Всякий раз тишина в погрузившейся лодке действует мне на нервы. Когда все, сраженные усталостью, лежат по койкам или прямо на полу, складывается такое впечатление, что команда покинула свой корабль.
Воскресенье.
Мне удается мобилизовать достаточно сил для того, чтобы сделать запись в дневнике: «Невозможно подать еду на стол. Подобная затея вообще лишена всякого смысла. Около двух часов погрузились. Замечательно: мы остаемся внизу. Все больше и больше кожных раздражений. Такие нарывы, что хуже редко встретишь. Воспаленная парша. Все с ног до головы покрыты ихтиоловой мазью.
Вторник.
Командир пишет в боевой журнал отчет о прошедшем дне:
13.00 Оба двигателя развивают достаточно оборотов, чтобы идти средним ходом. Но мы практически не движемся.
13.55 Погрузились по причине плохой погоды.
20.00 Поднялись на поверхность. Море все еще бурное. Использование вооружения ограничено.
22.00 Идем под водой в связи с погодными условиями.
01.31 Всплыли. Сильное волнение на море. Видимость ограничена.
02.15 Лодка легла в дрейф по причине очень бурного моря.
Среда.
Ветер сменился на юго-восточный. Его сила снова возросла до одиннадцати баллов. Море очень бурное от востока на юго-восток. Барометр быстро падает.
На посту управления штурман сидит за столом с картами, удерживаясь за него расставленными ногами. Я пытаюсь заглянуть ему через плечо, он уныло смотрит на меня и ворчит:
— Мы целых десять дней не сверяли свой курс. А эти ополоумевшие волны и ветер, должно быть, снесли нас на мили.
Четверг.
Штурман решает еще раз попытать счастья в сумраке рассвета. На самом деле, видимость несколько улучшилась. Во многих местах облачная завеса разорвалась, и в прорехи проглядывают несколько звездочек. Можно разглядеть даже горизонт, когда его не заслоняют спины катящихся волн. Тогда он становится похож на борозду, чья ровная линия прерывается большими буграми.
Но всякий раз, как штурман соберется, отыщет знакомую звезду, на мостик падает дождь брызг, не давая пользоваться секстантом. Он вынужден передавать прибор вниз, на пост управления, и ждать, пока там его не вытрут досуха и не отдадут обратно. Спустя четверть часа он сдается.
— Неточные навигационные данные — это то же самое, как если бы их не было вовсе! — с этими словами он покидает мостик.
Он попробует еще раз после захода солнца.
Пятница.
— Поганая жизнь! — заключает шеф во время завтрака.
— Наша методика обнаружения противника, — делюсь я своими наблюдениями со Стариком. — напоминает мне приемы лова рыбы, распространенные в Италии.
Для пущего эффекта я по примеру Старика делаю паузу, как делает он, забросив слушателю приманку. Я не продолжаю до тех пор, пока он не произносит:
— В самом деле?
— Я видел, как венецианские рыбаки спускают с мола огромные квадратные сети, растянутые на рамах, составленных из шестов. Они выжидают немного, а затем выбирают их при помощи блока в надежде, что какая-нибудь рыба будет достаточно глупа, чтобы попасться в этот сачок.
— Похоже, вы критикуете тактику верховного командования! — встревает шеф.
— Налицо факт подрыва воинской дисциплины! — соглашается Старик.
А шеф уже разошелся вовсю:
— Чего нам действительно не хватает, так это умных голов в нужных местах. Долой этих клоунов из Ставки! Назначим Вас на их место, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки!
— Тогда шефа можно сразу поместить в Национальный музей! — нашелся я, что прокричать вдогонку, пока тот не успел скрыться на посту управления.
Суббота.
Было шесть часов утра, когда по левому борту заметили судно. Ветер — восемь-девять баллов, море — восьмибалльное. Видимость ни к черту. Удивительно, как это вахтенный на мостике смог так быстро разглядеть корабль в однообразном сером гороховом супе, на который стал похож океан. Судя по частому и резкому лавированию, это одинокий корабль.
Нам везет. Мы находимся впереди по курсу этой темной тени, которая на мгновение возникает из-за пенящихся гребней, чтобы потом, как по волшебству, пропасть на долгие минуты.
— Похоже, ему кажется, что он идет быстрее, нежели на самом деле. В лучшем случае — четырнадцать узлов, не больше! Ему надо будет сделать очень большой поворот в нежелательном направлении, чтобы ускользнуть от нас, — говорит Старик. — Давайте подойдем к нему поближе. Они не смогут заметить нас на фоне туч.
Не проходит и десяти минут, как командир командует погружение. Торпедной вахте отдан приказ занять боевые посты.
Звучат команды машинному отсеку. Команды операторам рулей глубины. А потом раздается:
— Первому и третьему аппаратам приготовиться к пуску одиночных торпед!
Как командир собирается атаковать в таком море? Похоже, он решил поставить все на одну карту — пусть хоть небо с океаном поменяются местами, он должен поразить цель. Командир лично, не выказывая ни малейших признаков волнения, дает вводные данные:
— Скорость противника — четырнадцать. Курс — сто. Дистанция — тысяча метров.
Первый вахтенный почти таким же обыденным тоном докладывает:
— Аппараты готовы.
Но внезапно Старик разражается проклятиями и велит снизить скорость, наверно, чтобы уменьшить вибрацию перископа.
Приводной мотор перископа гудит и гудит, замолкая лишь на короткие интервалы. Старик старается изо всех сил не упустить врага из виду, несмотря на высокие волны. Очевидно, он еще выше поднял перископ, похожий на стебель спаржи. При таком волнении на море он не сильно рискует быть замеченным. Кто из находящихся на борту парохода может представить, что в этом хаосе их может атаковать субмарина? Практика и теория учат, что в такую погоду подлодка не в состоянии применить свое оружие. Мы скачем с одной волны на другую.
Командир успокаивается:
— Не меньше десяти тысяч тонн. Есть здоровая пушка — на корме. Черт бы побрал этот ливень!
— Нет, так не пойдет! — внезапно доносится сверху из боевой рубки, — Всплываем!
Реакция шефа не заставляет себя ждать. Первая же приличная волна, которая встречает нас на поверхности, бросает меня через весь пост управления, но я, ухватившись за стол с картами, удерживаюсь на ногах.
Командир вызывает меня на мостик.
Вокруг нас — лишь беснующееся море, а над ним — низко висящая темно-серая завеса. Ни следа парохода. Он исчез в шквалах дождя.
— Берегись! — предупреждает Старик, когда на нас устремляется бутылочно-зеленая стена.
После того, как она прокатилась с ревом, он кричит мне в лицо:
— Они не могли нас увидеть!
Он приказывает нам держать курс в ту сторону, где был пароход. Чтобы выполнить его приказ, приходится идти полным ходом против волн. Ветер хлещет по нашим лицам. Я не смог выдержать и десяти минут и с потоком воды отправляюсь вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174