— пригрозил рукой дэли. — Что тебе, Вицушка? Все в порядке, спи.
— А что хотел ага?
— Он спрашивал о наших конях. Спи, милая.
Лица их сблизились, и губы слились в тихом поцелуе.
Потом трое юношей обменялись еще несколькими словами.
— Нам нечего бояться, — сказал Гергей уверенно. — Уедем на заре, и прощай ага со всеми своими конями!
— Слушай, завтра я не буду невольником, не хочу, — сказал Янчи Терек. — Пусть завтра Мекчеи будет невольником. Очень уж надоели эти кандалы. Да и золото тяжело таскать при себе. Умнее было бы спрятать его в повозке.
— Ладно, ладно, — улыбнулся Гергей, — завтра я с удовольствием буду невольником. Но когда же мы обменяемся платьем? Ночью нельзя, потому что ага может проснуться раньше времени.
— Тогда завтра в дороге. Черт послал этого агу!
Мекчеи, покачав головой, заметил:
— Мне он тоже не по душе. Столь важная особа вряд ли стерпит отказ от какого-то ничтожного дэли.
Гергей приложил палец к губам.
— Тише, дервиш понимает по-венгерски.
Дервиш лежал рядом с ними, свернувшись клубком, точно еж.
На рассвете, когда солнце метнуло в небо первые золотые стрелы, ага вышел из дверей и, зевая во весь рот, стряхнул с себя оцепенение сна.
— Бандшал, — обратился он к слуге, отбивавшему перед ним поклоны, — где эти два дэли? Позови их сюда.
Дервиш сидел на корточках у дверей. Услышав слова аги, он встал с места.
— Они уехали, господин.
— Уехали? — вскипел ага. — Как так уехали?
— Уехали.
— Да как они посмели?
— Потому-то и жду я тебя. Эти дэли приехали сюда неспроста.
— Откуда ты знаешь?
— Я подслушал их ночью.
— О чем же они говорили?
— Обо всем понемножку. А больше всего о том, что им опасно встречаться с такими людьми, как ты.
Ага вытаращил глаза.
— Тогда мы отнимем у них коней!.. Рабов! Повозку! Все отнимем!
Голос аги с каждым словом повышался, и последнее восклицание разнеслось злобным визгом.
— У них и деньги есть, — продолжал дервиш. — Один из невольников сказал, что не в силах дальше таскать при себе золото. Я думаю, они вовсе и не правоверные.
— Золото?.. Эй, сипахи! По коням! Догнать обоих дэли! Доставить их сюда живыми или мертвыми! А самое главное — повозку!
Мгновение спустя двадцать два сипахи вынеслись из ворот караван-сарая.
Ага посмотрел им вслед, потом обернулся к дервишу.
— О чем они еще толковали?
— Я не все разобрал. Они говорили тихо. Одно знаю: говорили они по-венгерски и один из невольников — женщина.
— Женщина? Я не видел женщины.
— А ее переодели в мужское платье.
— Красивая?
— Красивая, молодая. Они направились к Стамбулу.
Глаза у аги расширились вдвое против прежнего.
— Часть добычи — твоя! — бросил он и пошел в дом.
— Ага-эфенди! — крикнул ему вслед дервиш. — Я был янычаром. Не позволишь ли мне сесть на коня?
— Позволяю. Я и сам поеду верхом. Вели седлать.
На двух горячих конях они через пятнадцать минут догнали сипахи. Ага еще издали подавал им знаки: вперед!
Проезжая дорога клубилась белой пылью под подковами лошадей.
Не прошло и двух часов, как сипахи возвестили ликующими криками, что они уже видят повозку.
Сипахи проскакали по вершине холма, а дальше дорога шла вниз по склону, и ага потерял их из виду.
Ему и самому не терпелось въехать на гребень холма.
Он дал шпоры коню и в предчувствии богатой добычи понесся галопом. Пригнувшись к шее коня, следом за ним мчался дервиш, словно косматый черт. Дервиш хлестал жеребца и бил его пятками по бокам, но не потому, что скакун был плох, а потому, что он привык к шпорам, а у босого наездника их, конечно, не было. Так бы на крыльях и полетел дервиш! Ведь если эта подозрительная шайка попадется ему в лапы, значит, счастье снова вернулось к нему.
— Я ху! Дах-дах! — кричал дервиш, подгоняя своего коня.
Волосы его разметались, и голова стала похожей на большой растрепанный пук соломы. Саблю, которую ага дал ему в последнюю минуту, дервиш не успел даже привязать. Держал ее в руке и то спереди, то сзади подстегивал ею коня.
— Дах-дах!
С холма ага увидел беглецов. Они были еще далеко, но, несомненно, уже почуяли опасность.
Невольники вскочили на коней и мгновенно вытащили из повозки оружие. Возница выхватил какие-то тюки, подал всадникам, а те, прижав поклажу к луке седла, помчались дальше. Потом возница залез под тележку, и вдруг оттуда поднялся какой-то белый дым. Возница тоже вскочил на коня и понесся вслед за четырьмя своими спутниками.
Ага был поражен.
