Сопровождающие гроб опасались, что их еще ожидает заранее подготовленная новая схватка на глазах молодой вдовы. Они стремились поэтому как можно скорей добраться до аэропорта и подняться в воздух, пока не прибыли воображаемые подкрепления противника и не одолели их.
— Знаете ли вы, как проехать к моему моргу? — крикнул О’Нил Рою Келлерману. — Я буду ожидать вас там.
Рой на ходу ответил:
— Мы не поедем туда. Мы направляемся прямо на Лав Филд. Следуйте за нами. Вашу машину «скорой помощи» получите там.
— Не машину «скорой помощи», а катафалк, — по привычке поправил его О’Нил и тут же озабоченно обратился к корреспонденту журнала «Тайм» Хью Сайди с вопросом, кто же ему заплатит.
Пассажиры белого «кадиллака» и четырех эскортирующих его машин почувствовали первые признаки облегчения, лишь когда помчались вдоль бульвара Гарри Хайнса и по переулку Мокинг-берд. По мере того как они удалялись от госпиталя, увеличивалось их чувство безопасности. Быстрая езда означала спасение, и вся поездка приобрела характер панического бегства, так как в госпитале людям, собравшимся у двери, ведущей в хирургическое отделение, сказали, что они бегут от законов Далласа и можно было ожидать погони. Ни один катафалк еще не мчался с такой скоростью. Сопровождавшие гроб президента неслись по меньшей мере так же стремительно, как Джонсон и его спутники.
На аэродроме Берджер резко затормозил возле самолета 26000, который они все еще считали своим самолетом. Во время разгрузки не было никаких разговоров. Каждый понимал, что первой на борт поднимется Жаклин Кеннеди. Агенты охраны, Кен, Лэрри и военные адъютанты готовились поднимать гроб в самолет.
— Он ужасно тяжел, — беспокойно сказал Тед Клифтон и, поглядев на крутые ступеньки трапа, ведущего к дверце в хвостовом отсеке самолета, спросил: — Как вы думаете, сможем мы поднять туда гроб?
Никто не произнес ни слова. Все знали: сделать это надо, и они готовы были это сделать. Вот и все. Изнемогая от непосильной тяжести, они внесли под руководством Годфри Макхью гроб в хвостовой отсек самолета и опустили на пол слева, вплотную к перегородке.
В отсеке было темно, и все задыхались от жары, так как занавески на окнах были опущены, а установка для кондиционирования воздуха не работала. Во мраке слышались шарканье и бормотание, и в первый момент люди, внесшие гроб, даже не заметили, что рядом с ними находится еще один пассажир. На одном из двух легких сидений вдоль правого борта по ту сторону прохода одиноко сидела Жаклин Кеннеди, внимательно наблюдавшая за ними. Никем не замеченная, она проскользнула вслед за гробом в самолет. Было 14. 18, и все секретари находились в кабине для технического персонала. Вдова покойного президента была в этом отсеке самолета единственной женщиной из окружения Кеннеди. Ее непреклонная решимость победила, она приблизилась к своему мужу настолько, насколько это вообще было сейчас возможно.
Увидев ее, Клифтон и Макхью переглянулись.
— Один из нас должен остаться здесь, — сказал Клифтон.
Для окружающих эти слова ничего не значили. Но для обоих генералов смысл их был очевиден. С незапамятных времен традиция требовала, чтобы около тела убитого главнокомандующего до его погребения в почетном карауле постоянно находился офицер высшего ранга.
— Я останусь здесь, — ответил Годфри, Генералы ознакомили с этой традицией О’Доннела. Боя выразил свое согласие кивком головы.
Макхью был одним из преданнейших часовых на этой скорбной вахте. Однако он не сразу заступил на нее. Прежде он должен был выполнить еще одно неотложное обязательство. Военно-воздушный адъютант президента, Макхью находился на борту флагманского самолета.
— Будем стартовать? — спросил он О’Доннела. Кен ответил вопросом:
— А мы готовы?
— Сейчас проверю горючее, — вставил Клифтон.
— Все уже сделано, — сказал Годфри. — Я проверил по телефону. — И, повернувшись, он побежал по направлению к кабине пилота.
Пока экипаж задраивал дворцу в хвостовой части самолета, Жаклин Кеннеди тихо встала и направилась в спальную кабину. Она бы не покинула место у гроба, но ей захотелось побыть несколько минут одной, а спальня непосредственно примыкала к хвостовому отсеку. Она вспомнила, что последний раз она была наедине с Джеком именно здесь. Воспоминания об утраченном счастье нахлынули на нее, и Жаклин решила, что, уединившись именно в этой кабине, ей легче будет обрести спокойствие и выдержку. Неслышными шагами прошла она вдоль полутемного коридора. Она не постучала в дверь, так как считала спальню своей, а просто взялась за ручку и повернула ее. Лицом к ней на кресле за письменным столом сидела Мари Фемер. Линдон Джонсон диктовал ей что-то, полулежа на кровати.
