Там хоть ясно было, как себя вести, чтоб не влипнуть. Не высовывайся — и не посадят. Не лезь на рожон — и не припорют. А при дерьмократии все уж шибко беспредельно… То мочи кого хошь — и ничего не будет, то лишнее слово вякнул — и жди дырку в башке.
Но Лусия, конечно, завздыхала и утвердительно кивнула.
— Конечно, конечно… Мне было уже двенадцать лет, я все понимала. Я мечтала, что отец отправит меня учиться в Испанию. Здесь все было ужасно глупо и скучно. Парады какие-то, всюду портреты этого параноика, запретные зоны, полиция на каждом шагу, сообщения об арестах… В школе запрещали носить юбки короче, чем на тридцать сантиметров от пола до подола. Ни косметики, ни духов, никаких украшений. С утра — национальный гимн, молитва, по окончании уроков — молитва и опять гимн. Учения по гражданской обороне, перевязочная подготовка. Ужас!
Я подумал, что в совковое время у нас получше было — хоть молиться не заставляли…
— Ваш отец, наверное, хотел уехать? — спросил я.
— Нет, что вы! — сказала Лусия. — Он и не мечтал. Его ведь почти сразу же по возвращении призвали в армию. А потом его перевели в ведомство Хорхе дель Браво. Слышали о таком?
— О, конечно! — воскликнула Елена.
— Вот с тех пор он и работал в нашем центре. Тогда там велись какие-то секретные разработки, а потому ему даже не разрешали выходить с территории. У нас был коттедж, довольно комфортабельный, с бассейном. Я могла учиться в особом, отлично оборудованном колледже, который тоже был на территории центра. А потом отца вдруг арестовали. После этого нас с матерью…
Я понял, отчего сеньорита такая скромная и застенчивая. Отсидка — она и на Хайди отсидка.
— О том, что отца расстреляли, я узнала только после того, как нас освободили из тюрьмы партизаны Эстеллы Рамос. Говорят, это была ужасная женщина, которой ничего не стоило убить любого, но меня-то она спасла… Нам с матерью разрешили вернуться домой. Но через два дня после того, как мы вернулись, в одной из лабораторий центра произошел взрыв. Я помню только сумасшедшую, обезумевшую толпу, которая все ломала и крушила. Самое ужасное
— это были хорошо знакомые нам люди, со многими мы дружили несколько лет, жили рядом… Все они работали в центре. Среди них были несколько человек, которых я помню как милых, добрых совершенно безобидных интеллектуалов. Невероятно, но кое-кого из них я видела всего за час-другой до этого взрыва. И вдруг они превратились в каких-то чудовищ, зверей. Дикие вопли, пена на губах, невероятная сила… Они выворачивали деревья с корнями, сбивали столбы фонарей, опрокидывали автомобили. Бетонный забор, опоясывавший территорию центра, свалили голыми руками и растоптали в щебенку. После них оставались пустыня и руины. Траву — и ту вырывали. Было сущее сумасшествие. Никакого разумного объяснения. Не знаю, что им не понравилось в нашем коттедже, но они разнесли его на куски. Я спряталась… А мама — нет.
Лусия, похоже, могла и разрыдаться. Мне это было очень неприятно. Взрывая установку по производству «Зомби-7», мы с Киской понимали, что выпускаем джинна из бутылки. Наверно, очкастый посол, который весело сообщил нам о толпе, бушующей на улицах Сан-Исидро, тоже догадывался, насколько неприятно было тем, кто попался этой толпе под горячую руку. Однако до сего времени я особенно не переживал, потому что не встречался ни с кем, кто пострадал от этой акции…
Сеньорита Рохас оказалась, однако, достаточно волевой дамой и смогла подавить вполне закономерный приступ скорби.
— Потом появились янки. Я слышала стрельбу, взрывы, но, слава Богу, ничего не видела, потому что сидела в подвале. Потом я узнала, что толпу обстреливали и бомбили с вертолетов, на улицах было убито почти двести человек…
— Не надо мучить себя воспоминаниями, — проникновенно сказала Хавронья. — Это тяжело слушать даже мне, а каково вам, ведь вы все это пережили…
Я ощущал явный и очень сильный стыд. Самое неприятное — отделаться от него было невозможно. Даже естественным оправданием: это был не «я» — Коротков, не «я» — Баринов, а профессиональный наемник Ричард Браун, который за кредитную карточку с миллионом баксов и маму с папой положит. Не унималась стыдобища и от совсем уж жалкого аргумента, что, мол, не я был главным, я только выполнял команды дикой бабы по прозвищу Киска, а та в свою очередь старалась угодить послу Штатов, полагавшему, что обеспечивает американские интересы и защищает права человека… А на самом деле — едва не дал в руки мистеру XYZ — Грэгу Чалмерсу оружие, способное весь мир превратить в стадо идиотов. Сейчас я, на сей раз под своим собственным, при рождении полученным именем, пришел сюда, чтобы разыскать секрет дряни, именуемой «Зомби-7». И не для спасения человечества от этой пакости, а для вознесения на невиданные высоты отца родного.
