Командир выдал ему записанный на растворимом листке бумаги код на сегодня. (Контакты шифровальной машинки тоже растворяются в соленой воде, чтобы ни в коем случае никакая информация не досталась врагу.)
Офицер связи! Уж если он нам понадобился, стало быть, речь идет о какой-то новой, особой операции, о чем-то необычном, сверхсекретном.
— Побыстрее! — торопит Старик.
Первое слово, расшифрованное вторым вахтенным — «Командиру». Это означает, что когда он прогонит сообщение через свою шифровальную машину, то тоже не получит ничего внятного. Другими словами, в нем использован тройной код. Теперь командир должен лично проделать всю работу, используя известный лишь ему одному код.
Многозначительные переглядывания: совершенно небывалый случай. Такого не случалось раньше в течение этого похода. Что они нам приготовили? Старик удалился в свою конуру вместе с шифровальной машиной и вызвал первого вахтенного офицера. Они вместе целых пять минут ворошили документы. В воздухе витает напряженное ожидание. Когда Старик вновь появляется на свет божий из своей дыры, он не говорит ни слова. Все молчат.
— Интересно, — наконец произносит он. И больше ничего, хотя все глаза устремлены на него. Проходит еще несколько минут, прежде чем он добавляет:
— Нам назначили новый порт приписки.
Его голос звучит не так спокойно, как ему наверняка хотелось бы. С этим новым назначением что-то нечисто.
— Правда? — невзначай бросает Шеф, будто ему абсолютно все равно, где заправлять лодку в следующий раз.
— Специя.
— Что это?
— Именно то, что я сказал — Специя. Вы что, оглохли, шеф?
Командир резко встает на ноги, проделывает путь назад до своей каморки и скрывается за зеленой занавеской. Мы слышим, как он снова роется там.
Перед моими глазами возникает карта Европы — во всех подробностях. В школе я лучше всех рисовал ее от руки. Специя — это Италия. Какого черта? У меня в животе похолодело. Глубоко внутри меня притаился ужас. Я моргаю глазами и дышу ртом, как рыба, выброшенная на берег.
Второй вахтенный офицер, запинаясь, тянет:
— Но это значит…
— Да, Средиземноморье! — резко обрывает его шеф. — Кажется, мы нужны там.
Он сглатывает слюну, его адамово яблоко подозрительно вибрирует:
— Стало быть, курс на Гибралтар!
— Гибралтар… — эхом отзывается второй вахтенный, глядя на меня с открытым ртом.
— Джебель-аль-Тарик!
— Что?
— Гибралтар на арабском: гора Тарика.
Гибралтар — скала, населенная обезьянами. Очертания фигуры обезьяньей самки с детенышами, прижавшимися к ее брюху. Блестят оскаленные зубы. Колония Британской короны. Геркулесовы столпы. Мост, по которому проходили миграционные потоки между Европой и Азией. Оле, Африка! Танжер! Острый, пряный! Конвои, идущие на Гибралтар! Там собрана добрая половина британского флота. Где-то в моей голове иголка патефона ездит по одной и той же дорожке: Гибралтар — Гиб-рал-тар — гроб-алтарь — гроб, алтарь, гроб, алтарь.
Старик тоже явно не в восторге. Навряд ли он горит желанием изучить воды Средиземноморья. Не говоря уже о грязной гавани где-то в Италии. Фюрер принял решение — а нам расхлебывать! Вот это девиз как раз для нас: его следовало бы выгравировать заглавными буквами на крышке кастрюли с лимонами и повесить на всеобщее обозрение на посту управления.
Только теперь до меня начинает доходить смысл новостей, получаемых по радио в течение нескольких последних недель. Северная Африка, тяжелые бои под Тобруком. Англичане продвигаются вдоль прибрежной дороги на запад. Средиземное море кишит британскими конвоями, грузовыми и военными кораблями. А теперь туда должны отправиться наши подводные лодки и очистить от противника акваторию?
Я вспоминаю мельчайшие детали Гибралтарского пролива, и на этой карте перед моим мысленным взором возникают обозначения неимоверно сложной системы пеленгаторов, противолодочных заградительных сетей, плотных кордонов патрульных кораблей, минных полей и всевозможных неприятных сюрпризов, приготовленных врагом специально для нас.
Я все еще не могу прийти в себя и начать нормально соображать. Но в моей голове неотрывно пульсируют два слова: НУЖЕН РЕМОНТ. Нашей посудине необходим ремонт после всего, что ей довелось вытерпеть. Что, черт возьми, подразумевает этот идиотский приказ? Если бы только Старик хоть раз был бы с нами откровенен.
