Лодка делает неожиданный курбет. Алюминиевый котелок проскальзывает меж ног Швалле и из него на разложенный рядом хлеб выплескивается суп. Лодка встает на дыбы и начинает бешено крутиться вокруг своей продольной оси. Мусорное ведро рядом с дверью опрокидывается, и из него по всему полу разлетаются заплесневевшие корки хлеба и остатки выжатых лимонов. В трюме бурлит вода. Нос лодки с грохотом обрушивается вниз, и весь отсек вздрагивает. Вода в трюме бурным потоком устремляется вперед.
— Черт побери! — кричит Швалле.
— Как шило в заднице — задолбало уже это дерьмо! — Крошка Бенджамин, кляня все на свете, катится по полу. Наконец он все-таки смог принять сидячее положение, обхватив рукой ножку койки и, подтянувшись за нее, переводит свое тело из горизонтальной плоскости в вертикальную. Теперь он сидит, выпрямив спину и скрестив ноги наподобие статуи Будды.
— Ты занимаешь слишком много места, — делает ему выговор Арио.
— Дай мне минуту, я сейчас выдохну из себя воздух и сделаюсь плоским, — огрызается тот.
Арио старается удержаться на ногах, уцепившись левой рукой за штормовой леер, туго натянутый на уровне нижней койки. Справившись с этой первоочередной задачей, он собирает лежащие вокруг него увесистые батоны хлеба, покрытые зеленой плесенью, и огромным ножом отрезает от них непригодные для еды куски. Остаются кусочки размером не больше сливы. Бицепсы Арио вздулись от нелегкой работы резчика по хлебу.
Лодка снова встает на дыбы. Но согнутая рука, которой Арио зацепился за леер, удержала его.
— Прямо как обезьяна на ветке! — дразнит его Швалле.
— Ты думаешь, что сказал смешную вещь?
— Спокойно, расслабься — я могу представить первоклассные рекомендации от людей, получивших от меня по морде. Все они были довольны мной.
Снова раздается громыхание и скрежет. Впереди, между торпедных аппаратов, перекатывается ведро. Никто не пытается встать и установить его обратно на место. Полотенце, свисающее с одной из коек по правому борту, начинает медленно подниматься и спустя некоторое время оно уже торчит наискось в проходе, как будто его от души накрахмалили.
Арио внимательно изучает полотенце:
— Предположительный крен — пятьдесят градусов.
Полотенце нехотя возвращается в подобающее ему положение, затем прилипает к ограждению, с которого свисает: теперь лодка накренилась на правый борт.
— Дерьмо, дерьмо собачье, — стонет торпедист, который пытается вымыть ведро, водрузив его между поручнями ограждениями. От ветоши, которой он драит его, по кубрику распространяется запах кислятины. Грязная вода, которая всего несколько минут назад была тихой, спокойной лужей, теперь крадется по пайолам к тому самому месту, где сидят люди. Арио уже собрался вставать на ноги, как вода останавливается, будто загипнотизированная, и медленно отступает.
Арио вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, неуклюже приподнимается, правой рукой опирается на противоположную койку, все еще крепко уцепившись левой за ножку койки, рядом с которой он сидел, и скидывает с себя куртку. Из дыр его рубашки, как набивка из рваного матраса, торчат черные волосы. Все его туловище покрыто потом. Высморкавшись, он усаживается на прежнее место и сообщает всем, что плевать он хотел на эту сраную погоду, и она не помешает ему так плотно набить брюхо, что мы сможем легко давить на нем блох своими ногтями. Мы сразу понимаем, что он заявляет это вполне серьезно. Взяв не совсем заплесневевший кусок хлеба за основу, он намазывает его маслом и аккуратно водружает сверху колбасу, сыр и сардины.
— Настоящая Вавилонская башня! — воздает должное съедобному сооружению Жиголо. Арио понимает, что его репутация стоит под вопросом, поэтому, ни моргнув глазом, добавляет сверху толстый слой горчицы. Затем доносится звук аппетитно жующих челюстей. Им приходится нелегко в битве с жестким куском сухого хлеба.
— Все вкуснее, чем эти консервированные отбросы, — ворчит Арио.
Наконец он проталкивает мешанину, получившуюся у него во рту, дальше в горло при помощи красно-желтого чая. У всех собравшихся рты, в свою очередь, растягиваются в масляные улыбки: ни дать, ни взять — каннибалы собрались вокруг своего котла. Нельзя разобрать, где чья нога — прямо как в переполненном железнодорожном вагоне. Периодически раздающееся рыгание Арио подтверждает, что он удовлетворил свой голод. По кругу пошла бутылка яблочного сока.
Дверь распахивается со стуком.
— Иисусе! Ты только загляни в эту комнату! — с негодованием взывает матрос, вернувшийся с мостика, отряхивая воду со своего лица и рук.
В ответ раздается дружный хохот.
— Повтори это еще раз! — сквозь смех просит Факлер.
— Комната! Загляни в эту комнату! — передразнивает Жиголо матросика и задает ему наводящий вопрос. — Может, эта фраза не совсем грамотно построена?
Жиголо не в силах остановиться:
— Где ты только научился так выражаться? «Эта комната» — звучит примерно так же хорошо, как «Достаньте патроны из погреба».
— А причем тут патроны и погреб?
— Один идиот из вахтенных офицеров отдал такую команду во время последних учебных стрельб. Ты разве не слышал? Он приказал «достать патроны из погреба» вместо того, чтобы «поднять снаряды из трюма на верхнюю палубу»!
По лицу вахтенного матроса расползается улыбка. Он такой упитанный, что больше смахивает на корабельного кока, чем на матроса. Черты его лица постоянно находятся в движении. Единственное, что всегда остается на своем месте — это черная куцая бородка. У него, должно быть, покладистый характер. Он не обижается на насмешки. Спокойно найдя незанятое место в кружке моряков, он напористо протискивается к нему.
— Ты не слишком много места занял? — набрасывается на него Факлер.
Но вахтенный матросик лишь дружелюбно улыбается ему в ответ и не сдвигается ни на дюйм. Факлер начинает беситься:
— Ты — настоящая груда жира!
На этот раз Жиголо встает на сторону вахтенного и говорит ему успокаивающим тоном:
— Ну, ну, не позволяй дрянному мальчишке обижать себя.
Это устанавливает на некоторое время мир и спокойствие. Слышно лишь громыхание ведра, перекатывающегося от одного торпедного аппарата к другому в глубине отсека да жующие звуки, которые становятся все громче.
В свете красной лампочки вырисовывается торпедист Данлоп и начинает рыться в своем шкафчике. На свет извлекается масса флакончиков. Что бы он ни искал, это что-то, видимо, находится в самой глубине.
— Что ты хочешь? — не выдержав, интересуется со своей койки Факлер.
— Мой крем для лица.
Как будто услышав давно ожидаемый сигнал, вся компания тут же срывается с цепи:
— Взгляните на эту прелестную маленькую купальщицу! — Сейчас он примется умащать притираниями свое восхитительное алебастровое тело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174