— А что это была за лаборатория? — спросил я, прикидываясь шлангом, что в последнее время у меня неплохо получалось.
— Та, в которой произошел взрыв? — вяло переспросила сеньорита доктор. — Я знаю, что раньше ею заведовал профессор Мендес и там, как полагали позже, разрабатывали психохимическое оружие. Но Мендеса тоже расстреляли, еще раньше, чем моего отца… Утверждали, что это была государственная измена. Стандартное обвинение для тех времен. И никто не знает, что стояло за этим. Может, жена Мендеса понравилась дель Браво…
— А у Мендеса была красивая жена? — спросил я, искоса бросив взгляд на сеньору Эухению.
— Ну… для своего возраста она была очень симпатичной. Впрочем, я же не утверждаю, что она действительно стала причиной гибели Мендеса. Просто в те времена могло быть и так…
— Да, — согласилась Эухения, — тогда все могло быть. Рейнальдо Мендес был добрым человеком, а Хорхе дель Браво не любил добрых.
И сеньора Дорадо аж засветилась изнутри. Похоже, Ленкина информация о том, что Эухения была любовницей Мендеса, соответствовала действительности.
— Его жену тоже арестовывали? — спросил я.
— Да… — вздохнула Эухения. — Точнее, пытались арестовать. Но она покончила с собой. На глазах сына. Сесару было тогда всего семнадцать…
— И его посадили?
— Нет. Он был тогда кадетом офицерской школы. Когда отряды Киски подошли к Сан-Исидро и большая часть войск Лопеса уже перешла на сторону повстанцев, Лопес приказал кадетам поклясться, что они не отойдут без приказа. Их было всего пятьдесят человек, и они погибли все до единого. Чтобы Лопес смог удрать на подводной лодке и вывезти с острова свору своих холуев…
Эухения говорила таким тоном, что у меня начали закрадываться мысли, будто она похожа на парттетю не только по форме, но и по содержанию. Может, у нее и партбилет где-нибудь под кустом закопан? Впрочем, я хорошо помнил, как в свое время тут чуть не весь народ объявлял себя сторонниками коммунистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Но Лусия, конечно, завздыхала и утвердительно кивнула.
— Конечно, конечно… Мне было уже двенадцать лет, я все понимала. Я мечтала, что отец отправит меня учиться в Испанию. Здесь все было ужасно глупо и скучно. Парады какие-то, всюду портреты этого параноика, запретные зоны, полиция на каждом шагу, сообщения об арестах… В школе запрещали носить юбки короче, чем на тридцать сантиметров от пола до подола. Ни косметики, ни духов, никаких украшений. С утра — национальный гимн, молитва, по окончании уроков — молитва и опять гимн. Учения по гражданской обороне, перевязочная подготовка. Ужас!
Я подумал, что в совковое время у нас получше было — хоть молиться не заставляли…
— Ваш отец, наверное, хотел уехать? — спросил я.
— Нет, что вы! — сказала Лусия. — Он и не мечтал. Его ведь почти сразу же по возвращении призвали в армию. А потом его перевели в ведомство Хорхе дель Браво. Слышали о таком?
— О, конечно! — воскликнула Елена.
— Вот с тех пор он и работал в нашем центре. Тогда там велись какие-то секретные разработки, а потому ему даже не разрешали выходить с территории. У нас был коттедж, довольно комфортабельный, с бассейном. Я могла учиться в особом, отлично оборудованном колледже, который тоже был на территории центра. А потом отца вдруг арестовали. После этого нас с матерью…
Я понял, отчего сеньорита такая скромная и застенчивая. Отсидка — она и на Хайди отсидка.
— О том, что отца расстреляли, я узнала только после того, как нас освободили из тюрьмы партизаны Эстеллы Рамос. Говорят, это была ужасная женщина, которой ничего не стоило убить любого, но меня-то она спасла… Нам с матерью разрешили вернуться домой. Но через два дня после того, как мы вернулись, в одной из лабораторий центра произошел взрыв. Я помню только сумасшедшую, обезумевшую толпу, которая все ломала и крушила. Самое ужасное
— это были хорошо знакомые нам люди, со многими мы дружили несколько лет, жили рядом… Все они работали в центре. Среди них были несколько человек, которых я помню как милых, добрых совершенно безобидных интеллектуалов. Невероятно, но кое-кого из них я видела всего за час-другой до этого взрыва. И вдруг они превратились в каких-то чудовищ, зверей. Дикие вопли, пена на губах, невероятная сила… Они выворачивали деревья с корнями, сбивали столбы фонарей, опрокидывали автомобили. Бетонный забор, опоясывавший территорию центра, свалили голыми руками и растоптали в щебенку. После них оставались пустыня и руины. Траву — и ту вырывали. Было сущее сумасшествие. Никакого разумного объяснения. Не знаю, что им не понравилось в нашем коттедже, но они разнесли его на куски. Я спряталась… А мама — нет.