— Горючее — горючее, — следующее, что долетает до моего слуха с поста управления. И опять. — Горючее, — один раз это слово произносит Старик, и один раз — штурман.
Потом раздается:
— Курс — девяносто градусов!
Девяносто градусов? Прямо на восток? Этого я вовсе не могу понять.
Когда Старик возвращается с поста управления и садится с хмурой миной за стол, словно он все еще поглощен своими вычислениями курса, все ждут, что шеф задаст вопрос, который беспокоит каждого из нас: где мы возьмем горючее?
Но рот шефа вполне мог быть заклеен киперной лентой. Старик, не отрываясь, жует добрых пять минут, двигая бородой. Затем он ворчит:
— Заправка будет в Виго.
Виго — Виго — Виго! Почему именно там? Виго — это Испания или Португалия? Где, черт возьми, этот Виго?
Шеф с такой силой втягивает губы, что на его щеках появляются морщины.
— М-м-м, — все, что он выдает из себя.
— Крайне любезно со стороны верховного командования, — с издевкой продолжает Старик. — Они думают обо всем, само собой, после своих собственных забот. Двести пятьдесят миль — или около того. Я полагаю, мы сможем пройти их, не поднимая паруса — а, шеф, что скажете?
На календаре четырнадцатое декабря. Сегодня мы должны были бы вернуться на нашу базу. Теперь же, вместо того, чтобы вернуть нас во Францию, они отправляют нас в Испанию, а потом в Италию. Настоящий международный круиз. Встреча с кастаньетами вместо духового оркестра Великой Германии, столетний херес вместо свежего пива.
Испанские сады, испанские мушки, что еще есть испанского?
— Безукоризненные приготовления, — Старик продолжает расписывать наше лучезарное будущее. — Не надо так таращиться на меня, Шеф. Вы получите до отвала горючего и торпед. И конечно, провианта — заправка по полной программе, не хуже, чем в родном порту!
Откуда ему все это известно, хотел бы я знать. Ведь шифрограмма была довольно короткой.
— Что еще может желать твое сердце? — отвечает Шеф строкой из песни.
Старик лишь неодобрительно смотрит на него.
Тут только я вспоминаю, что этот поход у Шефа должен был быть последним. Этот патруль у него двенадцатый по счету, и это его вторая лодка. В наши дни не так уж много моряков, доживших до двенадцатого похода. А теперь — под самый занавес — они преподносят заключительный сюрприз. Давайте называть лопату лопатой : это превосходный шанс отправиться на дно — за минуту до конца представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174
Офицер связи! Уж если он нам понадобился, стало быть, речь идет о какой-то новой, особой операции, о чем-то необычном, сверхсекретном.
— Побыстрее! — торопит Старик.
Первое слово, расшифрованное вторым вахтенным — «Командиру». Это означает, что когда он прогонит сообщение через свою шифровальную машину, то тоже не получит ничего внятного. Другими словами, в нем использован тройной код. Теперь командир должен лично проделать всю работу, используя известный лишь ему одному код.
Многозначительные переглядывания: совершенно небывалый случай. Такого не случалось раньше в течение этого похода. Что они нам приготовили? Старик удалился в свою конуру вместе с шифровальной машиной и вызвал первого вахтенного офицера. Они вместе целых пять минут ворошили документы. В воздухе витает напряженное ожидание. Когда Старик вновь появляется на свет божий из своей дыры, он не говорит ни слова. Все молчат.
— Интересно, — наконец произносит он. И больше ничего, хотя все глаза устремлены на него. Проходит еще несколько минут, прежде чем он добавляет:
— Нам назначили новый порт приписки.
Его голос звучит не так спокойно, как ему наверняка хотелось бы. С этим новым назначением что-то нечисто.
— Правда? — невзначай бросает Шеф, будто ему абсолютно все равно, где заправлять лодку в следующий раз.
— Специя.
— Что это?
— Именно то, что я сказал — Специя. Вы что, оглохли, шеф?
Командир резко встает на ноги, проделывает путь назад до своей каморки и скрывается за зеленой занавеской. Мы слышим, как он снова роется там.
Перед моими глазами возникает карта Европы — во всех подробностях. В школе я лучше всех рисовал ее от руки. Специя — это Италия. Какого черта? У меня в животе похолодело. Глубоко внутри меня притаился ужас. Я моргаю глазами и дышу ртом, как рыба, выброшенная на берег.
Второй вахтенный офицер, запинаясь, тянет:
— Но это значит…
— Да, Средиземноморье! — резко обрывает его шеф. — Кажется, мы нужны там.
Он сглатывает слюну, его адамово яблоко подозрительно вибрирует:
— Стало быть, курс на Гибралтар!
— Гибралтар… — эхом отзывается второй вахтенный, глядя на меня с открытым ртом.
