Вдруг во дворе показалась пожилая дворничиха. Она толкала перед собой разломанную детскую коляску, на которой стояла огромная коробка из-под японского телевизора. Из коробки выглядывали метлы. Коляска громко повизгивала несмазанной осью и дребезжала на весь двор. Те пятеро, что ждали у подъезда, готовые открыть огонь, быстро обернулись на этот звук и скользнули в парадное.
— Вот спасибо, тетенька, — прошептал Пастух и, вытащив пистолет «гюрза», пригнувшись, стремглав выскочил и исчез в зелени. За ним рванул и Перегудов.
Почти беззвучно отталкиваясь от асфальта, за шумовой завесой разбитой коляски они добежали до полукруглой арки, выходящей в соседний двор. Через пустую детскую песочницу, по кратчайшей линии, легко перемахнув через несколько бетонных заборчиков, окружавших дворовую спортплощадку, они добрались до своего «джипа». Пастух перевел дух, бегло осмотрел машину, быстро открыл ее, завел мотор.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал он и плавно тронул приглушенно рокочущий черный «патрол» со стоянки.
Утро занималось чудесное, чистое, омытое ливнем ночной грозы.
— Куда? — спросил Док.
— Будто не знаешь, — усмехнулся Пастух. Храм Иоанна Воина на Якиманке, мимо которого они пронеслись этой ночью, только что открылся.
Прихожан еще почти не было. Лишь несколько старушек стояли перед закрытыми царскими вратами алтаря, откуда доносился негромкий голос дьякона. В северном приделе храма у аналоя с крестом и Евангелием отец Андрей, в епитрахили поверх черного подрясника, готовился принимать исповедь.
Он почти не изменился с тех пор, как они виделись последний раз в Спас-Заулке и, Несмотря на бороду и облачение, выглядел не намного старше Пастуха.
Пастух и Док оглядели храм. У иконы Георгия-Победоносца, побивающего змия, измотанные волнением, с незнакомыми строгими лицами, стояли их друзья — молча молились со свечами в руках перед ликом своего святого покровителя. Издали встретились глазами, сошлись, молча обнялись. Помолчали. Тут не нужны были слова. Главное — остались живы, снова встретились.
Знали: жизнь каждого отныне снова была лишь в руце Божией.
Отпустив грехи какой-то крохотной старушке, исповедник оглядел храм и увидел их всех. Вгляделся и… узнал. Поманил их, и они медленно приблизились к аналою.
— Здравствуйте, батюшка, — поклонился Пастух.
— Здравствуй, Сергий. Вот и встретились. Отец Андрей подвел его к аналою.
— Слушаю тебя. Говори. Раб Божий Сергий молчал.
— Писано, Сергий, «уклонись от зла и совершишь благо».
— Я бы уклонился, — сказал Пастух. — Но я солдат, я присягал. Как быть, если приходят враги, чтобы убивать?
Отец Андрей молчал, опустив голову, и глядел в пол. Потом поднял глаза.
— Нет вопроса трудней. Уверен ли, Сергий, что не служишь злу? Умеешь ли различить?
— Война всегда зло, — сказал Пастухов.
— Молись и веруй. Если веруешь всем сердцем, что не служишь злу, — ступай с миром. И повернулся к остальным.
— Подойдите ко мне и склоните свои главы… Отец Андрей осенил их наперсным священническим крестом.
— Помоги вам Бог.
Они поклонились, молча поставили свечи и тихо вышли из храма.
Шесть горящих свечей остались на подсвечнике у иконы. И одна — на кануне, за упокой их седьмого, который не придет сюда уже никогда.
* * *
— Я уж думал, больше не увидимся, — с облегчением сказал Артист, когда они вышли из храма и приостановились во дворе у строеньица с надписью «Просфоры».Мы получили приказ срочно уходить, но сумеют ли предупредить вас — кто же знал?
Думал, сердце разорвется.
— Дядя Костя дозвонился? — спросил Пастух.
— Да нет, не он. Кто-то другой.
— Не понял… — повернулся к нему Док. — А ну, Семен, давай поточней. Кто, что и когда… — Погодите вы! — оборвал Пастух. — Все потом. Сейчас нам перво-наперво надо от палачей удрать. У нас свой приказ, у них — свой.
— Так, значит, все-таки приходили? — спросил Семен.
— Еще как приходили! — ответил Док. — Мы их видели. И ушли только чудом.
— Все было на острие ножа, — подтвердил Пастух. — Нас сейчас наверняка по всей Москве ищут-рыщут. Если они наши головы хозяину не принесут — им не жить.
Тут игра всерьез. Да и ставка немалая. Сваливать надо — туда, где нас точно не найдут.
— Может, в метро? — предложил Док.
— Отпадает, — покачал головой Артист. — Вы же еще не знаете. Колькину рожу сегодня ночью в «Дорожном патруле» демонстрировали. Как беглого психа. Наверняка фотки у каждого мента.