Жаклин Кеннеди замерла в двери. Новый президент соскочил с кровати и неуклюже выбежал из спальни мимо нее. Быстро собрав свои блокноты и карандаши, Мари последовала за ним.
Вдова в изумлении посмотрела им вслед. Какое-то мгновение она нерешительно помедлила, стоя на ярко-голубом ковре, затканном золотым узором президентского орла, затем вернулась в коридор, инстинктивно сделала шаг в направлении ушедших, но тут же снова заколебалась, повернулась и пошла в хвостовую часть самолета. Тем временем Годфри Макхью достиг кабины пилота. Когда он проследовал мимо спальни, где находился Джонсон, дверь была закрыта. Так как в самолете было темно, он не заметил присутствия Леди Бэрд и других новых пассажиров. Вое мысли генерала были заняты необходимостью немедленного старта. Войдя в помещение для тех, кто сопровождал президента в поездке, Годфри с облегчением услышал хорошо знакомый ему рев мотора. Джим Суиндал по собственной инициативе включил мотор № 3. Это означало, что самолет готов ко взлету. Глядя вперед, Годфри громко скомандовал:
— Президент на борту! Взлет!
На борту самолета находилось два президента, хотя Годфри не думал, что сложится такое положение. Поскольку Джонсон принял решение возвращаться в столицу на президентском самолете (нельзя отрицать, что он имея на это право и, может быть, должен был так поступить, учитывая символическое значение «ВВС-1»), напряженность в отношениях между окружением Кеннеди и окружением Джонсона стала неизбежной. Решение Джонсона принять вторую присягу в качестве президента в Далласе могло лишь еще более обострить эти отношения. На протяжении двух последних часов люди, сопровождавшие Кеннеди, потеряли президента и выдержали борьбу за то, чтобы вынести гроб с его останками из госпиталя, — одним словом, пережили столько горестного и тяжелого, сколько большинству обычно не приходится испытать за всю жизнь. Нервы их были натянуты как струна. Если бы Джонсон предложил им воспользоваться стоявшим рядом другим самолетом, они были бы избавлены от горечи новых тяжелых переживаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Знаете ли вы, как проехать к моему моргу? — крикнул О’Нил Рою Келлерману. — Я буду ожидать вас там.
Рой на ходу ответил:
— Мы не поедем туда. Мы направляемся прямо на Лав Филд. Следуйте за нами. Вашу машину «скорой помощи» получите там.
— Не машину «скорой помощи», а катафалк, — по привычке поправил его О’Нил и тут же озабоченно обратился к корреспонденту журнала «Тайм» Хью Сайди с вопросом, кто же ему заплатит.
Пассажиры белого «кадиллака» и четырех эскортирующих его машин почувствовали первые признаки облегчения, лишь когда помчались вдоль бульвара Гарри Хайнса и по переулку Мокинг-берд. По мере того как они удалялись от госпиталя, увеличивалось их чувство безопасности. Быстрая езда означала спасение, и вся поездка приобрела характер панического бегства, так как в госпитале людям, собравшимся у двери, ведущей в хирургическое отделение, сказали, что они бегут от законов Далласа и можно было ожидать погони. Ни один катафалк еще не мчался с такой скоростью. Сопровождавшие гроб президента неслись по меньшей мере так же стремительно, как Джонсон и его спутники.
На аэродроме Берджер резко затормозил возле самолета 26000, который они все еще считали своим самолетом. Во время разгрузки не было никаких разговоров. Каждый понимал, что первой на борт поднимется Жаклин Кеннеди. Агенты охраны, Кен, Лэрри и военные адъютанты готовились поднимать гроб в самолет.
— Он ужасно тяжел, — беспокойно сказал Тед Клифтон и, поглядев на крутые ступеньки трапа, ведущего к дверце в хвостовом отсеке самолета, спросил: — Как вы думаете, сможем мы поднять туда гроб?
Никто не произнес ни слова. Все знали: сделать это надо, и они готовы были это сделать. Вот и все. Изнемогая от непосильной тяжести, они внесли под руководством Годфри Макхью гроб в хвостовой отсек самолета и опустили на пол слева, вплотную к перегородке.