— Джебель-аль-Тарик!
— Что?
— Гибралтар на арабском: гора Тарика.
Гибралтар — скала, населенная обезьянами. Очертания фигуры обезьяньей самки с детенышами, прижавшимися к ее брюху. Блестят оскаленные зубы. Колония Британской короны. Геркулесовы столпы. Мост, по которому проходили миграционные потоки между Европой и Азией. Оле, Африка! Танжер! Острый, пряный! Конвои, идущие на Гибралтар! Там собрана добрая половина британского флота. Где-то в моей голове иголка патефона ездит по одной и той же дорожке: Гибралтар — Гиб-рал-тар — гроб-алтарь — гроб, алтарь, гроб, алтарь.
Старик тоже явно не в восторге. Навряд ли он горит желанием изучить воды Средиземноморья. Не говоря уже о грязной гавани где-то в Италии. Фюрер принял решение — а нам расхлебывать! Вот это девиз как раз для нас: его следовало бы выгравировать заглавными буквами на крышке кастрюли с лимонами и повесить на всеобщее обозрение на посту управления.
Только теперь до меня начинает доходить смысл новостей, получаемых по радио в течение нескольких последних недель. Северная Африка, тяжелые бои под Тобруком. Англичане продвигаются вдоль прибрежной дороги на запад. Средиземное море кишит британскими конвоями, грузовыми и военными кораблями. А теперь туда должны отправиться наши подводные лодки и очистить от противника акваторию?
Я вспоминаю мельчайшие детали Гибралтарского пролива, и на этой карте перед моим мысленным взором возникают обозначения неимоверно сложной системы пеленгаторов, противолодочных заградительных сетей, плотных кордонов патрульных кораблей, минных полей и всевозможных неприятных сюрпризов, приготовленных врагом специально для нас.
Я все еще не могу прийти в себя и начать нормально соображать. Но в моей голове неотрывно пульсируют два слова: НУЖЕН РЕМОНТ. Нашей посудине необходим ремонт после всего, что ей довелось вытерпеть. Что, черт возьми, подразумевает этот идиотский приказ? Если бы только Старик хоть раз был бы с нами откровенен.
— Горючее — горючее, — следующее, что долетает до моего слуха с поста управления. И опять. — Горючее, — один раз это слово произносит Старик, и один раз — штурман.
Потом раздается:
— Курс — девяносто градусов!
Девяносто градусов? Прямо на восток? Этого я вовсе не могу понять.
Когда Старик возвращается с поста управления и садится с хмурой миной за стол, словно он все еще поглощен своими вычислениями курса, все ждут, что шеф задаст вопрос, который беспокоит каждого из нас: где мы возьмем горючее?
Но рот шефа вполне мог быть заклеен киперной лентой. Старик, не отрываясь, жует добрых пять минут, двигая бородой. Затем он ворчит:
— Заправка будет в Виго.
Виго — Виго — Виго! Почему именно там? Виго — это Испания или Португалия? Где, черт возьми, этот Виго?
Шеф с такой силой втягивает губы, что на его щеках появляются морщины.
— М-м-м, — все, что он выдает из себя.
— Крайне любезно со стороны верховного командования, — с издевкой продолжает Старик. — Они думают обо всем, само собой, после своих собственных забот. Двести пятьдесят миль — или около того. Я полагаю, мы сможем пройти их, не поднимая паруса — а, шеф, что скажете?
На календаре четырнадцатое декабря. Сегодня мы должны были бы вернуться на нашу базу. Теперь же, вместо того, чтобы вернуть нас во Францию, они отправляют нас в Испанию, а потом в Италию. Настоящий международный круиз. Встреча с кастаньетами вместо духового оркестра Великой Германии, столетний херес вместо свежего пива.
Испанские сады, испанские мушки, что еще есть испанского?
— Безукоризненные приготовления, — Старик продолжает расписывать наше лучезарное будущее. — Не надо так таращиться на меня, Шеф. Вы получите до отвала горючего и торпед. И конечно, провианта — заправка по полной программе, не хуже, чем в родном порту!
Откуда ему все это известно, хотел бы я знать. Ведь шифрограмма была довольно короткой.
— Что еще может желать твое сердце? — отвечает Шеф строкой из песни.
Старик лишь неодобрительно смотрит на него.
Тут только я вспоминаю, что этот поход у Шефа должен был быть последним. Этот патруль у него двенадцатый по счету, и это его вторая лодка. В наши дни не так уж много моряков, доживших до двенадцатого похода. А теперь — под самый занавес — они преподносят заключительный сюрприз. Давайте называть лопату лопатой : это превосходный шанс отправиться на дно — за минуту до конца представления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174