— А я-то думаю, чего это он имидж сменил, — засмеялся Пастух. — Просто неузнаваем!
— А с чего вы взяли, что они все-таки шли нас гробить? — спросил Хохлов.
— Знаешь, Митя, — прищурил глаз Док, — чем ты всегда был мне дорог?
Неистребимым оптимизмом. Только, дорогой мой оптимист, вот с такими инструментами, по-моему, на мирные переговоры не ходят. Лично я не пошел бы. — И Иван распахнул куртку, показав друзьям висящую под мышкой плоскую черную коробочку.
— А это что ж такое? — удивился Муха.
— Прошу заметить, — сказал Док, — лейтенант российского спецназа Олег Мухин понятия не имеет, что это за штучка. Симптоматично, не так ли? Показываю!
Демонстрация для несведущих… Одним движением Перегудов перевел защелку на черной стальной коробочке, и в доли секунды она раскрылась и распалась надвое буквой "г", открыв потайной ствол и превратившись в маленький пистолет-пулемет.
— Оружие двадцать первого века, — сказал Пастух. — Бесшумный автомат. Оружие сугубо секретное. Состоит на табеле только в спецслужбах.
— Так куда нам теперь деваться-то? — спросил Муха.
— Предложение такое, — сказал Боцман, — на первой же пристани садимся на любой прогулочный броненосец, отчаливаем и плывем куда волна прибьет. На судне все и обсудим. На реке они нас искать не станут. «Джип» припаркуем и оставим в любом дворе. Если и наткнутся — так не сегодня. Да и номера мы сменили.
— Ну ладно, — усмехнулся Артист, — по морям, по волнам. Поехали!
Не обнаружив ничего опасного или подозрительного вокруг церкви, они сели в машину и покатили в сторону Кремля. Ехали по Москве и мысленно прощались с ней.
Обе рации, захваченные Пастухом ранним утром, были включены на постоянный прием, но, кроме шипения и потрескивания эфира, из них теперь не раздавалось ни звука — видимо, перешли на запасную волну.
Через час они уже плыли по реке на нижней палубе прогулочного теплохода «Москва‑17».
* * *
Для Германа Григорьевича Клокова не составило труда выяснить, что после того драматичного совещания в кабинете генерального конструктора НПО «Апогей», когда Черемисин ушел, хлопнув дверью, удрученный старик скрылся у себя на даче в академическом поселке и сидит там как сыч, прервав все связи с внешним миром.
Клоков поехал к нему сам, без шума и помпы, без большого кортежа, лишь с одной машиной охраны, в неприметной черной «Волге».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
— Вот спасибо, тетенька, — прошептал Пастух и, вытащив пистолет «гюрза», пригнувшись, стремглав выскочил и исчез в зелени. За ним рванул и Перегудов.
Почти беззвучно отталкиваясь от асфальта, за шумовой завесой разбитой коляски они добежали до полукруглой арки, выходящей в соседний двор. Через пустую детскую песочницу, по кратчайшей линии, легко перемахнув через несколько бетонных заборчиков, окружавших дворовую спортплощадку, они добрались до своего «джипа». Пастух перевел дух, бегло осмотрел машину, быстро открыл ее, завел мотор.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал он и плавно тронул приглушенно рокочущий черный «патрол» со стоянки.
Утро занималось чудесное, чистое, омытое ливнем ночной грозы.
— Куда? — спросил Док.
— Будто не знаешь, — усмехнулся Пастух. Храм Иоанна Воина на Якиманке, мимо которого они пронеслись этой ночью, только что открылся.
Прихожан еще почти не было. Лишь несколько старушек стояли перед закрытыми царскими вратами алтаря, откуда доносился негромкий голос дьякона. В северном приделе храма у аналоя с крестом и Евангелием отец Андрей, в епитрахили поверх черного подрясника, готовился принимать исповедь.
Он почти не изменился с тех пор, как они виделись последний раз в Спас-Заулке и, Несмотря на бороду и облачение, выглядел не намного старше Пастуха.
Пастух и Док оглядели храм. У иконы Георгия-Победоносца, побивающего змия, измотанные волнением, с незнакомыми строгими лицами, стояли их друзья — молча молились со свечами в руках перед ликом своего святого покровителя. Издали встретились глазами, сошлись, молча обнялись. Помолчали. Тут не нужны были слова. Главное — остались живы, снова встретились.
Знали: жизнь каждого отныне снова была лишь в руце Божией.
Отпустив грехи какой-то крохотной старушке, исповедник оглядел храм и увидел их всех. Вгляделся и… узнал. Поманил их, и они медленно приблизились к аналою.
— Здравствуйте, батюшка, — поклонился Пастух.
— Здравствуй, Сергий. Вот и встретились. Отец Андрей подвел его к аналою.
