А пока вседозволенность праворадикальной прессы трактовалась как высшее проявление демократии, привлекала, даже завораживала. Тогда-то и начались манипуляции с массовым сознанием.
Приведу на этот счет два показательных примера. Однажды в своем выступлении Горбачев высказал мысль о «различных формах реализации социалистической собственности», что, на мой взгляд, вполне соответствовало перестройке экономических отношений, представляло несомненный шаг вперед по сравнению с временами огосударствления собственности. Пресса сразу же ухватилась за этот тезис, принялась активно его пропагандировать, что само по себе неплохо, нормально. Однако с течением времени выяснилось следующее: постепенно, так сказать, явочным порядком из формулы Горбачева было изъято слово «реализации». То было лишь началом трансформации.
Впоследствии, безо всяких на то теоретических обоснований, исчезло и слово «социалистической». Остались только «различные формы собственности», что вплотную подвело общественное сознание к внедрению в него «естественности» частной собственности. Такие же изменения претерпело понятие «социалистический плюрализм», превратившись в «политический плюрализм». То же произошло и с тезисом о приоритете общечеловеческих ценностей. Впервые он был выдвинут Горбачевым применительно к ситуации в мире, в условиях ядерного противостояния, безусловно, нес прогрессивный заряд, стал важным элементом политики мирного сосуществования стран с различным общественным строем. Но праворадикальные средства массовой информации, да и сам Горбачев, опять-таки как бы незаметно для общественного мнения «перекинули» это понятие на сферу социальных отношений, противопоставив его классовым интересам.
Так было. Листая подшивки газет недавнего времени, можно без труда убедиться, что эта «перекидка» совершалась тоже без всякого теоретического обоснования, речь просто шла о силовом внедрении в сознание людей ошибочных постулатов.
Возвращаясь к теме «заговора», хочу сказать следующее. Тень октябрьского Пленума ЦК 1964 года безусловно витала в сознании Горбачева, побуждая его действовать определенным образом, выдвигать на передний план так называемую консервативную опасность перестройке, опираться на правых радикалов.
К этой мысли неизбежно приводит и анализ Пленумов ЦК того периода. Дело в том, что состав Центрального Комитета КПСС, избранного на XXVII съезде партии, был в целом сильный, в нем было немало новых, крепких, недавно выдвинувшихся людей. На мой взгляд, в целом это был работоспособный и здравомыслящий Центральный Комитет. Он твердо стоял на позициях перестройки. Но именно поэтому настороженно встречал упакованные, в «демократическую» обертку радикальные идеи «большого скачка» в политике, в корне менявшие первоначальные цели перестройки. На каждом Пленуме вспыхивали острые дискуссии, осуждению, как я упоминал, подвергались радикальные СМИ, шараханья в экономике, нередко критиковали самого Горбачева.
Каждый Пленум превращался для Генерального секретаря в серьезное испытание, и Михаил Сергеевич мне неоднократно говорил, что ему следует уйти в отставку. Это случалось на многих Пленумах. После острой критики в его адрес Горбачев во время перерывов, в узком кругу членов Политбюро, говорил:
— Состав ЦК крайне консервативный, с ними невозможно работать. Надо подавать в отставку… Сейчас выйду и скажу об этом. События показали, что, несмотря на критику, Горбачев с мнением ЦК в своих практических действиях мало считался. Поэтому никто не вправе переваливать вину за нынешний кризис на «консервативный состав ЦК», на партию в целом, что делает сейчас и сам Горбачев. Но, я бы сказал, натянутые отношения Генсека с частью тогдашнего состава ЦК способствовали упрочению «синдрома Хрущева», который разрешился тем, что на майском Пленуме 1989 года большая группа членов ЦК, к тому времени по разным причинам отправленных на пенсию, «коллективно подала в отставку». Видимо, по мнению руководства, такой ход событий снял опасность «переворота», развязал руки для ускорения процесса политических реформ.
