый, протирая глаза.
– Ты так называешь Кэмп-Либерти?
– Так я называю любое место, окруженное высоченным забором из колючей проволоки, с пулеметными точками, электронной системой наблюдения, сторожевыми доберманами, с контролем за телефонными переговорами. Где школы, магазины, церкви, библиотеки и все остальное находится под контролем одного органа. Если тебе кажется, что слово «тюрьма» невыразительно, может, больше подойдет «концентрационный лагерь»?
– Господи, Нед. Но ты ведь совершенно не прав!
– Если бы этой тюрьмой руководил посторонний человек, а не твой отец, ты бы сто раз подумала, обрекать ли четырех молодых девушек на такую жизнь.
– У них там был бал.
– Неужели? Я хочу, чтобы они были здесь к осенним занятиям в школе.
Помолчав, Лаверн сказала:
– В этом проклятом богом месте? В Банановой республике? Ты хочешь, чтобы твои дочери выросли на подаяниях и разговаривали как персонажи очередного сериала?
– Я не хочу, чтобы они впитали идеи свихнувшегося генерала, пригодные для образцового фашистского государства.
– Перестань! – Лаверн вскочила с кровати, готовая к битве.
– Ты хочешь отдать их на милость любого бандюги или насильника? На милость продажного политикана? Находиться с людьми, которые за всю жизнь не смогли обеспечить себе нормальное существование, не способны отличить хорошее от дурного или американца от русского? Так ты видишь их будущее?
Он угрюмо смотрел мимо – в окно, на солнечный свет.
– Вы с отцом живете как будто в девятнадцатом веке, окруженные команчами. Ваша главная цель – составить повозки в круг и зарядить ружья. Эх, если бы вы хоть раз взглянули туда, – он показал на солнечное сияние утра, – вы бы увидели, что жизнь – не вестерн. Мы уже на целый век ушли от однозначного «хорошо-дурно» времен освоения Запада. Если ты не поймешь мир сейчас, не захочешь этого сделать, он уничтожит тебя, Лаверн, и наших девочек тоже. Что до тебя, я уже сдался. Но я не дам утонуть нашим девочкам.
– Сдался? – Она откинулась назад. Ее грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию. Лицо было безжизненным и белым. – Кого ты подыщешь на мое место? Кто сможет жить с тобой и переносить твои капризы?
– Я всегда мог рассчитывать, что ты улучшишь мое настроение. – Он выскочил из комнаты, а через несколько секунд стало слышно, что душ шумит вовсю.
Лаверн осталась стоять, готовая к сражению и лишенная возможности сразиться. Она выросла с четырьмя братьями, поэтому драка не была для нее внове. Но он действовал не так. Ударил и удрал. Таков был стиль полковника Френча.
Не она начала это. Он отвратительно говорил о Кэмп-Либерти. Поэтому она не чувствовала раскаяния, не собиралась бежать вниз и готовить завтрак полковнику. Да уж, прекрасное фашистское государство. Все, чего хочет сделать ее отец, это навести какой-то порядок, ограничить вседозволенность, царящую сегодня в Америке, где каждый обладает своими правами – не заработанными и не заслуженными. Но если рискуешь сказать об этом, ты уже фашист.
Ничего. Будущее за такими оазисами, как Кэмп-Либерти, и десятком подобных мест. Будущее, уготованное ее девочкам.
Утопическое будущее с правами для всех, в которое уверовал Нед, проведя слишком много лет вне Америки, обречено. Его уже вкусили. Есть уже два поколения семей, живущих на пособия и никогда не имевших работы. Мир объелся коммунистическими неудачами. Это не только Россия, но и Швеция, и Италия, и Англия. Социализм не работает. Естественный порядок вещей – это лидеры и последователи. Стоит только взглянуть на природу и животных, чтобы понять это. Права для всех – это дурацкая противоестественная, обреченная на неудачу идея. Почему Нед не может понять этого?
Она решительно вошла в ванную и застала его вытирающимся.
– Почему ты не можешь увидеть этого, Нед? Твоя идея будущего уже проверена, а не сработала. Идею моего отца не проверяли, но...
– А чем занимались Гитлер, Муссолини и Франко и половина диктаторов Латинской Америки? Они испытывали на практике идею твоего праведного отца. Он далеко не первый открыл мерзостные соблазны фашизма. Будем надеяться, что он окажется последним.
– Ты... ты... ты – сумасшедший!
Она повернулась и пошла прочь, но потом вернулась.
– А если ты думаешь, что я собираюсь растить девочек в этом вертепе, ты еще более ненормальный, чем я думала.
Через несколько минут, полностью одетый, он прошел мимо нее, направляясь вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126