— Что ж это за невольники? — крикнул он, повернувшись к дервишу. — Почему они не хотят освободиться?
— Сказал же я, что это собаки! — завопил дервиш.
Пламя уже охватило повозку. Сипахи в нерешительности остановились.
«Главное — повозка!» — сказал им ага. И вот они стояли, вернее — топтались на испуганных конях вокруг пылавшей повозки.
— Гасите! — завопил ага. — Разбейте повозку! — И, дополняя приказание, крикнул: — Троим остаться тут, остальные скачите вслед за собаками!
Но кому остаться? И отчего горит повозка? Неслыханное, небывалое происшествие.
— Вы все еще здесь торчите! — накинулся на них ага. — Ленивые псы!
Но в тот же миг взвилось ослепительное пламя и раздался взрыв, потрясший землю и небо. На глазах вельможного турка земля разверзлась от огня.
Ни людей, ни повозки. Только косматый дервиш, оглушенный взрывом, торчит на коне, точно кот колдуньи на дымовой трубе.
— Что ж это было? — взревел ага, лежа на пыльной дороге, куда его сбросил конь.
Дервиш хотел кинуться ему на помощь, но конь его тоже взбесился, заплясал на месте, попятился назад, потом взвился на дыбы и, выпучив глаза, рванулся как безумный и помчался в поле. Подкидывая дервиша в воздух, роняя изо рта пену, одичав от ужаса, скакал он через рытвины и кусты. Но скинуть дервиша ему не удалось.
Ага с трудом встал на ноги, выплюнул пыль, набившуюся в рот, и злобно выругался.
Потом он оглянулся. Дорога напоминала поле сражения: кони бились в предсмертных судорогах, земля была усеяна ранеными и мертвыми солдатами. На месте повозки — пустота. В воздухе расплывалось широкое коричневое облако дыма — вот во что превратилась повозка.
Конь вельможного турка убежал, и горбоносый ага растерялся, не зная, что ему делать. Наконец он, прихрамывая, поплелся к своим солдатам.
Сипахи разметало взрывом, и они, как мешки, валялись в пыли. Из ушей, изо рта и носа у них текла кровь.
Увидев, что ни один солдат не шелохнется, ага сел у канавы и тупо уставился в одну точку, прислушиваясь к раздававшемуся кругом колокольному звону. Никаких колоколов тут не было и в помине — просто у него звенело в ушах.
Таким глухим тетерей и застал его дервиш, когда вернулся полчаса спустя на взмыленном, одичавшем коне.
Он привязал дрожащего коня к придорожному буку и поспешно подошел к аге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
— А что хотел ага?
— Он спрашивал о наших конях. Спи, милая.
Лица их сблизились, и губы слились в тихом поцелуе.
Потом трое юношей обменялись еще несколькими словами.
— Нам нечего бояться, — сказал Гергей уверенно. — Уедем на заре, и прощай ага со всеми своими конями!
— Слушай, завтра я не буду невольником, не хочу, — сказал Янчи Терек. — Пусть завтра Мекчеи будет невольником. Очень уж надоели эти кандалы. Да и золото тяжело таскать при себе. Умнее было бы спрятать его в повозке.
— Ладно, ладно, — улыбнулся Гергей, — завтра я с удовольствием буду невольником. Но когда же мы обменяемся платьем? Ночью нельзя, потому что ага может проснуться раньше времени.
— Тогда завтра в дороге. Черт послал этого агу!
Мекчеи, покачав головой, заметил:
— Мне он тоже не по душе. Столь важная особа вряд ли стерпит отказ от какого-то ничтожного дэли.
Гергей приложил палец к губам.
— Тише, дервиш понимает по-венгерски.
Дервиш лежал рядом с ними, свернувшись клубком, точно еж.
На рассвете, когда солнце метнуло в небо первые золотые стрелы, ага вышел из дверей и, зевая во весь рот, стряхнул с себя оцепенение сна.
— Бандшал, — обратился он к слуге, отбивавшему перед ним поклоны, — где эти два дэли? Позови их сюда.
Дервиш сидел на корточках у дверей. Услышав слова аги, он встал с места.
— Они уехали, господин.
— Уехали? — вскипел ага. — Как так уехали?
— Уехали.
— Да как они посмели?
— Потому-то и жду я тебя. Эти дэли приехали сюда неспроста.
— Откуда ты знаешь?
— Я подслушал их ночью.
— О чем же они говорили?
— Обо всем понемножку. А больше всего о том, что им опасно встречаться с такими людьми, как ты.
Ага вытаращил глаза.
— Тогда мы отнимем у них коней!.. Рабов! Повозку! Все отнимем!
Голос аги с каждым словом повышался, и последнее восклицание разнеслось злобным визгом.
— У них и деньги есть, — продолжал дервиш. — Один из невольников сказал, что не в силах дальше таскать при себе золото. Я думаю, они вовсе и не правоверные.
— Золото?.. Эй, сипахи! По коням! Догнать обоих дэли! Доставить их сюда живыми или мертвыми! А самое главное — повозку!