— Слушаю тебя. Говори. Раб Божий Сергий молчал.
— Писано, Сергий, «уклонись от зла и совершишь благо».
— Я бы уклонился, — сказал Пастух. — Но я солдат, я присягал. Как быть, если приходят враги, чтобы убивать?
Отец Андрей молчал, опустив голову, и глядел в пол. Потом поднял глаза.
— Нет вопроса трудней. Уверен ли, Сергий, что не служишь злу? Умеешь ли различить?
— Война всегда зло, — сказал Пастухов.
— Молись и веруй. Если веруешь всем сердцем, что не служишь злу, — ступай с миром. И повернулся к остальным.
— Подойдите ко мне и склоните свои главы… Отец Андрей осенил их наперсным священническим крестом.
— Помоги вам Бог.
Они поклонились, молча поставили свечи и тихо вышли из храма.
Шесть горящих свечей остались на подсвечнике у иконы. И одна — на кануне, за упокой их седьмого, который не придет сюда уже никогда.
* * *
— Я уж думал, больше не увидимся, — с облегчением сказал Артист, когда они вышли из храма и приостановились во дворе у строеньица с надписью «Просфоры».Мы получили приказ срочно уходить, но сумеют ли предупредить вас — кто же знал?
Думал, сердце разорвется.
— Дядя Костя дозвонился? — спросил Пастух.
— Да нет, не он. Кто-то другой.
— Не понял… — повернулся к нему Док. — А ну, Семен, давай поточней. Кто, что и когда… — Погодите вы! — оборвал Пастух. — Все потом. Сейчас нам перво-наперво надо от палачей удрать. У нас свой приказ, у них — свой.
— Так, значит, все-таки приходили? — спросил Семен.
— Еще как приходили! — ответил Док. — Мы их видели. И ушли только чудом.
— Все было на острие ножа, — подтвердил Пастух. — Нас сейчас наверняка по всей Москве ищут-рыщут. Если они наши головы хозяину не принесут — им не жить.
Тут игра всерьез. Да и ставка немалая. Сваливать надо — туда, где нас точно не найдут.
— Может, в метро? — предложил Док.
— Отпадает, — покачал головой Артист. — Вы же еще не знаете. Колькину рожу сегодня ночью в «Дорожном патруле» демонстрировали. Как беглого психа. Наверняка фотки у каждого мента.
— А я-то думаю, чего это он имидж сменил, — засмеялся Пастух. — Просто неузнаваем!
— А с чего вы взяли, что они все-таки шли нас гробить? — спросил Хохлов.
— Знаешь, Митя, — прищурил глаз Док, — чем ты всегда был мне дорог?
Неистребимым оптимизмом. Только, дорогой мой оптимист, вот с такими инструментами, по-моему, на мирные переговоры не ходят. Лично я не пошел бы. — И Иван распахнул куртку, показав друзьям висящую под мышкой плоскую черную коробочку.
— А это что ж такое? — удивился Муха.
— Прошу заметить, — сказал Док, — лейтенант российского спецназа Олег Мухин понятия не имеет, что это за штучка. Симптоматично, не так ли? Показываю!
Демонстрация для несведущих… Одним движением Перегудов перевел защелку на черной стальной коробочке, и в доли секунды она раскрылась и распалась надвое буквой "г", открыв потайной ствол и превратившись в маленький пистолет-пулемет.
— Оружие двадцать первого века, — сказал Пастух. — Бесшумный автомат. Оружие сугубо секретное. Состоит на табеле только в спецслужбах.
— Так куда нам теперь деваться-то? — спросил Муха.
— Предложение такое, — сказал Боцман, — на первой же пристани садимся на любой прогулочный броненосец, отчаливаем и плывем куда волна прибьет. На судне все и обсудим. На реке они нас искать не станут. «Джип» припаркуем и оставим в любом дворе. Если и наткнутся — так не сегодня. Да и номера мы сменили.
— Ну ладно, — усмехнулся Артист, — по морям, по волнам. Поехали!
Не обнаружив ничего опасного или подозрительного вокруг церкви, они сели в машину и покатили в сторону Кремля. Ехали по Москве и мысленно прощались с ней.
Обе рации, захваченные Пастухом ранним утром, были включены на постоянный прием, но, кроме шипения и потрескивания эфира, из них теперь не раздавалось ни звука — видимо, перешли на запасную волну.
Через час они уже плыли по реке на нижней палубе прогулочного теплохода «Москва‑17».
* * *
Для Германа Григорьевича Клокова не составило труда выяснить, что после того драматичного совещания в кабинете генерального конструктора НПО «Апогей», когда Черемисин ушел, хлопнув дверью, удрученный старик скрылся у себя на даче в академическом поселке и сидит там как сыч, прервав все связи с внешним миром.
Клоков поехал к нему сам, без шума и помпы, без большого кортежа, лишь с одной машиной охраны, в неприметной черной «Волге».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114