– Знаю, потому что сам через такое прошел. У Гена это началось чуть раньше. Не нужно стыдиться. Очевидец из «Нью-Йорк пост» говорит, что слышал, как полицейский кричал, что за ним гонится бык. Вам казалось, что на вас бросился бык.
Норта охватил страх.
– Он ошибся.
Портер раскрыл блокнот. Полистав страницы, он показал детективу картинку, нарисованную много лет назад.
Бык!
Норт отшатнулся.
– Узнаете?
Он пожирает его изнутри. Бык. Карандашный набросок был до того знакомый, словно Норт нарисовал его собственной рукой.
– Мне было семь лет, когда Бык пришел ко мне.
Портер сунул блокнот в руки детектива и заставил его пролистать пожелтевшие страницы, заполненные рисунками и неровными рядами записей. Строчки были написаны разными чернилами. И на разных языках.
По лицу Норта доктор увидел, что тот узнает картинки. Он бросил взгляд на блокнот детектива.
– Вы уже ведете записи в своем черном блокноте?
Норт не ответил. Бык овладел им и не хотел отпускать.
Бык!
«Выстави этого человека за дверь. Прямо сейчас».
Норт захлопнул зеленую книжицу и бросил Портеру через стол.
– Не хочу на это смотреть.
Ручка плясала в дрожащих пальцах, выбивая по столешнице тревожную и нервную дробь.
– Нет-нет, я так не думаю.
Портер полез в карман и выудил ручку. Он записал номер своей комнаты в «Пенсильвании» на обороте визитки, положил ее на стол и передвинул поближе к Норту.
– Представьте, каково мне было это пережить в семь лет. