Я беру себя в руки и вылезаю в люк.
Команда даже не подозревает, что ждет ее впереди. Они будут изрядно удивлены, когда узнают. Вместо сен-назерского канала, на стене которого выстроился духовой оркестр — порт у макаронников, путь в который лежит через многие беды и скорбь.
Но «хозяева», похоже, уже учуяли, что грядет нечто. Неожиданно все лица стали серьезными, смотрят вопросительно. Тишина после полученной радиограммы может означать лишь одно: получено важное сообщение. А приказ, отданный рулевому, окончательно все прояснит любому, кто пораскинет мозгами. Во всяком случае, ясно, что наш курс уже не ведет в родной порт.
Все разговоры сразу стихают, стоит мне войти в матросский отсек. Обеспокоенные лица повернуты в мою сторону. Но так как Старик ничего пока не объявлял, я стараюсь вести себя как обычно.
Выражение лица командира говорило само за себя: во-первых, возможно ли вообще прорваться в Средиземное море? Если даже — да, то что потом? В распоряжении противника находится большее количество прибрежных баз, а это значит, что его воздушное наблюдение за Средиземноморьем неизмеримо плотнее, нежели над Атлантикой. Смогут ли вообще подлодки действовать там в дневное время? Говорят, что при хорошем освещении и удачном угле зрения летчик может заметить тень субмарины, находящейся на глубине до шестидесяти метров.
Физиономию боцмана пересекает шрам, тянущийся наискосок от правой брови до основания носа. Он краснеет, когда тот волнуется. Сейчас он просто побагровел.
Штурман лишен такого очевидного показателя его настроения. Его физиономия идеально подходит для игрока в покер: классический образчик непроницаемого лица. Сменив командира у «карточного» стола, он ведет себя подобно тигру, овладевшему добычей, и рычит на каждого, кто имеет неосторожность приблизиться к нему. В результате никому не дано видеть, над какой именно картой он трудится со своим транспортиром и циркулем.
— Мы уже час идем новым курсом, — негромко сообщает Турбо, который проходит через пост управления, возвращаясь с кормы.
— Какой одаренный паренек, ничего не упускает! — иронизирует Хекер. — Им следовало бы использовать тебя в качестве воздушного прикрытия.
Уже прошел час! Целый час, шестьдесят минут! Не смешите меня! Что значит для нас какой-то час? Сколько часов мы провели, бесцельно болтаясь в океане, сколько времени мы угробили на наскучившую всем рутину? Конечно, когда мы направились домой, ценность каждого часа стала расти. Считая с этого момента, пройдет не менее ста сорока часов, прежде чем мы достигнем базы — если все пройдет нормально — на сберегающей топливо крейсерской скорости, в постоянной надежде, что нам не повстречаются вражеские самолеты. На полной скорости мы прошли бы этот маршрут менее, чем за тридцать часов. Но о полном ходу даже говорить не приходится. На самом деле, теперь нельзя говорить ни о чем — все пошло к чертям! Планы поменялись.
Крейсерская скорость. Команду второй час терзает нервозное любопытство. Старик продолжает хранить молчание.
Направляясь в унтер-офицерскую каюту с документами, я слышу:
— Смешно, конечно…
— Ну, может власть имущие хотят, чтобы мы насладились видом заката в Бискайском заливе.
— Можно окончательно забыть о том, чтобы навестить девчонку в Сен-Назере и потрахаться с ней всласть. Кругом одно дерьмо.
Наступила тишина.
Затем раздается знакомое потрескивание громкоговорителей. Наконец-то — голос командира!
— Внимание. У нас новый порт приписки. Специя. Как вам известно, это в Средиземном море. Дозаправка — в Виго. На испанском побережье.
Никаких комментариев, ни слова разъяснений, ни слога извинений — ничего подобного. Он лишь произносит «Отбой», и потом еще один, прощальный, щелчок.
Свободные от вахты матросы обалдело смотрят в пространство. Помощник электромоториста Радемахер смотрит на свой бутерброд с маслом, словно его всучил какой-то незнакомец. Наконец Френссен нарушает наложенное на всех заклятие:
— Вот дерьмо!
— Полная задница! — следующий отзыв публики.
До них постепенно доходит смысл приказа: нет возврата на базу, которая стала им вторым родным домом. Ни малейшей надежды на то, чтобы фасонисто ошвартоваться, красуясь перед собравшимися репортерами и бригадой медсестер, которые все, как одна, сжимают перед своими до хруста накрахмаленными передниками огромные букеты цветов. Рождественское увольнение? Все это тоже осталось за бортом.
Они начинают злиться:
— Чертовски любезное обхождение!
— Им стоило бы надрать задницы!
— Если тебе это не нравится, можешь сойти и продолжать путь пешком!
— Боже мой, кто мог только представить такое!
Мой взгляд отыскивает прапорщика. Он ссутулился, сидя на своей койке, свесив руки промеж колен, лицо белое, как бумага, вперенный в пространство взор смотрит в никуда.
— Шеф будет в восторге от новости, — замечает Френссен. — Мы израсходовали почти все наши запасы. Горючего почти не осталось, и торпед — раз-два, и обчелся, так чего волноваться?
— Но Испания — нейтральная страна.
— Не забивай себе голову. Об этом позаботятся без нас!
— Для меня это все равно, что красная тряпка!
— Ты и раньше мог бы предсказать, что нечто подобное случится, если бы поглубже засунул себе палец в задницу!
— Все веселье у нас еще впереди!
В носовом отсеке по-прежнему царит небывалая тишина. Стук ведра, болтающегося меж торпедных аппаратов, кажется неестественно громким.
— Этот номер не пройдет, — наконец приходит к заключению Арио.
— Не старайся думать за командование, — отвечает Данлоп. — Ты никогда не слыхал о промежуточных дозаправках?
— Но какое отношение все это имеет к Испании? Как называется эта дыра, куда нас направили?
— Виго.
— Дерьмо! — выдает Бокштигель, — Дерьмо, дерьмо! — и затем. — Дерьмо на лошадиной заднице.
— Да они… они там… совсем спятили, свихнулись! — Жиголо просто трясется от негодования. — Средиземноморье!
Он произносит последнее слово с таким отвращением, что можно подумать, будто он говорит о вонючей сточной канаве.
— В Сен-Назере, видно, окончательно списали нас со счетов. Что будет с нашими вещмешками? — переживает Турбо.
— Их доставят твоим наследникам вместе с остальными пожитками! — утешает его Арио.
— Заткни пасть! — срывается Жиголо. Впрочем, шутка никому не пришлась по вкусу.
— Рождество с макаронниками! Кто мог подумать?
— Что значит «вместе с макаронниками»? Если тебе предоставят отпуск, то какая разница — пересечь Францию или пересечь Италию…
— Проехать вверх по Италии, — поправляет его Хаген.
— Ну да, — покорно соглашается Арио. Ясно, что он обдумает то, о чем никто не решается заговорить вслух: если мы вообще доберемся туда…
— Гибралтар — что там такого страшного?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174