Или лучше оставить его взаперти?
– Затрудняюсь ответить. Мегера права, он очень неустойчив.
– Хорошо, тогда пусть свободно перемещается по зданию. – Лоулесс отхлебнул воды из стакана и махнул рукой. – Можете идти.
Ученые и медики вскочили на ноги и с облегчением покинули обеденный зал.
Мегера, в свою очередь, не собиралась так быстро отступать.
– По сравнению с прошлыми нашими трудами сейчас мы проводим грандиозный эксперимент, который вот-вот провалится прямо на глазах.
– Ты ничего не понимаешь.
– Да ну? Запомните мои слова, потому что я больше не стану их повторять.
– Нет,– весело откликнулся Лоулесс,– не станешь.
Хихикнув про себя, старик взял стакан воды костлявой высохшей рукой и принялся отправлять в рот таблетку за таблеткой, исполняя предписания докторов. Он старательно пережевывал лекарства неровными шатающимися зубами.
Главное, для чего помогали медикаменты,– ясность мысли и хорошая память. Это нужно для процесса. Без памяти он становился сущей развалиной.
Лоулесс принимал липоевую кислоту с ацетилкарнитином для профилактики старческого маразма, хотя эта болезнь едва ли ему грозила. В его мозгу пока не было опухолей или иных повреждений, но береженого боги берегут.
Сегодня для укрепления памяти и лучшей концентрации старик выпил настой шалфея и съел несколько янтарных капсул рыбьего жира. На соседнем блюде лежали препараты для мужской потенции – экстракт коры дерева йохимбе и корней африканской фиалки.
Пока он принимал снадобья, Мегера следила по списку, чтобы старик не пропустил ни одного из ежедневных препаратов.
Потом она встала и нетерпеливо повернулась к экрану.
– Что мы собираемся с ним делать?
Лоулесс посчитал этот вопрос откровенной глупостью. Он вытер губы белой салфеткой и встал из-за стола.
– Мегера, ты обижена и возмущена. Тебя никто не устраивает. Ты отвергаешь всех и каждого еще до того, как мы начинаем работу. Хотя эта коварная змея обошла тебя и пробудила мстительность в сердце. Почему ты так кипятишься?
– Еще не поздно,– взмолилась девушка, поглаживая седые волосы Лоулесса.– Мы уже многого достигли. Мы можем изменить мою роль в эксперименте.
Лоулесс показал на экран, привлекая ее внимание к Гену.
– Может, он сумеет это сделать, а мое время подходит к концу.
– Я должна быть на его месте!
– Мегера, никто из нас с этим не справится. Тебя отбраковала сама природа. Не я тебя отвергаю, а биология. Женщина не в состоянии принять мое бессмертие. Ты всего лишь сосуд для новых поколений мужчин.
Что это все значит? Кто эти люди? Или портреты повесили сюда без особого смысла? Может, он должен их знать? Представляют ли эти картины интерес? А может быть, они просто символ того, что жизнь проходит?
Ген рассматривал полотна над камином, с которых требовательно и строго смотрели лица стариков. Цепь поколений; они жили, существовали, а вот кто он сам рядом с ними? Кусок глины. У одного скулы чуть повыше, чем у другого, у третьего топорщились уши, у четвертого – обвислый нос. Но все они определенно являлись звеньями одной генеалогической цепочки. Эдакая физиогномическая эволюция.
Ген посмотрел в зеркало, изучая собственное лицо. Если он и был их потомком, сходство не бросалось в глаза. А может, он просто не хотел его замечать?
Потом пленник просмотрел книги на полке. Он все еще чувствовал себя не вполне здоровым, но с этим пришлось смириться. Лучше не проявлять никаких признаков беспокойства. Он знал, что за ним следят. И наверняка делают какие-то выводы.
«Пусть следят. Я не прячусь».
Внутри себя он ловил отзвуки давних воспоминаний, отпечатки других личностей. Но они не казались реальными. Все, чего ему хотелось – понять эту жизнь и свое место в ней. Но он ощущал присутствие прежних жизней. Они лезли в глаза, привлекали внимание и ожесточенно дрались друг с другом за власть над ним.
Ген когда-то проходил этим путем. Осталось лишь понять, сможет ли он дойти до конца, сможет ли разобраться.
Куда девалось прошлое? Может, оно таится в старинном кинжале, который убил немало народу за тысячу лет? Это и есть прошлое? Чувствует ли он себя так же, как Ген сейчас?
Влияет ли сам процесс воспоминаний на прошлое? Или память – всего лишь вымысел, ложь, фикция? Выдуманный росток на ветке прошлого? Словно сухие листья на обломанной ветке, смятой в пыли и грязи…
Ген отвлекся от картин и принялся рассматривать окружающие предметы. С каждым шкафчиком, каждой новой вещью или орнаментом в нем пробуждались полустертые картины, запах и звуки давнего, позабытого времени.