Как уже говорилось, я близко стоял ко многим первым секретарям обкомов, крайкомов, хорошо знал их настроения, часто с ними общался. Положа руку на сердце скажу, что в тот период, нередко испытывая недоумение в связи с зигзагами, радикализацией перестройки, все эти люди безусловно отдавали приоритет Горбачеву, и только ему. Не на словах, не в публичных речах, а на деле, в уме и сердце, они считали его лидером нового курса. Ведь именно они в 1985 году горой стояли за его избрание Генеральным секретарем, потому что связывали с Горбачевым надежды на перемены, на обновление. А возникавшие на Пленумах трения объяснялись другим: члены ЦК чувствовали, что перестройка сворачивает с первоначального пути, идет разрушение достигнутого многими поколениями, начинается процесс отступления от социализма, несущий страдания и лишения народу. Люди, политически очень опытные они понимали, кто и по каким причинам подталкивает этот процесс, предвидели тяжелые последствия спешки.
Думаю, если бы Горбачев шагал в ногу с ними, реалистами, подлинными реформаторами, сегодня мы ушли бы далеко-далеко вперед, не попали бы в полосу глубокого кризиса и политической дестабилизации, спада производства, разлома союзного государства. Да и партия не была бы отстранена от политической и экономической жизни, не была бы запрещена, а, участвуя в многопартийной политической жизни, способствовала бы стабилизации общества. В этом я не сомневаюсь.
Но события развивались иначе. Нежелание Центрального Комитета превращать перестройку в «большой скачок» было преподнесено Михаилу Сергеевичу как опасность «переворота».
Между тем уже в то время было совершенно ясно, что громкие крики правых радикалов о каком-то «заговоре» были надуманными, искусственными. Более того, речь шла о коварном маневре с целью увести партию, здоровые силы общества далеко в сторону от реальной опасности: национал-сепаратизма, антикоммунизма. Вскоре жизнь подтвердила этот вывод.
И одним из ответов на «загадку Горбачева» служит, на мой взгляд, умело и не без умысла внедренный в сознание Михаила Сергеевича «синдром Хрущева». Горький урок октябрьского Пленума ЦК 1964 года, когда был смещен со своего поста лидер-реформатор, использовало радикальное окружение Горбачева для создания атмосферы подозрительности, для того, чтобы усилить свое влияние на Генерального секретаря.
Тоже, между прочим, знакомый сюжет, многократно и в различных вариантах встречающийся в истории, в том числе и советской.
Но, конечно, только «синдромом Хрущева» нельзя объяснить зигзаги того политического курса, который прочно связан с именем Горбачева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Приведу на этот счет два показательных примера. Однажды в своем выступлении Горбачев высказал мысль о «различных формах реализации социалистической собственности», что, на мой взгляд, вполне соответствовало перестройке экономических отношений, представляло несомненный шаг вперед по сравнению с временами огосударствления собственности. Пресса сразу же ухватилась за этот тезис, принялась активно его пропагандировать, что само по себе неплохо, нормально. Однако с течением времени выяснилось следующее: постепенно, так сказать, явочным порядком из формулы Горбачева было изъято слово «реализации». То было лишь началом трансформации.
Впоследствии, безо всяких на то теоретических обоснований, исчезло и слово «социалистической». Остались только «различные формы собственности», что вплотную подвело общественное сознание к внедрению в него «естественности» частной собственности. Такие же изменения претерпело понятие «социалистический плюрализм», превратившись в «политический плюрализм». То же произошло и с тезисом о приоритете общечеловеческих ценностей. Впервые он был выдвинут Горбачевым применительно к ситуации в мире, в условиях ядерного противостояния, безусловно, нес прогрессивный заряд, стал важным элементом политики мирного сосуществования стран с различным общественным строем. Но праворадикальные средства массовой информации, да и сам Горбачев, опять-таки как бы незаметно для общественного мнения «перекинули» это понятие на сферу социальных отношений, противопоставив его классовым интересам.
Так было. Листая подшивки газет недавнего времени, можно без труда убедиться, что эта «перекидка» совершалась тоже без всякого теоретического обоснования, речь просто шла о силовом внедрении в сознание людей ошибочных постулатов.
Возвращаясь к теме «заговора», хочу сказать следующее. Тень октябрьского Пленума ЦК 1964 года безусловно витала в сознании Горбачева, побуждая его действовать определенным образом, выдвигать на передний план так называемую консервативную опасность перестройке, опираться на правых радикалов.