Мгновение спустя двадцать два сипахи вынеслись из ворот караван-сарая.
Ага посмотрел им вслед, потом обернулся к дервишу.
— О чем они еще толковали?
— Я не все разобрал. Они говорили тихо. Одно знаю: говорили они по-венгерски и один из невольников — женщина.
— Женщина? Я не видел женщины.
— А ее переодели в мужское платье.
— Красивая?
— Красивая, молодая. Они направились к Стамбулу.
Глаза у аги расширились вдвое против прежнего.
— Часть добычи — твоя! — бросил он и пошел в дом.
— Ага-эфенди! — крикнул ему вслед дервиш. — Я был янычаром. Не позволишь ли мне сесть на коня?
— Позволяю. Я и сам поеду верхом. Вели седлать.
На двух горячих конях они через пятнадцать минут догнали сипахи. Ага еще издали подавал им знаки: вперед!
Проезжая дорога клубилась белой пылью под подковами лошадей.
Не прошло и двух часов, как сипахи возвестили ликующими криками, что они уже видят повозку.
Сипахи проскакали по вершине холма, а дальше дорога шла вниз по склону, и ага потерял их из виду.
Ему и самому не терпелось въехать на гребень холма.
Он дал шпоры коню и в предчувствии богатой добычи понесся галопом. Пригнувшись к шее коня, следом за ним мчался дервиш, словно косматый черт. Дервиш хлестал жеребца и бил его пятками по бокам, но не потому, что скакун был плох, а потому, что он привык к шпорам, а у босого наездника их, конечно, не было. Так бы на крыльях и полетел дервиш! Ведь если эта подозрительная шайка попадется ему в лапы, значит, счастье снова вернулось к нему.
— Я ху! Дах-дах! — кричал дервиш, подгоняя своего коня.
Волосы его разметались, и голова стала похожей на большой растрепанный пук соломы. Саблю, которую ага дал ему в последнюю минуту, дервиш не успел даже привязать. Держал ее в руке и то спереди, то сзади подстегивал ею коня.
— Дах-дах!
С холма ага увидел беглецов. Они были еще далеко, но, несомненно, уже почуяли опасность.
Невольники вскочили на коней и мгновенно вытащили из повозки оружие. Возница выхватил какие-то тюки, подал всадникам, а те, прижав поклажу к луке седла, помчались дальше. Потом возница залез под тележку, и вдруг оттуда поднялся какой-то белый дым. Возница тоже вскочил на коня и понесся вслед за четырьмя своими спутниками.
Ага был поражен.
— Что ж это за невольники? — крикнул он, повернувшись к дервишу. — Почему они не хотят освободиться?
— Сказал же я, что это собаки! — завопил дервиш.
Пламя уже охватило повозку. Сипахи в нерешительности остановились.
«Главное — повозка!» — сказал им ага. И вот они стояли, вернее — топтались на испуганных конях вокруг пылавшей повозки.
— Гасите! — завопил ага. — Разбейте повозку! — И, дополняя приказание, крикнул: — Троим остаться тут, остальные скачите вслед за собаками!
Но кому остаться? И отчего горит повозка? Неслыханное, небывалое происшествие.
— Вы все еще здесь торчите! — накинулся на них ага. — Ленивые псы!
Но в тот же миг взвилось ослепительное пламя и раздался взрыв, потрясший землю и небо. На глазах вельможного турка земля разверзлась от огня.
Ни людей, ни повозки. Только косматый дервиш, оглушенный взрывом, торчит на коне, точно кот колдуньи на дымовой трубе.
— Что ж это было? — взревел ага, лежа на пыльной дороге, куда его сбросил конь.
Дервиш хотел кинуться ему на помощь, но конь его тоже взбесился, заплясал на месте, попятился назад, потом взвился на дыбы и, выпучив глаза, рванулся как безумный и помчался в поле. Подкидывая дервиша в воздух, роняя изо рта пену, одичав от ужаса, скакал он через рытвины и кусты. Но скинуть дервиша ему не удалось.
Ага с трудом встал на ноги, выплюнул пыль, набившуюся в рот, и злобно выругался.
Потом он оглянулся. Дорога напоминала поле сражения: кони бились в предсмертных судорогах, земля была усеяна ранеными и мертвыми солдатами. На месте повозки — пустота. В воздухе расплывалось широкое коричневое облако дыма — вот во что превратилась повозка.
Конь вельможного турка убежал, и горбоносый ага растерялся, не зная, что ему делать. Наконец он, прихрамывая, поплелся к своим солдатам.
Сипахи разметало взрывом, и они, как мешки, валялись в пыли. Из ушей, изо рта и носа у них текла кровь.
Увидев, что ни один солдат не шелохнется, ага сел у канавы и тупо уставился в одну точку, прислушиваясь к раздававшемуся кругом колокольному звону. Никаких колоколов тут не было и в помине — просто у него звенело в ушах.
Таким глухим тетерей и застал его дервиш, когда вернулся полчаса спустя на взмыленном, одичавшем коне.
Он привязал дрожащего коня к придорожному буку и поспешно подошел к аге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143