Шривер услышал, как кто-то кашлянул. Это был Уильям М. Миллер, по прозвищу Фишбейт, привратник палаты представителей, дворецкий Капитолия и связной между членами конгресса. Фишбейт прямо заявил Шриверу, что г-же Кеннеди придется либо взять свое требование назад, либо пойти на компромисс.
— Та часть Капитолия, где расположена Ротонда, — пояснил он, — находится под юрисдикцией палаты представителей. Она принадлежит спикеру.
Сарджент спросил удивленно:
— Вы хотите сказать, что он ею владеет?
Фшнбейт сделал глотательное движение.
— Не то чтобы он владел ею, но если у вас есть какие-то планы и отношении Ротонды, то обращаться по этому поводу следует к спикеру. Так уж принято. Это та часть похорон, которая касается конгресса, и чего бы там ни хотела Джекки, вы не можете просто зайти туда и сказать, что, мол, говорить будет Майк Мэнсфилд. Это может задеть чувства спикера.
У Шривера было такое ощущение, будто он имеет дело с правителем иностранного государства. Затем кто-то заметил, что существует еще и третий государственный орган — Верховный суд и что на панихиде следует найти какую-то роль для его председателя. Сарджент пришел к выводу, что все это похоже на съезд политической партии: каждый лидер фракции должен получить право выступить в порядке очереди с трибуны. Телефоны Белого дома беспрестанно звонили. Было созвано совещание специалистов в области парламентской процедуры, и общее мнение свелось к тому, что на панихиде должны выступить три оратора — Джон Маккормак, Эрл Уоррен и Майк Мэнсфилд.
— Я принимаю это предложение, — сказал Шривер. Был дан сигнал, и все трое принялись за работу — Маккормак и Уоррен в номерах своих отелей, а Мэнсфилд в своем кабинете.
Между 13.10 и 14.10 телевизионные передачи транслировали в качестве позывных национальный гимн Соединенных Штатов Америки.
Жаклин Кеннеди написала мужу прощальное письмо. Позднее она не могла вспомнить точного времени, когда она его писала: лекарства и долгая бессонница притупили ее восприятие, а слуги задернули занавеси в юго-западном углу президентских апартаментов так плотно, что невозможно было отличить день. от ночи. В затемненной комнате, исписывая страницу за страницей, Жаклин написала свое последнее пылкое письмо и запечатала конверт.
Глава девятая
СОБЫТИЯ ВОСКРЕСНОГО ДНЯ
Воскресенье 24 ноября было днем, когда орудийный лафет с гробом президента Кеннеди должен был проехать по Пенсильвания-авеню до Большой ротонды Капитолия, где должны были быть произнесены первые прощальные речи. Впервые после убийства мужа, если не считать спуска с самолета 26000 на грузовом подъемнике в аэропорту Эндрюс в 18. 06 в пятницу, Жаклин Кеннеди предстояло появиться перед публикой, но теперь уже вместе со своими детьми.
Воскресенье было также вторым днем пребывания на своем посту тридцать шестого президента Соединенных Штатов Америки и днем прибытия зарубежных представителей в аэропорт Даллес и Вашингтонский национальный аэропорт на похороны Кеннеди. В этот же день завершала свою работу комиссия по организации похорон, возглавляемая Шривером л Дангэном, к которым на заключительном этапе ее работы должны были присоединиться кардинал Кашинг и епископ Хэннон. В это же воскресенье должна была начаться двухдневная церемония провозглашения национальным героем погибшего мученической смертью президента. Все это было задумано в субботу вечером. Однако событий этого дня нельзя было предугадать, и те из них, что сильнее всего запечатлелись в памяти американцев, были совершенно непредвиденными: поведение вдовы президента, нашествие в столицу американского народа и убийство, впервые совершенное на глазах у миллионов телезрителей.
Утром погода прояснилась, и когда Роберт Кеннеди выглянул из окна второго этажа президентской резиденции, он увидел чистое безоблачное небо, а посмотрев вниз, был поражен толпой, собравшейся в парке Лафайетта. Безмолвные толпы людей продолжали свое бдение. Их общественное положение было столь же примечательным, как и численность. Обычно на Пенсильвания-авеню можно видеть безликих, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами туристов, любопытных приезжих, студентов в арендованных автобусах. Этим утром зрителями в парке были Вашингтонцы, которые привыкли получать написанные от руки приглашения из Белого дома. Все больше бросалось в глаза и другое явление: явному большинству приезжих было немногим больше двадцати лет. Джону Кеннеди было сорок шесть, но молодежь, стоявшая под деревьями, с которых облетели почти все листья, видела в нем лидера своего поколения.
Усталые, измученные, осунувшиеся и небритые, американцы просматривали воспаленными глазами газетные заголовки. Пятница и суббота обессилили людей. После этих двух невероятных дней страну уже ничто фактически не могло потрясти. Лишь исключительное событие могло встревожить сидевших перед своими телевизорами непричесанных зрителей. Они слишком устали, чтобы что-то воспринимать, и могли только глазеть на экран.
Исключением явился еще раз Ли Освальд. О его спокойном сне на этот раз в передачах умолчали. (Это было одной из немногих касавшихся его подробностей, о которых не сообщалось. ) Полицейские, дежурившие около трех тюремных камер с особо строгим режимом охраны, не считали это чем-то удивительным, и нет особых оснований считать, что люди, находившиеся за пределами тюрьмы, придерживались иного мнения. Теперь, однако, флегматичность Освальда кажется странной. Согласно исследованиям центра по изучению общественного мнения, более пятидесяти миллионов американцев страдали в это время бессонницей, а человек, повинный в этом, вторую ночь подряд безмятежно спал. Правда, его покой мало кто нарушал: Освальду не только не досаждали, о нем зачастую просто забывали. В субботу допрос его продолжался менее трех часов. Согласно местным законам, человек, которому предъявлено обвинение в уголовном преступлении, должен быть переведен в тюрьму графства — в двенадцати кварталах от места, где содержался Освальд. Однако его не потревожили и ради этого. Начальник далласской полиции Карри заверил телеоператоров, что он намерен обставить перевод Освальда в другую тюрьму как настоящий спектакль. Поэтому они могут подготовить свое сложное оборудование к десяти часам утра в воскресенье — в одиннадцать часов по вашингтонскому времени, в то самое время, когда семейство Кеннеди должно было присутствовать в Восточном зале на последней панихиде по умершему.
Если не считать неудавшейся попытки позвонить Марине и бешеной активности перед телекамерой, когда Освальд напоминал главную фигуру на политическом съезде, он в основном бездельничал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171