К этой мысли неизбежно приводит и анализ Пленумов ЦК того периода. Дело в том, что состав Центрального Комитета КПСС, избранного на XXVII съезде партии, был в целом сильный, в нем было немало новых, крепких, недавно выдвинувшихся людей. На мой взгляд, в целом это был работоспособный и здравомыслящий Центральный Комитет. Он твердо стоял на позициях перестройки. Но именно поэтому настороженно встречал упакованные, в «демократическую» обертку радикальные идеи «большого скачка» в политике, в корне менявшие первоначальные цели перестройки. На каждом Пленуме вспыхивали острые дискуссии, осуждению, как я упоминал, подвергались радикальные СМИ, шараханья в экономике, нередко критиковали самого Горбачева.
Каждый Пленум превращался для Генерального секретаря в серьезное испытание, и Михаил Сергеевич мне неоднократно говорил, что ему следует уйти в отставку. Это случалось на многих Пленумах. После острой критики в его адрес Горбачев во время перерывов, в узком кругу членов Политбюро, говорил:
— Состав ЦК крайне консервативный, с ними невозможно работать. Надо подавать в отставку… Сейчас выйду и скажу об этом. События показали, что, несмотря на критику, Горбачев с мнением ЦК в своих практических действиях мало считался. Поэтому никто не вправе переваливать вину за нынешний кризис на «консервативный состав ЦК», на партию в целом, что делает сейчас и сам Горбачев. Но, я бы сказал, натянутые отношения Генсека с частью тогдашнего состава ЦК способствовали упрочению «синдрома Хрущева», который разрешился тем, что на майском Пленуме 1989 года большая группа членов ЦК, к тому времени по разным причинам отправленных на пенсию, «коллективно подала в отставку». Видимо, по мнению руководства, такой ход событий снял опасность «переворота», развязал руки для ускорения процесса политических реформ.
Как уже говорилось, я близко стоял ко многим первым секретарям обкомов, крайкомов, хорошо знал их настроения, часто с ними общался. Положа руку на сердце скажу, что в тот период, нередко испытывая недоумение в связи с зигзагами, радикализацией перестройки, все эти люди безусловно отдавали приоритет Горбачеву, и только ему. Не на словах, не в публичных речах, а на деле, в уме и сердце, они считали его лидером нового курса. Ведь именно они в 1985 году горой стояли за его избрание Генеральным секретарем, потому что связывали с Горбачевым надежды на перемены, на обновление. А возникавшие на Пленумах трения объяснялись другим: члены ЦК чувствовали, что перестройка сворачивает с первоначального пути, идет разрушение достигнутого многими поколениями, начинается процесс отступления от социализма, несущий страдания и лишения народу. Люди, политически очень опытные они понимали, кто и по каким причинам подталкивает этот процесс, предвидели тяжелые последствия спешки.
Думаю, если бы Горбачев шагал в ногу с ними, реалистами, подлинными реформаторами, сегодня мы ушли бы далеко-далеко вперед, не попали бы в полосу глубокого кризиса и политической дестабилизации, спада производства, разлома союзного государства. Да и партия не была бы отстранена от политической и экономической жизни, не была бы запрещена, а, участвуя в многопартийной политической жизни, способствовала бы стабилизации общества. В этом я не сомневаюсь.
Но события развивались иначе. Нежелание Центрального Комитета превращать перестройку в «большой скачок» было преподнесено Михаилу Сергеевичу как опасность «переворота».
Между тем уже в то время было совершенно ясно, что громкие крики правых радикалов о каком-то «заговоре» были надуманными, искусственными. Более того, речь шла о коварном маневре с целью увести партию, здоровые силы общества далеко в сторону от реальной опасности: национал-сепаратизма, антикоммунизма. Вскоре жизнь подтвердила этот вывод.
И одним из ответов на «загадку Горбачева» служит, на мой взгляд, умело и не без умысла внедренный в сознание Михаила Сергеевича «синдром Хрущева». Горький урок октябрьского Пленума ЦК 1964 года, когда был смещен со своего поста лидер-реформатор, использовало радикальное окружение Горбачева для создания атмосферы подозрительности, для того, чтобы усилить свое влияние на Генерального секретаря.
Тоже, между прочим, знакомый сюжет, многократно и в различных вариантах встречающийся в истории, в том числе и советской.
Но, конечно, только «синдромом Хрущева» нельзя объяснить зигзаги того политического курса, который прочно связан с именем Горбачева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131