Он трясся и ныл, когда врач «Скорой помощи» перевязывал его рану.
Боец с автоматом, с открытым волевым лицом, с твердо сжатыми губами, с непримиримым взглядом, стоявший над Лопоухим, приводил его в ужас. Ведь достаточно ему только двинуть пальцем…
И вот теперь на лестнице Лопоухого бил колотун, сдержать который он никак не мог.
Перед нужной площадкой Демин остановился. Поманил Лопоухого пальцем.
— Теперь слушай. Когда махну рукой, подойдешь к двери. Позвонишь, назовешься…
— Они-и, — Лопоухий с трудом произносил слова, — меня пришьют.
— Дура! Через дверь стрелять никто не станет. Она стальная. Дверь открывается наружу. Сразу встань за нее. Учти, перестрелки не будет. Стреляю я один. Твоих корешей живыми брать не намерен…
Лопоухий задергал головой. Он хотел что-то сказать, но язык отказал ему окончательно.
Раздалось бурчание, похожее на «бу-бу».
Демин схватил Лопоухого за лацкан кожаной куртки. Притянул, придвинул вплотую к себе. Холодно врастяжку произнес:
— Если также станешь бубнить у двери, первым шлепну тебя. При попытке сорвать операцию. Хочешь сдохнуть?
— Не-е-ет.
— Тогда перестань дрожать.
Демин, пригнувшись, чтобы оказаться ниже смотрового глазка в двери, проскочил в закуток холла и прижался к простенку. Автомат направил так, чтобы можно было дать очередь в щель, едва дверь приоткроется…
В шесть часов двадцать минут «труповозка» увезла тела тех, кто еще вчера стрелял в милицию, не думая о том, что наступит возмездие…
Прошел год. Полковник Зорин стал генералом по званию и любимцем министра внутренних дел по положению. Теперь он не просто философствовал на кандидатском уровне. Пользуясь положением генерала, он стал давить тех, кто пытался отстаивать собственные взгляды на жизнь и службу.
В академии МВД специалисты обсуждали проблемы, связанные с возможной отменой смертной казни. Зорин закатил пламенную речь, став зачинателем дискуссии. Он заранее обвинил в ретроградстве и рецидивах большевистского мышления всех, кто стоял за сохранение жестокого отношения к убийцам.
Трубин выступил против подобных оценок, поскольку угрозы и запреты в дискуссии не бывают полезны и плодотворны для выяснения сути проблемы.
Потом спор из аудитории перешел в кабинет генерала Зорина. Выговорившись, тот снизошел до милости и решил закончить дело миром.
— Не надо радикализма, Трубин. Я озвучивал мысли и взгляды министра. Это ты должен понять. Сам же я как гражданин хорошо знаю, какое ожесточение вызывают в обществе убийцы. Особенно серийные маньяки. Если слышу о них, то готов на самые крайние меры. Но как философ начинаю размышлять и задаю вопрос: почему государство присваивает себе право казнить, убивать? Чем в таком случае оно лучше самих убийц?
— Ай-ай, какие мы философы! — Трубин произнес это насмешливо, с большой долей презрения. — Почему вам, господин генерал, не пришло в голову выступить против права государства посылать в Чечню на смерть молодых мальчишек? За которыми вообще никакой вины? Или я не курсе? Может быть, вы как член коллегии министерства на одном из ее заседаний такой вопрос ставили?
— Решение о войне принимал не я.
— А об отмене смертной казни закон поручено подписать генералу Зорину. Так?
— Найдется кому это сделать. Нас не спросят.
— Зря. Все равно я и при таком законе убийц, которые поднимут руку на милиционера, живыми брать не буду.
— Если вам, Трубин, надоело служить…
— То что?
— Есть много способов оставить службу достойно. С пенсией…
— Удивляюсь, как при таком рвении генерал Зорин столь медленно продвигался по службе. Должно быть, завистливые большевики зажимали. Вам бы уже давно пора быть министром.
Конфликт приобрел необратимый характер. Трубин прямо в кабинете Зорина написал рапорт об увольнении. Резолюций долго ждать не пришлось.
Командиром отряда назначили Демина.
— Ну, старик, ты попер в гору! — Трубин, прощаясь, все еще шутил. — Если что, звони. Помогу.
Нужда ждать не заставила, и Демин уже через полгода обратился к Трубину с просьбой. Тот к этому времени служил в отделе безопасности крупного московского банка и, судя по всему, процветал.
— Михаил Петрович, это Демин.
— Обижаешь, Юра. Я тебя с закрытыми глазами могу узнать.
— Спасибо, Михаил Петрович.
— Ты мне давно не звонил. Что так?
— Боялся надоедать. Вы ведь у нас теперь фигура.
— Значит, сейчас что-то просить собрался?
— Почему так решили?
— Когда прижимает нужда, то о стеснительности забывают быстро, зато старых друзей вспоминают сразу. Валяй, Юра, я слушаю.