Он почти слышал, как со скрипом открываются пыльные тайники его памяти, стряхивая паутину забвения. Из-за тяжелых дверей на него обрушивались волны запахов – ароматов памяти. Под слоем пыли таилось что-то драгоценное, важное, будто старинная книга, когда-то прочитанная, но крепко позабытая. Кожа на обложке потерлась от времени, но книга ждет, пока кто-то сдует пыль и откроет первую страницу.
Паркет в зале памяти поскрипывал, он поскрипывал и шептал. Пол коробился от солнца и вздыхал в полутьме, прогибаясь под тяжестью воспоминаний. Он слышал их, дышал их запахом, ощущал вкус. Разрозненные осколки его личности неудержимо стремились слиться воедино.
«Кто же сказал, что тело может двигаться вперед, но душа обречена витать кругами, все время возвращаясь к началу?»
И через миг Ген вспомнил.
– Плотин. Это сказал Плотин.
Непонятно, откуда вынырнуло это знание, из каких закоулков памяти? Видимо, сознание работало исправно, просто хозяин не имел никакого отношения к нему. Он был всего лишь наблюдателем. Он открыл книгу памяти, но читал ее кто-то другой.
«Да, Плотин. Жаль, что мы с ним не встретились. Жаль… »
«Бытие не может различить приметы времени. Их видишь, лишь оглядываясь назад».
Ген хорошо понимал, что это означает. Он встал перед зеркалом и распахнул халат. Голый торс казался непривычно гладким.
«Чего-то не хватает».
– Точно,– промолвил он.– Не хватает. Где мои груди?
В театре памяти
– Склонитесь перед его величеством императором Рудольфом, владыкой Священной Римской империи; королем Германии, королем Венгрии, Богемии, Далмации, Хорватии и Словении; эрц-герцогом Австрии; маркграфом Моравии; маркграфом Лузатии; герцогом Силезии; герцогом Люксембурга; правителем земель Габсбургов…
– Да-да-да! – Император Рудольф замахал рукой стражникам, стоявшим у дверей. Он спешил поговорить с вошедшим Атанатосом и не стал дожидаться, пока подтянется вся свита.– Что вы мне сегодня приготовили?
Атанатос отвесил долгий и глубокий поклон.
– Визуальную мнемонику, ваше величество.
– В какую сторону?
– С ее помощью, ваше величество, вы сможете приблизиться к бесконечности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Затрудняюсь ответить. Мегера права, он очень неустойчив.
– Хорошо, тогда пусть свободно перемещается по зданию. – Лоулесс отхлебнул воды из стакана и махнул рукой. – Можете идти.
Ученые и медики вскочили на ноги и с облегчением покинули обеденный зал.
Мегера, в свою очередь, не собиралась так быстро отступать.
– По сравнению с прошлыми нашими трудами сейчас мы проводим грандиозный эксперимент, который вот-вот провалится прямо на глазах.
– Ты ничего не понимаешь.
– Да ну? Запомните мои слова, потому что я больше не стану их повторять.
– Нет,– весело откликнулся Лоулесс,– не станешь.
Хихикнув про себя, старик взял стакан воды костлявой высохшей рукой и принялся отправлять в рот таблетку за таблеткой, исполняя предписания докторов. Он старательно пережевывал лекарства неровными шатающимися зубами.
Главное, для чего помогали медикаменты,– ясность мысли и хорошая память. Это нужно для процесса. Без памяти он становился сущей развалиной.
Лоулесс принимал липоевую кислоту с ацетилкарнитином для профилактики старческого маразма, хотя эта болезнь едва ли ему грозила. В его мозгу пока не было опухолей или иных повреждений, но береженого боги берегут.
Сегодня для укрепления памяти и лучшей концентрации старик выпил настой шалфея и съел несколько янтарных капсул рыбьего жира. На соседнем блюде лежали препараты для мужской потенции – экстракт коры дерева йохимбе и корней африканской фиалки.
Пока он принимал снадобья, Мегера следила по списку, чтобы старик не пропустил ни одного из ежедневных препаратов.
Потом она встала и нетерпеливо повернулась к экрану.
– Что мы собираемся с ним делать?
Лоулесс посчитал этот вопрос откровенной глупостью. Он вытер губы белой салфеткой и встал из-за стола.
– Мегера, ты обижена и возмущена. Тебя никто не устраивает. Ты отвергаешь всех и каждого еще до того, как мы начинаем работу. Хотя эта коварная змея обошла тебя и пробудила мстительность в сердце. Почему ты так кипятишься?
– Еще не поздно,– взмолилась девушка, поглаживая седые волосы Лоулесса.– Мы уже многого достигли. Мы можем изменить мою роль в эксперименте.
Лоулесс показал на экран, привлекая ее внимание к Гену.
