— Нет!
Ее глаза вспыхнули.
— Нет?
— Нет. Это невозможно, миссис де Мариньи. Я же... свидетель обвинения!
Она недобро улыбнулась:
— Ну и что? Так даже лучше.
Я пожал плечами.
— Вообще, по-моему, неплохая идея — нанять частного детектива для работы вместе с этим адвокатом... Хиггсом. Честно сказать, я не впечатлен методами, которые применяют полицейские — как нассаусские, так и те, импортные, из Майами.
Она сверкнула глазами.
— Мне тоже известно об их методах.
Откуда? Я не мог этого понять, но не стал спрашивать. Вместо этого я сказал:
— Поверьте, я очень хочу помочь вам, но...
Она опять окинула меня своим немигающим взглядом.
— Мистер Геллер, я говорила с человеком, который рекомендовал вас моему отцу, вашей старой знакомой — Эвелин Уолш Маклин. Она очень тепло отзывалась о вас и уверяла меня, что вы — как раз подходящий человек для этой работы.
Эвелин. Имя из прошлого. Одна из королев вашингтонского высшего света, владелица знаменитого проклятого «Алмаза надежд». Она поддержала меня во время того злосчастного расследования дела Линдберга. Мы расстались довольно прохладно, но — странная штука: через столько лет я был рад слышать, что я прощен.
— Она сказала, что вы распутали дело Линдберга, — продолжала Нэнси де Мариньи.
— Да, тогда для всех все закончилось замечательно.
Ее улыбка стала задумчивой, глаза заблестели.
— Как странно... Ведь это — одна из причин, почему папа переехал жить на Багамы.
— Какая причина?
— Киднеппинг.
— Что?
Она грустно засмеялась.
— Я знаю, все думают, папа переехал в Нассау только для того, чтобы не платить огромных канадских налогов. Я уверена, это только отчасти так. Дело в том, что после похищения ребенка Линдберга папа получил несколько писем... Его шантажировали... Угрожали, что если он не заплатит, я буду следующей. Мы тогда жили у Ниагарской водопада... примерно в той же части страны, что и Линдберги. Отец и мама Дружили с ними, мистер Геллер. И я помню, потом два года меня охраняли вооруженные люди. Конечно, это относительно недолго — два года, — но теперь мне кажется, я провела все детство в компании вооруженных охранников.
Я просто не знал, что и сказать, поэтому лишь понимающе кивнул.
— Папе сказали, что в Нассау даже самый богатый человек в мире может спокойно спать с открытыми дверями.
Только теперь она наконец заплакала.
Достав из кармана халата бумажную салфетку, она приложила ее к глазам. Я поднялся, подошел к ней и дотронулся до ее плеча. Немного погодя она кивнула, жестом показывая, что ей уже лучше, и попросила меня снова сесть.
Я сел.
— Миссис де Мариньи... Я действительно хотел бы вам помочь...
Но на самом деле я не хотел — ну, может, только чуть-чуть. Все, что я действительно хотел — как можно скорее вернуться назад, в Чикаго. Я уже получил свою порцию видов пальмовых деревьев от Нассау до Флориды, и мне отнюдь не хотелось возвращаться в тропики, чтобы ссориться там с двумя тупоголовыми американскими копами.
— Так, значит, вы отказываетесь? — она в последний раз промокнула глаза.
— Да.
— В таком случае, мне придется поговорить с мистером Фоскеттом.
— Зачем?
— Ну... Вам придется вернуть десять тысяч долларов предварительного гонорара, которые заплатил вам отец.
— Что?
— По-моему, вы расслышали в первый раз, мистер Геллер.
— Но мы же договаривались, что это мои деньги...
— У вас есть письменный договор?
— Нет, но... Откуда вы узнали?
Она вежливо улыбнулась.
— Видите ли, управляющая домом моего отца, Марджори Бристол, — моя подруга. А у нее есть копия чека, который выписал вам отец.
Я ничего не сказал. Я был так ошарашен, что чуть не застонал.
— И, — весело продолжала она, — в его личном гроссбухе, куда он заносил все свои платежи, отмечено, что ваш ежедневный гонорар должен был составлять триста долларов. Он также отметил, что заплатил вам тысячу долларов авансом, за первый день. Вы столько и работали, разве не так, мистер Геллер?
Я кивнул.
— Но ведь там сказано, три сотни в день плюс расходы.
— И отлично. Если дело затянется, и вы отработаете свой предварительный гонорар, я буду платить вам по той же таксе. Триста долларов — это ведь максимум, сколько может заработать за день детектив, а?
Я вздохнул.
— Да.
— Значит... когда вы предпочли бы вернуться в Нассау?
Все, она победила. Ната Геллера, крутого парня, побила девятнадцатилетняя любительница танцев.
— Сегодня днем, — ответил я.
— Чудесно! — она достала что-то из кармана халата. — Вот ваш билет... Ваш номер в «Б. К.» ждет вас.
Она имела в виду — в «Британском Колониальном». Я молча взял билет, а она опять принялась за свой сок, глядя в окно, на лужайку. Гордясь собой.
— Миссис де Мариньи...
— Нэнси. — Она улыбнулась, довольно искренне на этот раз.
— Нэнси. Зовите меня Нат, Нэнси. А откуда вы узнали, что полиция проваливает расследование? Это адвокат графа, Хиггс, сказал вам?
Она отрицательно покачала головой.
— Я пообщалась с этими детективами из Майами. Я недоверчиво покосился на нее.
— С Баркером и Мелченом? Когда же?
— Они вчера прилетели в Мэн... Они без приглашения явились на похороны, мистер Геллер.
— Не может быть! Явились на похороны?
Они действительно явились туда, а потом проследовали за Нэнси и ее матерью в ее спальню, где леди Оукс разрыдалась от горя. Именно этот момент они выбрали, чтобы сообщить Нэнси и леди Оукс во всех отвратительных подробностях как, по их мнению Фредди де Мариньи совершил убийство...
Она была неподдельно рассержена, рассказывая мне все это. В ее карих, полных слез глазах было больше негодования, чем печали.
— Тот высокий, представительный, волосы с проседью...
— Баркер, — подсказал я.
Она кивнула.
— Баркер. Он сказал маме... встал у изголовья кровати и сказал ей, что Фредди оторвал от забора у дома деревянный кол и оглушил им отца... Этот Баркер поднял руки, показывая, как он это сделал!
— Боже. Как же это перенесла ваша мать?
— Она — очень, очень сильная женщина, но с ней случилась истерика. Ее врач предложил им прекратить рассказывать, но мама сквозь слезы кричала им, чтобы они продолжали.
— А как вы выдержали это?
Она сказала сквозь зубы:
— Я была взбешена. Они просто взбесили меня.
— Понятно. Продолжайте.
Ее глаза дрогнули, и на щеку капнула слеза.
— Потом Баркер сказал, что Фредди обрызгал папу, который еще был жив, инсектицидом из распылителя. А потом... поджег его, и только огонь привел папу в сознание, и он поднялся, «корчась в ужасной агонии»!
— Даже если это и было так, — сказал я, — Баркер — садист и идиот. Как он мог заставить вас и вашу маму пройти через этот ад?!
Она стала яростно трясти головой, словно пытаясь освободиться от кошмара этой истории.
— Я не поверила ни единому его слову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100