«Типичным для него было то, что по ходу дела он превращал высказанные в ней идеи в свои собственные».
Джонсон начал заседание молчаливой молитвой, потом попросил министров о поддержке в предстоящие трудные времена и закончил его кратким обращением, которое многие из них уже знали к этому времени наизусть: Джонсон сказал им, что ему они нужны больше, чем были нужны президенту Кеннеди.
Присутствие министра юстиции на этом двадцатипятиминутном заседании следует оценивать с большой осторожностью, так как пристрастные люди могут легко исказить характер трений, имевшихся между Джонсоном и Робертом Кеннеди. Оба они находились под беспрецедентным психическим прессом. Если неделикатность, которую проявил Джонсон, может показаться не очень великодушной, то не следует забывать и того, что Боб Кеннеди представлял собой для нового главы правительства проблему единственную в своем роде за всю историю смены президентов: перед ним был член кабинета, который выглядел, говорил и думал так же, как убитый президент. Он был вторым «я» этого президента, одним из двух людей, больше всех оплакивающих его смерть. Наконец, это был человек, который, как знали все присутствующие, временами фактически осуществлял от имени своего брата исполнительную власть.
Сам министр юстиции был поглощен мыслями о предстоящих похоронах, и его присутствие в зале заседаний кабинета было, можно сказать, случайным. Он пришел сюда после траурной мессы из личных апартаментов президента, чтобы убедиться, что отсюда убрали все вещи ого брата. Заметив, что сержант Джордано забыл убрать из зала заседаний кабинета кресло Кеннеди, он решил днем зайти сюда еще раз и проверить. Члены кабинета уже собрались, и Банди, увидев Боба Кеннеди, уговорил его зайти и занять свое место. Одиннадцать дней спустя Банди говорил:
«Бобби опоздал и, возможно, не остался бы, если бы я не сказал ему, что он должен присутствовать на совещании. Он поставил условие, чтобы не делалось никаких фотоснимков, с чем, как мне теперь известно, президенту было так же трудно согласиться, как курильщику, дымящему тридцать лет, воздержаться от курения. Но президент с готовностью пошел на ото во имя согласия».
Однако в тот вечер версия Банди была более резкой. Одному из своих коллег он сказал, что «его беспокоит Бобби», что «Бобби не желает считаться с новым положением» и что ему «пришлось фактически затащить его на заседание кабинета». Согласно воспоминаниям самого Кеннеди, он просто «проходил мимо. Банди сказал, что очень важно, чтобы я зашел, и я зашел»:
Его появление вызвало драматическую реакцию. Несколько членов кабинета вскочили со своих мест, один из них пожал ему руку и похлопал по спине. Другие, в том числе Джонсон, ne пошевельнулись. Министр юстиции сидел, откинувшись в кресле, в мрачном раздумье, с глазами, полу прикрытыми тяжелыми веками. Для человека с его положением само молчание может быть многозначительным. За полчаса до этого в одной телевизионной передаче открыто высказывалось предположение, что он может выйти в отставку. Ближайшее будущее Роберта Кеннеди обсуждалось в миллионах контор и квартир, н его сдержанную манеру заметили и учли все сидевшие за длинным столом, и президент Джонсон, возможно, более, чем кто-либо другой.
После того как президент кончил говорить, выступили два человека: Эдлай Стивенсон по старшинству в демократической партии и Дин Раск как первый министр кабинета. Выступавшие руководствовались одинаковыми мотивами: они хотели, чтобы из протокола следовало, что они поддерживают новое правительство. Стивенсон был удивительно неуверен в себе: обычно самый опытный и красноречивый оратор, он написал текст своей речи из пяти абзацев и теперь зачитал его слово в слово. Он напомнил, что на первом заседании кабинета он заверил президента Кеннеди в своей поддержке, и, повторив это заверение сейчас, добавил, что «страна может лишь на момент прервать свои дела». Джонсону он заявил:
— Исключительные черты нашего характера, ваша мудрость и опыт — благословенно для нашей страны в этот трудный час, и мы целиком полагаемся на ваше руководство.
Раск был столь же щедрым в своих похвалах Джонсону.
После обмена репликами между Джонсоном и Раском по поводу заявлений об отставке президент попросил всех представить к понедельнику рекомендации своих ведомств. Затем все разошлись. Ничего не было достигнуто, и ни у кого не сложилось впечатления, что удалось чего-то добиться. Даже Джонсон, которого выступления Раска и Стивенсона привели в восторг, теперь, казалось, был разочарован. Его последующие замечания в этот день говорят о том, что он рассчитывал на большее. Банди это показалось «небольшим скучным заседанием», для министра труда Уилларда Виртца оно было «ужасным» и «почти автоматическим». Один министр, ожидавший, что президент будет «энергичным и проявит себя», пришел к заключению, что заседание прошло «в высшей степени неудовлетворительно». Другой член кабинета решил поговорить об этом с Джонсоном. Клиф Картер провел его в здание канцелярии, и там этот министр настоятельно рекомендовал президенту, чтобы он сначала обратился к народу, а уже потом выступил в конгрессе. К удивлению посетителя, поведение Джонсона полностью изменилось за те несколько минут, что прошли после заседания кабинета. Это было еще одно из его удивительных молниеносных перевоплощений. Если на заседании кабинета Джонсон казался неуверенным, то теперь, как отметил в своем дневнике министр: «Разочарование его прошло, напряжение спало. Казалось, что силы и уверенность в себе, характерные для лидера большинства в сенате Линдона Джонсона, снова вернулись к нему».
Новый президент откровенно говорил со своим высокопоставленным посетителем о натянутых отношениях между ним и министром юстиции.
Он сказал:
— Джекки вела себя прекрасно. Она сказала, что выедет, как только успеет собраться. А я сказал ей: «Милочка, оставайтесь столько, сколько хотите. У меня дома хорошо и удобно, и я не тороплюсь. У вас же трагедия и много всяких проблем».
Джонсон дал понять, что его «настоящая проблема» — это Боб. Он был убежден, что позднее появление Кеннеди на заседании было преднамеренным, и утверждал, будто тот имел в виду унизить его, доверительно заявив «одному помощнику»: «Мы не войдем, пока Джонсон не сядет на свое место».
Это обвинение было несправедливым, но, видимо, явилось неизбежным следствием отношений между Джонсоном и Робертом Кеннеди, или, выражаясь точнее, между некоторыми из их советников. Еще со времени съезда демократической партии в Лос-Анджелесе в 1960 году отношения между этими двумя деятелями неоднократно портились в результате недоразумений, а первопричиной этого оказывался в конечном счете тот или иной «помощник».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171