У подножия башни Добо увидел низко склонившегося Гергея. Он внимательно рассматривал горошинки, насыпанные на барабан. Увидев Добо, Гергей поднялся и доложил:
— Турки начали вести подкоп. Нынче мы обнаружили в одном месте их работу. Сам Мекчеи пошел им навстречу.
— Знаю, — ответил Добо.
— Все наши барабаны никуда уже не годятся, размякли. Но дрожание воды выдало турок.
Добо поднялся к тыну и глянул в щель.
Вал, который турки воздвигали у проломов, поднялся на сажень.
Как раз в эту минуту дервиши уносили на двух копьях мертвого акынджи, лежавшего на куче валежника. Он погиб еще во время ночного обстрела.
Напротив стен повсюду виднелись рвы и частоколы. Турки тоже решили укрыться.
— Опять что-то замышляют, — покачав головой, заметил Добо. — Ясаулов и янычар нигде не видно.
Поднялся на башню и Мекчеи.
— Ведут подкоп, — коротко сообщил он.
По лицу его было видно, что он провел бессонную ночь. Глаза были красны и тусклы, волосы всклокочены, доломан на плечах испачкан грязью и известкой. Видно, Мекчеи помогал каменщикам поднимать балки.
— Капитан, — строго сказал ему Добо, — немедленно ступай спать!
В это время по лестнице поднимался оруженосец Балаж. В руке он нес серебряный поднос, а на подносе — серебряный кубок. В утреннем холодке из кубка шел белый пар.
Мекчеи попрощался и направился к лестнице.
Добо окликнул его более мягко:
— Пишта!
Мекчеи обернулся.
— Возьми, братец, у Балажа кубок и выпей.
12
Только на следующую ночь узнали осажденные, чем были заняты в тот день янычары.
Они соорудили приспособления, похожие на балдахины, под которыми носят во время крестного хода святые дары. Но эти балдахины сделаны были из крепких досок, а вместо четырех разных шестов их поддерживали четыре копья.
Теперь валежник и землю турки стали носить под такими передвижными крышами, или, как их называли, навесами.
Днем старшие офицеры хорошенько выспались. Они спали большей частью после обеда, так как для штурма турки выбирали обычно утренние часы и намерения их всегда выяснялись к обеду. К ночи офицеры были снова на ногах, а на покой уходила половина рядовых. Добо с Мекчеи договорились не устанавливать для себя определенного времени для сна: решили, что как только один их них отдохнет немного, сразу же пойдет отдыхать другой.
Вот так они и не спали оба. Лишь изредка прикорнут в каком-нибудь уголке башни или на насыпи, да и то сидя. После обеда, правда, удавалось иногда соснуть часа два. От бессонницы глаза Добо были обведены красной каемкой.
Эх, и злость же брала стрелков, что турки догадались соорудить навесы! Для этих приспособлений были собраны все доски, уцелевшие в потолках городских домов, в заборах и свинарниках, ибо турки поняли, что надо укрыться, иначе толку не будет.
У Шандоровской башни земляную насыпь подняли так высоко, что она уже доходила до нижнего края пролома крепостной стены.
Турецкие солдаты были защищены навесами, а те, кто поддерживал навесы копьями, прикрывали свою голову вязанками валежника. В крепости же у пролома осаждающих всегда поджидали двадцать стрелков и заряженная мортира. У бойниц на стене тоже караулили наведенные ружья. Но все предосторожности были тщетны, даже густой мрак защищал турок в часы ночной работы.
Гергей бодрствовал у самого большого пролома и вдруг увидел, как, укрывшись вязанками виноградных лоз, по насыпи крадется человек двадцать турок. В ночной мгле они казались черными тенями.
Гергей крикнул со стены:
— Гашпарич!
— Слушаю! — ответил мужской голос.
— Руки у вас не чешутся?
— Еще как чешутся-то, шут их дери! Господин лейтенант, дозвольте саблей поработать!
— Валяйте, черт бы побрал басурманское отродье! Но смотрите: порубили — и тут же обратно!
— Понял, господин лейтенант.
У пролома работали каменщики, но брешь была еще так велика, что в нее свободно могла бы въехать телега.
С разрешения Гергея, Гашпарич выскочил, пронзил пикой переднего турка, вооруженного дюжиной ятаганов, и тут же вскочил обратно в крепость.
Турок упал. Остальные продолжали подтаскивать хворост.
По примеру смельчака Гашпарича в брешь выскочили еще трое. Пиками уложили они троих турок и вновь нырнули в пролом.
Послышалась брань. Турки пришли в смятение, но снизу, тесня их, лезли другие.
И тут уж выскакивают десять венгров — кто с саблей, кто с пикой. Колют, рубят подносчиков хвороста, потом поворачивают и один за другим прыгают обратно в пролом.
Турки побросали хворост, и человек тридцать накинулись на троих венгров, не успевших возвратиться в крепость.
Гергей приказал стрелять со стен. Турки кувырком попадали друг через друга, но все же младший сержант Кальман вернулся с кровавой раной в груди. Ему пронзили грудь пикой.
— Стреляйте и вы! — крикнул вниз Гергей.
Из нижней пробоины на турок дождем посыпались пули.
Во время вспышек видно было, что перед проломом лежит около сорока окровавленных турок. Остальные, вооружившись пиками и саблями, целым отрядом кинулись к бреши.
— Огонь! — крикнул Гергей ратникам, стоявшим на стене.
В это время прибыл и Добо.
Перед проломом в луже крови лежал, запрокинувшись, Кальман. Какой-то янычар ударил пикой в пролом — не попал ни в кого — и с гиканьем вскочил в крепость.
Добо, стоявший как раз возле пробоины, дал ему в нос кулаком, да так, что кровь брызнула во все стороны, и в тот же миг Гашпарич метнул в турка копье.
Остальные басурманы, не решившись последовать за своим товарищем, повернули обратно и бросились по насыпи наутек.
— Выкиньте собаку! — сказал Добо каменщикам и поднялся на стену.
— Турки прекратили рыть подкоп, — сообщил Добо Гергею.
— Так я и думал, — ответил Гергей.
— Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
— Взгляните, пожалуйста, на наши кружки.
У висячего фонаря под нижним сводом башни работало пятеро солдат, в том числе и цыган.
Там лежала целая гора — несколько сот глиняных кружек и обрезки ружейных стволов. И те и другие снаряжали порохом.
Один насыпал в кружку горсть пороха, второй забивал туда тряпки и камни, третий опять сыпал горсть пороха. Четвертый сидел возле обрезков ржавых ружейных стволов, нарезанных кусками, насыпал в них порох и затыкал с обоих концов деревянными пробками. Пятый привязывал деревянные пробки проволокой. Цыган обмазывал готовые гранаты глиной.
— У нас уже готово триста кружек, — доложил Гергей.
— Кладите в них и серу, — сказал Добо, — притом большими кусками.
— Что же, это хорошо, — ответил Гергей.
Оруженосец Балаж побежал за серой.
Добо некоторое время с удовольствием наблюдал за работающими, потом оглянулся.
— Гашпарич здесь?
— Здесь, — ответил кто-то снизу.
— Иди сюда.
Парень прибежал наверх и, остановившись перед Добо, щелкнул каблуками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143