— Михаил Петрович, — голос Демина дрогнул, — я бы продался мафии. У вас с ними связей нет?
— Ну, Юра, у тебя шуточки! Ты бы сразу шел к американцам.
— Думал. Но, говорят, они только министров и кандидатов в президенты сейчас берут. Мелочи пузатой уже нахватались.
— Ладно, что случилось?
— Нужны десять тысяч долларов. Сыну на операцию. Готов отработать.
Трубин помолчал. Должно быть, задумался. Потом сказал:
— С мафией я тебя сводить не стану, но есть человек. Ему требуется боец с твоим опытом. Заработок хороший. Во всяком случае, не казенная солома.
— Буду признателен.
— Я его предупрежу, а ты запиши координаты. Крюков Александр Алексеевич. Константин, Роман, Юрий, Константин, Ольга, Владимир. Крюков. Позвони ему завтра…
Верочка Анисимова
Заслуженный мастер парашютного спорта, мастер спорта по пулевой стрельбе. Старший лейтенант запаса ГРУ Генерального штаба.
Настоящая любовь — как степной пожар: вспыхивает от случайной искры и сжигает дотла. А искру любви высекают два случайно встретившихся взгляда. Произойти это может где и когда угодно.
Максим Анисимов увидел Верочку Саввину в грузовичке, который вез группу парашютистов-спортсменов на учебный аэродром Волосово. Молодые ребята — девчата и парни сидели на скамейках вдоль бортов открытого ветру «газика». Они были готовы к первому в жизни прыжку и все как один переживали состояние крайнего возбуждения.
Анисимов, как и полагалось инструктору, старался выглядеть серьезно, хотя и подпевал, когда пели все остальные.
Напротив Анисимова сидела девушка. Светловолосая, с чистой кожей лица; щеками, окрашенными здоровым румянцем; с носиком-пупочкой, чернобровая, полногрудая, с талией «в рюмочку»; со стройными ногами и округлыми коленками — она сразу привлекла внимание Анисимова, понравилась ему.
Наблюдая искоса за незнакомкой, Анисимов несколько раз встречался с ней глазами.
И тут же ощущал, как жаркая волна нежности и будоражащей радости окатывала его с головы до ног.
Они проехали несколько километров, когда Анисимов решил: ему пора распускать хвост павлином, петь соловьем, чтобы предстать перед этой девушкой — не перед другими, а только перед ней одной — во всем своем орлином мужестве покорителя небес, привлечь ее внимание, покорить, пока того же не совершили другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Боец с автоматом, с открытым волевым лицом, с твердо сжатыми губами, с непримиримым взглядом, стоявший над Лопоухим, приводил его в ужас. Ведь достаточно ему только двинуть пальцем…
И вот теперь на лестнице Лопоухого бил колотун, сдержать который он никак не мог.
Перед нужной площадкой Демин остановился. Поманил Лопоухого пальцем.
— Теперь слушай. Когда махну рукой, подойдешь к двери. Позвонишь, назовешься…
— Они-и, — Лопоухий с трудом произносил слова, — меня пришьют.
— Дура! Через дверь стрелять никто не станет. Она стальная. Дверь открывается наружу. Сразу встань за нее. Учти, перестрелки не будет. Стреляю я один. Твоих корешей живыми брать не намерен…
Лопоухий задергал головой. Он хотел что-то сказать, но язык отказал ему окончательно.
Раздалось бурчание, похожее на «бу-бу».
Демин схватил Лопоухого за лацкан кожаной куртки. Притянул, придвинул вплотую к себе. Холодно врастяжку произнес:
— Если также станешь бубнить у двери, первым шлепну тебя. При попытке сорвать операцию. Хочешь сдохнуть?
— Не-е-ет.
— Тогда перестань дрожать.
Демин, пригнувшись, чтобы оказаться ниже смотрового глазка в двери, проскочил в закуток холла и прижался к простенку. Автомат направил так, чтобы можно было дать очередь в щель, едва дверь приоткроется…
В шесть часов двадцать минут «труповозка» увезла тела тех, кто еще вчера стрелял в милицию, не думая о том, что наступит возмездие…
Прошел год. Полковник Зорин стал генералом по званию и любимцем министра внутренних дел по положению. Теперь он не просто философствовал на кандидатском уровне. Пользуясь положением генерала, он стал давить тех, кто пытался отстаивать собственные взгляды на жизнь и службу.
В академии МВД специалисты обсуждали проблемы, связанные с возможной отменой смертной казни. Зорин закатил пламенную речь, став зачинателем дискуссии. Он заранее обвинил в ретроградстве и рецидивах большевистского мышления всех, кто стоял за сохранение жестокого отношения к убийцам.
Трубин выступил против подобных оценок, поскольку угрозы и запреты в дискуссии не бывают полезны и плодотворны для выяснения сути проблемы.
Потом спор из аудитории перешел в кабинет генерала Зорина. Выговорившись, тот снизошел до милости и решил закончить дело миром.