– Может, он сумеет это сделать, а мое время подходит к концу.
– Я должна быть на его месте!
– Мегера, никто из нас с этим не справится. Тебя отбраковала сама природа. Не я тебя отвергаю, а биология. Женщина не в состоянии принять мое бессмертие. Ты всего лишь сосуд для новых поколений мужчин.
Что это все значит? Кто эти люди? Или портреты повесили сюда без особого смысла? Может, он должен их знать? Представляют ли эти картины интерес? А может быть, они просто символ того, что жизнь проходит?
Ген рассматривал полотна над камином, с которых требовательно и строго смотрели лица стариков. Цепь поколений; они жили, существовали, а вот кто он сам рядом с ними? Кусок глины. У одного скулы чуть повыше, чем у другого, у третьего топорщились уши, у четвертого – обвислый нос. Но все они определенно являлись звеньями одной генеалогической цепочки. Эдакая физиогномическая эволюция.
Ген посмотрел в зеркало, изучая собственное лицо. Если он и был их потомком, сходство не бросалось в глаза. А может, он просто не хотел его замечать?
Потом пленник просмотрел книги на полке. Он все еще чувствовал себя не вполне здоровым, но с этим пришлось смириться. Лучше не проявлять никаких признаков беспокойства. Он знал, что за ним следят. И наверняка делают какие-то выводы.
«Пусть следят. Я не прячусь».
Внутри себя он ловил отзвуки давних воспоминаний, отпечатки других личностей. Но они не казались реальными. Все, чего ему хотелось – понять эту жизнь и свое место в ней. Но он ощущал присутствие прежних жизней. Они лезли в глаза, привлекали внимание и ожесточенно дрались друг с другом за власть над ним.
Ген когда-то проходил этим путем. Осталось лишь понять, сможет ли он дойти до конца, сможет ли разобраться.
Куда девалось прошлое? Может, оно таится в старинном кинжале, который убил немало народу за тысячу лет? Это и есть прошлое? Чувствует ли он себя так же, как Ген сейчас?
Влияет ли сам процесс воспоминаний на прошлое? Или память – всего лишь вымысел, ложь, фикция? Выдуманный росток на ветке прошлого? Словно сухие листья на обломанной ветке, смятой в пыли и грязи…
Ген отвлекся от картин и принялся рассматривать окружающие предметы. С каждым шкафчиком, каждой новой вещью или орнаментом в нем пробуждались полустертые картины, запах и звуки давнего, позабытого времени.
Он почти слышал, как со скрипом открываются пыльные тайники его памяти, стряхивая паутину забвения. Из-за тяжелых дверей на него обрушивались волны запахов – ароматов памяти. Под слоем пыли таилось что-то драгоценное, важное, будто старинная книга, когда-то прочитанная, но крепко позабытая. Кожа на обложке потерлась от времени, но книга ждет, пока кто-то сдует пыль и откроет первую страницу.
Паркет в зале памяти поскрипывал, он поскрипывал и шептал. Пол коробился от солнца и вздыхал в полутьме, прогибаясь под тяжестью воспоминаний. Он слышал их, дышал их запахом, ощущал вкус. Разрозненные осколки его личности неудержимо стремились слиться воедино.
«Кто же сказал, что тело может двигаться вперед, но душа обречена витать кругами, все время возвращаясь к началу?»
И через миг Ген вспомнил.
– Плотин. Это сказал Плотин.
Непонятно, откуда вынырнуло это знание, из каких закоулков памяти? Видимо, сознание работало исправно, просто хозяин не имел никакого отношения к нему. Он был всего лишь наблюдателем. Он открыл книгу памяти, но читал ее кто-то другой.
«Да, Плотин. Жаль, что мы с ним не встретились. Жаль… »
«Бытие не может различить приметы времени. Их видишь, лишь оглядываясь назад».
Ген хорошо понимал, что это означает. Он встал перед зеркалом и распахнул халат. Голый торс казался непривычно гладким.
«Чего-то не хватает».
– Точно,– промолвил он.– Не хватает. Где мои груди?
В театре памяти
– Склонитесь перед его величеством императором Рудольфом, владыкой Священной Римской империи; королем Германии, королем Венгрии, Богемии, Далмации, Хорватии и Словении; эрц-герцогом Австрии; маркграфом Моравии; маркграфом Лузатии; герцогом Силезии; герцогом Люксембурга; правителем земель Габсбургов…
– Да-да-да! – Император Рудольф замахал рукой стражникам, стоявшим у дверей. Он спешил поговорить с вошедшим Атанатосом и не стал дожидаться, пока подтянется вся свита.– Что вы мне сегодня приготовили?
Атанатос отвесил долгий и глубокий поклон.
– Визуальную мнемонику, ваше величество.
– В какую сторону?
– С ее помощью, ваше величество, вы сможете приблизиться к бесконечности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92