Я увидел, как палуба постепенно уходила под воду, и захлопнул крышку люка. Через несколько секунд вода поглотила «У-415».
Внутри корпус выглядел так, как будто по нему пронёсся ураган. В мерцании аварийного освещения прошёл по палубе, усеянной патрубками, трубопроводами, проводами, битым стеклом, вентилями, койками и столами. Вода хлестала через пробоины в радиорубке, клапаны в носовой части и камбузе. Оба баллера руля были погнуты, причём с правого борта настолько сильно, что руль не мог проворачиваться. Передний комплект аккумуляторных батарей треснул, и отсек заполнил электролит. Радиорубка была разгромлена, гирокомпас разбит. Глубиномер выведен из строя, электрические и дизельные компрессоры разрушены, сломаны оба перископа, дизель правого борта сорван с основания, а главная помпа на центрифуге разбита. Поскольку механическое управление вертикальными и горизонтальными рулями заклинило, я приказал управлять ими вручную.
Плавное бесшумное движение. Слышно лишь лёгкое жужжание одного электромотора и приглушённый лязг инструментов. Медленно освобождаются от страшного напряжения душа и тело. Несколько часов мы двигались вперёд, я управлял лодкой, а главмех наблюдал за ремонтными работами. Мы двигались почти вслепую, полагаясь только на неточный магнитный компас, постоянно готовые к тому, что лодка упадёт на дно.
10.27. Внезапно на глубине 27 метров лодка испытала мощный толчок. За ним последовали ещё два. Мы наскочили на рифы у побережья Бретани. Ситуация складывалась критически, поскольку я не мог сориентироваться по перископу.
– Право руля. Продуть цистерну плавучести три. Курс 2-70.
Снова толчки – один, другой, затем пронзительный звук. Резко дёрнулась железная бочка и отлетела метров на пятнадцать. Лязгающие звуки: один, два, три, затем чудовищный скрежет – лодка столкнулась с подводным препятствием ещё раз. Сила толчка почти выбросила её на поверхность, где бы мы продержались лишь несколько минут. Затем «У-415» медленно повернулась курсом на запад. И мне показалось, что нас унесёт от опасных рифов.
10.45. Главмех выбрался из рубки и сообщил, что перископ исправлен. Я подошёл к нему. Когда в окулярах перископа показалась поверхность моря, я с изумлением увидел, что нас окружают серые скалы. На вершине одной из них к северо-востоку мигал маяк Кессана. Оказывается, мы оказались в струе течения, которое несло нас прямо на скалы. Придя в себя от шокирующего зрелища, я крикнул:
– Главмех, какова скорость вращения баллера левого борта?
– 120 оборотов.
– Доведи её до 150, или мы разобьёмся о скалы.
Через перископ я увидел эскадрилью самолётов, летевших на низкой высоте, затем направил его на маяк, чтобы проверить, как мы справляемся с течением. Прогресса не было. Я снова крикнул:
– Главмех, добавь ещё 50 оборотов.
– Это опасно, электромотор может сесть, – услышал я в ответ.
– Плевать! Дай мне хоть 200 оборотов – лодка должна идти быстрее.
Вскоре я почувствовал сильную вибрацию. Поймал в фокус перископа одну из опасных скал. Лодка уже подходила к ней, но теперь стала медленно выползать из западни. Через 40 минут мы обогнули крайний риф на западе, и я с облегчением обтёр вспотевшую шею. Когда начался отлив, я повернул лодку на прежний курс к югу и приказал сбавить вращение баллера до безопасных 100 оборотов.
13.00. Старпом передал тревожную весть о том, что меньше чем через два часа у нас иссякнет электроэнергия. Если это так, то мы должны срочно покинуть лодку. Однако мне не хотелось бросать её. Я надеялся добраться до места встречи с нашим эскортом дерзким рывком в надводном положении.
13.30. Лодка движется на перископной глубине. Небо патрулируют самолёты звеньями по четыре-шесть машин. Земли не видно.
13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмоторных самолётов проносится в миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря.
13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал, когда они удалятся.
14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмоторных самолёта. Я опустил перископ так быстро, как только позволяло подъёмное устройство.
14.18. Голубое небо свободно от самолётов. Настал наш час совершить рывок к месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.
14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп от солнечных лучей. Закашлял единственный дизель, и измученная подлодка стала медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время настраивал передатчик, чтобы послать радиограмму с просьбой о воздушном прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на мостике. Лодка ковыляла по контролировавшейся противником зоне, оставляя за собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом оставалось свободным от самолётов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с эскортами. Я повернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега. Однако щадящий режим, позволявший нам держаться на поверхности, кончился: за кормой из-за горизонта появились пять двухмоторных самолётов. Мы мгновенно ушли под воду.
Катастрофа. Лодка, лишённая электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка. Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность заполнения водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415». Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не сумеем подняться со дна моря.
19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задёрнул зелёную занавеску у своей койки и стал обдумывать, как выйти из положения.
23.00. Помощь с базы могла прийти в любую минуту, если только наш радиосигнал был принят. Я приказал включить акустические приборы, но акустик услышал только шум нашей собственной подлодки.
01.00. Сигналов с востока, где находился порт и откуда должна была прийти помощь, нет. Я рискнул подождать ещё два часа, а затем попытаться пройти в бухту самостоятельно.
01.50. – Прямо по курсу слышу слабый шум гребных винтов, – прозвучал наэлектризовавший меня голос акустика.
