— Что-то заметили, — сказал Пастух. — Давай тоже туда. В обход горы.
Но те, кто был в воздухе и на быстрых колесах, имели неоспоримые преимущества перед теми, кто двигался пешим порядком. Неожиданно вертолеты снова изменили курс и понеслись, кажется, прямо к ним.
— Ложись! — крикнул Пастух и, откатившись, прижался к большому камню.
Боцман тоже не стал испытывать судьбу. Тарахтенье винтокрылых машин стремительно нарастало. Уже слышался свист лопастей и специфический звенящий перестук вертолетных моторов. Они прогрохотали почти над ними и скрылись за каменистыми выступами горной котловины.
— Не иначе купол мой увидели, — крикнул Пастух, и Боцман кивнул.
Один из серых пятнистых вездеходов, подскакивая на ухабах, пронесся совсем недалеко, не дальше двухсот метров от них. Боцман перекатился поближе к командиру.
— Большие силы, Серега. В вертушках человек по пять, на вездеходах — по четыре. И пулеметы.
— Все так, — кивнул Пастух. — Но у них нет нашего боевого опыта. Ясно одно: район они примерно определили, парашют мой нашли. Трубача и Дока пока не обнаружили. Искать будут до посинения, пока не найдут.
— Значит, крышка нам? — спросил Боцман.
— Знаешь, Митя, — зло ответил Пастух, — извини, брат, ты меня заколебал.
Третий раз за двое суток вспоминаешь про крышку. Не суетись, крышка не убежит.
* * *
Артист, Муха и Михаил менялись местами за рулем каждые два часа. Один усаживался за баранку, другой становился штурманом, третий отправлялся назадотсыпаться до следующей смены. Но только к концу первого дня маршрута по территории Ирана все трое вполне уразумели, что приходится на долю этих фанатиков, какое самоистязание это ралли.
Нестерпимо болели плечи и шея. Слезились глаза. Несмотря на все ухищрения, пыль и песок проникали в салон и скрипели на зубах. Машина была оснащена кондиционером, но он не был рассчитан конечно на такие нагрузки и на пятом часу забарахлил и вырубился вчистую. Ужасные горные дороги без каких-либо знаков, а уж тем более ограждений на поворотах, страшные спуски, затяжные подъемы, выматывающие спирали серпантинов… И пот, заливающий глаза, и ноги, еле успевающие управляться с педалями, и мускулы, вздутые от ежеминутного переключения скоростей… — Фу! — отплевывался Муха. — Вот уж правда — охота пуще неволи! Хорошо ещемашина с ручной коробкой. Был бы автомат — хана.
Иногда дороги разветвлялись по перевалам, и надо было смотреть в оба, чтобы не потерять трассу и не заехать черт-те куда. Тяжелейший этап брал свое, собирал свою дань. Еще несколько машин выбыли из соревнований.
— Вот сволочи, — бормотал Артист, — неужто нельзя было переправить эту чертову смесь каким-нибудь более приятным способом?
— Ага, — буркнул в ответ Муха, — нас не спросили.
Но вот первый горный участок остался позади и перед ними открылись цветущие долины, селения и городки, словно сошедшие не то со страниц восточных сказок, не то с чудесных древних миниатюр. Глинобитные дома, купола мечетей, будто выпиленные из сахара зубчатые стены, дворцы и минареты — мир странный, почти ирреальный. Но не было времени ни всмотреться в него, ни понять.
* * *
Самое важное на войне — угадать и предугадать. Что замыслил, как поступит противник. Но и случайность играет ничуть не меньшую роль… Вот и теперь. На то не было их расчета, но белый купол, оставленный на вершине, в самом деле привлек преследователей. Небольшие вертолеты кружились километрах в трех за их спинами, ища место для посадки в тесных ущельях. Наконец оба исчезли за серыми гребнями и грохот их двигателей сделался тише и глуше. Туда же устремились и вездеходы.
— Ходу, Митя! — крикнул Сергей. — Хоть маленький выигрыш, а наш!
Он оглянулся. На этой спеченной, припыленной серо-коричневой почве следов почти не было видно. Укрыться можно было только в нагромождениях скал, хаотично набросанных серыми грудами на равнине. Идти по прямой было невозможно — только по ломаной линии, от одной группы скал к другим.
Перемещались перебежками и после двух-трех-минутной передышки, восстановив дыхание, новый бросок в триста — четыреста метров. Солнце быстро поднималось, становилось все жарче, но сил еще было с избытком. Того убийственного, испепеляющего зноя, каким печально славились эти места, пока еще не чувствовалось. Они продвигались довольно быстро, но трехглавая гора как будто не приближалась. Километр за километром, кривыми зигзагами… Пастух прикинул — за первый час они одолели километров пять, и если захромавший Трубач в таком темпе двигаться не мог, то, вероятно, они должны были скоро нагнать его и Дока.
Они не обольщались — белое пятнышко парашютной ткани на склоне горы отвлекло противника ненадолго. Очень скоро он снова кинется прочесывать равнину, методично обшаривая с воздуха и на земле каждый квадрат. И если этих раскиданных там и сям древних скал больше не будет — укрыться на голой, открытой местности станет негде. Надо было подобраться как можно ближе к заветной трехглавой, и потому Пастух и Боцман ускоряли темп и дальность перебежек, спрямляя линию маршрута.
Сергей оглядывался время от времени — насколько заметны их следы, разглядеть их было нельзя, однако, вполне возможно, с воздуха все могло видеться совсем иначе. Поверхность почвы могла измениться после каждого спуска или подъема, слой пыли мог стать глубже и рыхлее, и тогда найти их уже не составило бы труда.
Гора, на которую они держали направление, неохотно поднималась, вырастала из-за горизонта — они прошли, вероятно, уже больше половины пути. Проклятое солнце уходило в высоту, распалялось и жарило все безжалостней — словно к их спинам и плечам прижимали огромный утюг, выпаривая силы из их тел… — Погоди, командир… — помотал головой Боцман на одной из коротких стоянок в тени бесформенной базальтовой груды, привалясь к которой горячими спинами они старались отдышаться после полукилометровой перебежки, — маленько зачухался я. И пить охота… Пастух искоса глянул на друга: за те два с лишним часа, что они продвигались, уходя от врагов, Хохлов заметно осунулся. Этот маршрут, кажется, забирал у Боцмана больше сил, чем у него самого.
— Ладно, — сказал Сергей, — над нами не каплет. Отдохнем тут минут десять ивперед, геолог!
— Это уж точно… — тяжело дыша, кивнул Боцман. — Над нами не каплет. Только с нас… Слушай, ты Цоя Виктора любишь?
— Чего это ты вспомнил вдруг? — оторопел Пастух, уж больно неожиданно это прозвучало. — Люблю, кто ж его не любит. А что?
— Жалко парня, — вздохнул Боцман.
— Всех жалко, — сказал Сергей. — А ты, Митька, зубы мне не заговаривай. Пить не разрешу, пока не станет совсем невмоготу. Думаешь, я не иссох? Вставай, пошли!
* * *
Трубач и Док были совсем недалеко от них, всего в каких-то полутора километрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114