— Не надо радикализма, Трубин. Я озвучивал мысли и взгляды министра. Это ты должен понять. Сам же я как гражданин хорошо знаю, какое ожесточение вызывают в обществе убийцы. Особенно серийные маньяки. Если слышу о них, то готов на самые крайние меры. Но как философ начинаю размышлять и задаю вопрос: почему государство присваивает себе право казнить, убивать? Чем в таком случае оно лучше самих убийц?
— Ай-ай, какие мы философы! — Трубин произнес это насмешливо, с большой долей презрения. — Почему вам, господин генерал, не пришло в голову выступить против права государства посылать в Чечню на смерть молодых мальчишек? За которыми вообще никакой вины? Или я не курсе? Может быть, вы как член коллегии министерства на одном из ее заседаний такой вопрос ставили?
— Решение о войне принимал не я.
— А об отмене смертной казни закон поручено подписать генералу Зорину. Так?
— Найдется кому это сделать. Нас не спросят.
— Зря. Все равно я и при таком законе убийц, которые поднимут руку на милиционера, живыми брать не буду.
— Если вам, Трубин, надоело служить…
— То что?
— Есть много способов оставить службу достойно. С пенсией…
— Удивляюсь, как при таком рвении генерал Зорин столь медленно продвигался по службе. Должно быть, завистливые большевики зажимали. Вам бы уже давно пора быть министром.
Конфликт приобрел необратимый характер. Трубин прямо в кабинете Зорина написал рапорт об увольнении. Резолюций долго ждать не пришлось.
Командиром отряда назначили Демина.
— Ну, старик, ты попер в гору! — Трубин, прощаясь, все еще шутил. — Если что, звони. Помогу.
Нужда ждать не заставила, и Демин уже через полгода обратился к Трубину с просьбой. Тот к этому времени служил в отделе безопасности крупного московского банка и, судя по всему, процветал.
— Михаил Петрович, это Демин.
— Обижаешь, Юра. Я тебя с закрытыми глазами могу узнать.
— Спасибо, Михаил Петрович.
— Ты мне давно не звонил. Что так?
— Боялся надоедать. Вы ведь у нас теперь фигура.
— Значит, сейчас что-то просить собрался?
— Почему так решили?
— Когда прижимает нужда, то о стеснительности забывают быстро, зато старых друзей вспоминают сразу. Валяй, Юра, я слушаю.
— Михаил Петрович, — голос Демина дрогнул, — я бы продался мафии. У вас с ними связей нет?
— Ну, Юра, у тебя шуточки! Ты бы сразу шел к американцам.
— Думал. Но, говорят, они только министров и кандидатов в президенты сейчас берут. Мелочи пузатой уже нахватались.
— Ладно, что случилось?
— Нужны десять тысяч долларов. Сыну на операцию. Готов отработать.
Трубин помолчал. Должно быть, задумался. Потом сказал:
— С мафией я тебя сводить не стану, но есть человек. Ему требуется боец с твоим опытом. Заработок хороший. Во всяком случае, не казенная солома.
— Буду признателен.
— Я его предупрежу, а ты запиши координаты. Крюков Александр Алексеевич. Константин, Роман, Юрий, Константин, Ольга, Владимир. Крюков. Позвони ему завтра…
Верочка Анисимова
Заслуженный мастер парашютного спорта, мастер спорта по пулевой стрельбе. Старший лейтенант запаса ГРУ Генерального штаба.
Настоящая любовь — как степной пожар: вспыхивает от случайной искры и сжигает дотла. А искру любви высекают два случайно встретившихся взгляда. Произойти это может где и когда угодно.
Максим Анисимов увидел Верочку Саввину в грузовичке, который вез группу парашютистов-спортсменов на учебный аэродром Волосово. Молодые ребята — девчата и парни сидели на скамейках вдоль бортов открытого ветру «газика». Они были готовы к первому в жизни прыжку и все как один переживали состояние крайнего возбуждения.
Анисимов, как и полагалось инструктору, старался выглядеть серьезно, хотя и подпевал, когда пели все остальные.
Напротив Анисимова сидела девушка. Светловолосая, с чистой кожей лица; щеками, окрашенными здоровым румянцем; с носиком-пупочкой, чернобровая, полногрудая, с талией «в рюмочку»; со стройными ногами и округлыми коленками — она сразу привлекла внимание Анисимова, понравилась ему.
Наблюдая искоса за незнакомкой, Анисимов несколько раз встречался с ней глазами.
И тут же ощущал, как жаркая волна нежности и будоражащей радости окатывала его с головы до ног.
Они проехали несколько километров, когда Анисимов решил: ему пора распускать хвост павлином, петь соловьем, чтобы предстать перед этой девушкой — не перед другими, а только перед ней одной — во всем своем орлином мужестве покорителя небес, привлечь ее внимание, покорить, пока того же не совершили другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93