Я зашёл к нему, надел наушники. Шум от эскортов стал слабеть и скоро умолк. Я физически ощущал на своей спине тонны воды, давившие на нашу лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Внутри корпус выглядел так, как будто по нему пронёсся ураган. В мерцании аварийного освещения прошёл по палубе, усеянной патрубками, трубопроводами, проводами, битым стеклом, вентилями, койками и столами. Вода хлестала через пробоины в радиорубке, клапаны в носовой части и камбузе. Оба баллера руля были погнуты, причём с правого борта настолько сильно, что руль не мог проворачиваться. Передний комплект аккумуляторных батарей треснул, и отсек заполнил электролит. Радиорубка была разгромлена, гирокомпас разбит. Глубиномер выведен из строя, электрические и дизельные компрессоры разрушены, сломаны оба перископа, дизель правого борта сорван с основания, а главная помпа на центрифуге разбита. Поскольку механическое управление вертикальными и горизонтальными рулями заклинило, я приказал управлять ими вручную.
Плавное бесшумное движение. Слышно лишь лёгкое жужжание одного электромотора и приглушённый лязг инструментов. Медленно освобождаются от страшного напряжения душа и тело. Несколько часов мы двигались вперёд, я управлял лодкой, а главмех наблюдал за ремонтными работами. Мы двигались почти вслепую, полагаясь только на неточный магнитный компас, постоянно готовые к тому, что лодка упадёт на дно.
10.27. Внезапно на глубине 27 метров лодка испытала мощный толчок. За ним последовали ещё два. Мы наскочили на рифы у побережья Бретани. Ситуация складывалась критически, поскольку я не мог сориентироваться по перископу.
– Право руля. Продуть цистерну плавучести три. Курс 2-70.
Снова толчки – один, другой, затем пронзительный звук. Резко дёрнулась железная бочка и отлетела метров на пятнадцать. Лязгающие звуки: один, два, три, затем чудовищный скрежет – лодка столкнулась с подводным препятствием ещё раз. Сила толчка почти выбросила её на поверхность, где бы мы продержались лишь несколько минут. Затем «У-415» медленно повернулась курсом на запад. И мне показалось, что нас унесёт от опасных рифов.
10.45. Главмех выбрался из рубки и сообщил, что перископ исправлен. Я подошёл к нему. Когда в окулярах перископа показалась поверхность моря, я с изумлением увидел, что нас окружают серые скалы. На вершине одной из них к северо-востоку мигал маяк Кессана. Оказывается, мы оказались в струе течения, которое несло нас прямо на скалы. Придя в себя от шокирующего зрелища, я крикнул:
– Главмех, какова скорость вращения баллера левого борта?
– 120 оборотов.
– Доведи её до 150, или мы разобьёмся о скалы.
Через перископ я увидел эскадрилью самолётов, летевших на низкой высоте, затем направил его на маяк, чтобы проверить, как мы справляемся с течением. Прогресса не было. Я снова крикнул:
– Главмех, добавь ещё 50 оборотов.
– Это опасно, электромотор может сесть, – услышал я в ответ.
– Плевать! Дай мне хоть 200 оборотов – лодка должна идти быстрее.
Вскоре я почувствовал сильную вибрацию. Поймал в фокус перископа одну из опасных скал. Лодка уже подходила к ней, но теперь стала медленно выползать из западни. Через 40 минут мы обогнули крайний риф на западе, и я с облегчением обтёр вспотевшую шею. Когда начался отлив, я повернул лодку на прежний курс к югу и приказал сбавить вращение баллера до безопасных 100 оборотов.
13.00. Старпом передал тревожную весть о том, что меньше чем через два часа у нас иссякнет электроэнергия. Если это так, то мы должны срочно покинуть лодку. Однако мне не хотелось бросать её. Я надеялся добраться до места встречи с нашим эскортом дерзким рывком в надводном положении.
13.30. Лодка движется на перископной глубине. Небо патрулируют самолёты звеньями по четыре-шесть машин. Земли не видно.
13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмоторных самолётов проносится в миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря.
13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал, когда они удалятся.
14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмоторных самолёта. Я опустил перископ так быстро, как только позволяло подъёмное устройство.
14.18. Голубое небо свободно от самолётов. Настал наш час совершить рывок к месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.
14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп от солнечных лучей. Закашлял единственный дизель, и измученная подлодка стала медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время настраивал передатчик, чтобы послать радиограмму с просьбой о воздушном прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на мостике. Лодка ковыляла по контролировавшейся противником зоне, оставляя за собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом оставалось свободным от самолётов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с эскортами. Я повернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега. Однако щадящий режим, позволявший нам держаться на поверхности, кончился: за кормой из-за горизонта появились пять двухмоторных самолётов. Мы мгновенно ушли под воду.
Катастрофа. Лодка, лишённая электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка. Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность заполнения водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415». Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не сумеем подняться со дна моря.
19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задёрнул зелёную занавеску у своей койки и стал обдумывать, как выйти из положения.
23.00. Помощь с базы могла прийти в любую минуту, если только наш радиосигнал был принят. Я приказал включить акустические приборы, но акустик услышал только шум нашей собственной подлодки.
01.00. Сигналов с востока, где находился порт и откуда должна была прийти помощь, нет. Я рискнул подождать ещё два часа, а затем попытаться пройти в бухту самостоятельно.
01.50. – Прямо по курсу слышу слабый шум гребных винтов, – прозвучал наэлектризовавший меня голос акустика.
Я зашёл к нему, надел наушники. Шум от эскортов стал слабеть и скоро умолк. Я физически ощущал на своей спине тонны воды, давившие на нашу лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124