Лусия, похоже, могла и разрыдаться. Мне это было очень неприятно. Взрывая установку по производству «Зомби-7», мы с Киской понимали, что выпускаем джинна из бутылки. Наверно, очкастый посол, который весело сообщил нам о толпе, бушующей на улицах Сан-Исидро, тоже догадывался, насколько неприятно было тем, кто попался этой толпе под горячую руку. Однако до сего времени я особенно не переживал, потому что не встречался ни с кем, кто пострадал от этой акции…
Сеньорита Рохас оказалась, однако, достаточно волевой дамой и смогла подавить вполне закономерный приступ скорби.
— Потом появились янки. Я слышала стрельбу, взрывы, но, слава Богу, ничего не видела, потому что сидела в подвале. Потом я узнала, что толпу обстреливали и бомбили с вертолетов, на улицах было убито почти двести человек…
— Не надо мучить себя воспоминаниями, — проникновенно сказала Хавронья. — Это тяжело слушать даже мне, а каково вам, ведь вы все это пережили…
Я ощущал явный и очень сильный стыд. Самое неприятное — отделаться от него было невозможно. Даже естественным оправданием: это был не «я» — Коротков, не «я» — Баринов, а профессиональный наемник Ричард Браун, который за кредитную карточку с миллионом баксов и маму с папой положит. Не унималась стыдобища и от совсем уж жалкого аргумента, что, мол, не я был главным, я только выполнял команды дикой бабы по прозвищу Киска, а та в свою очередь старалась угодить послу Штатов, полагавшему, что обеспечивает американские интересы и защищает права человека… А на самом деле — едва не дал в руки мистеру XYZ — Грэгу Чалмерсу оружие, способное весь мир превратить в стадо идиотов. Сейчас я, на сей раз под своим собственным, при рождении полученным именем, пришел сюда, чтобы разыскать секрет дряни, именуемой «Зомби-7». И не для спасения человечества от этой пакости, а для вознесения на невиданные высоты отца родного.
— А что это была за лаборатория? — спросил я, прикидываясь шлангом, что в последнее время у меня неплохо получалось.
— Та, в которой произошел взрыв? — вяло переспросила сеньорита доктор. — Я знаю, что раньше ею заведовал профессор Мендес и там, как полагали позже, разрабатывали психохимическое оружие. Но Мендеса тоже расстреляли, еще раньше, чем моего отца… Утверждали, что это была государственная измена. Стандартное обвинение для тех времен. И никто не знает, что стояло за этим. Может, жена Мендеса понравилась дель Браво…
— А у Мендеса была красивая жена? — спросил я, искоса бросив взгляд на сеньору Эухению.
— Ну… для своего возраста она была очень симпатичной. Впрочем, я же не утверждаю, что она действительно стала причиной гибели Мендеса. Просто в те времена могло быть и так…
— Да, — согласилась Эухения, — тогда все могло быть. Рейнальдо Мендес был добрым человеком, а Хорхе дель Браво не любил добрых.
И сеньора Дорадо аж засветилась изнутри. Похоже, Ленкина информация о том, что Эухения была любовницей Мендеса, соответствовала действительности.
— Его жену тоже арестовывали? — спросил я.
— Да… — вздохнула Эухения. — Точнее, пытались арестовать. Но она покончила с собой. На глазах сына. Сесару было тогда всего семнадцать…
— И его посадили?
— Нет. Он был тогда кадетом офицерской школы. Когда отряды Киски подошли к Сан-Исидро и большая часть войск Лопеса уже перешла на сторону повстанцев, Лопес приказал кадетам поклясться, что они не отойдут без приказа. Их было всего пятьдесят человек, и они погибли все до единого. Чтобы Лопес смог удрать на подводной лодке и вывезти с острова свору своих холуев…
Эухения говорила таким тоном, что у меня начали закрадываться мысли, будто она похожа на парттетю не только по форме, но и по содержанию. Может, у нее и партбилет где-нибудь под кустом закопан? Впрочем, я хорошо помнил, как в свое время тут чуть не весь народ объявлял себя сторонниками коммунистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158