В отсеке было темно, и все задыхались от жары, так как занавески на окнах были опущены, а установка для кондиционирования воздуха не работала. Во мраке слышались шарканье и бормотание, и в первый момент люди, внесшие гроб, даже не заметили, что рядом с ними находится еще один пассажир. На одном из двух легких сидений вдоль правого борта по ту сторону прохода одиноко сидела Жаклин Кеннеди, внимательно наблюдавшая за ними. Никем не замеченная, она проскользнула вслед за гробом в самолет. Было 14. 18, и все секретари находились в кабине для технического персонала. Вдова покойного президента была в этом отсеке самолета единственной женщиной из окружения Кеннеди. Ее непреклонная решимость победила, она приблизилась к своему мужу настолько, насколько это вообще было сейчас возможно.
Увидев ее, Клифтон и Макхью переглянулись.
— Один из нас должен остаться здесь, — сказал Клифтон.
Для окружающих эти слова ничего не значили. Но для обоих генералов смысл их был очевиден. С незапамятных времен традиция требовала, чтобы около тела убитого главнокомандующего до его погребения в почетном карауле постоянно находился офицер высшего ранга.
— Я останусь здесь, — ответил Годфри, Генералы ознакомили с этой традицией О’Доннела. Боя выразил свое согласие кивком головы.
Макхью был одним из преданнейших часовых на этой скорбной вахте. Однако он не сразу заступил на нее. Прежде он должен был выполнить еще одно неотложное обязательство. Военно-воздушный адъютант президента, Макхью находился на борту флагманского самолета.
— Будем стартовать? — спросил он О’Доннела. Кен ответил вопросом:
— А мы готовы?
— Сейчас проверю горючее, — вставил Клифтон.
— Все уже сделано, — сказал Годфри. — Я проверил по телефону. — И, повернувшись, он побежал по направлению к кабине пилота.
Пока экипаж задраивал дворцу в хвостовой части самолета, Жаклин Кеннеди тихо встала и направилась в спальную кабину. Она бы не покинула место у гроба, но ей захотелось побыть несколько минут одной, а спальня непосредственно примыкала к хвостовому отсеку. Она вспомнила, что последний раз она была наедине с Джеком именно здесь. Воспоминания об утраченном счастье нахлынули на нее, и Жаклин решила, что, уединившись именно в этой кабине, ей легче будет обрести спокойствие и выдержку. Неслышными шагами прошла она вдоль полутемного коридора. Она не постучала в дверь, так как считала спальню своей, а просто взялась за ручку и повернула ее. Лицом к ней на кресле за письменным столом сидела Мари Фемер. Линдон Джонсон диктовал ей что-то, полулежа на кровати.
Жаклин Кеннеди замерла в двери. Новый президент соскочил с кровати и неуклюже выбежал из спальни мимо нее. Быстро собрав свои блокноты и карандаши, Мари последовала за ним.
Вдова в изумлении посмотрела им вслед. Какое-то мгновение она нерешительно помедлила, стоя на ярко-голубом ковре, затканном золотым узором президентского орла, затем вернулась в коридор, инстинктивно сделала шаг в направлении ушедших, но тут же снова заколебалась, повернулась и пошла в хвостовую часть самолета. Тем временем Годфри Макхью достиг кабины пилота. Когда он проследовал мимо спальни, где находился Джонсон, дверь была закрыта. Так как в самолете было темно, он не заметил присутствия Леди Бэрд и других новых пассажиров. Вое мысли генерала были заняты необходимостью немедленного старта. Войдя в помещение для тех, кто сопровождал президента в поездке, Годфри с облегчением услышал хорошо знакомый ему рев мотора. Джим Суиндал по собственной инициативе включил мотор № 3. Это означало, что самолет готов ко взлету. Глядя вперед, Годфри громко скомандовал:
— Президент на борту! Взлет!
На борту самолета находилось два президента, хотя Годфри не думал, что сложится такое положение. Поскольку Джонсон принял решение возвращаться в столицу на президентском самолете (нельзя отрицать, что он имея на это право и, может быть, должен был так поступить, учитывая символическое значение «ВВС-1»), напряженность в отношениях между окружением Кеннеди и окружением Джонсона стала неизбежной. Решение Джонсона принять вторую присягу в качестве президента в Далласе могло лишь еще более обострить эти отношения. На протяжении двух последних часов люди, сопровождавшие Кеннеди, потеряли президента и выдержали борьбу за то, чтобы вынести гроб с его останками из госпиталя, — одним словом, пережили столько горестного и тяжелого, сколько большинству обычно не приходится испытать за всю жизнь. Нервы их были натянуты как струна. Если бы Джонсон предложил им воспользоваться стоявшим рядом другим самолетом, они были бы избавлены от горечи новых тяжелых переживаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171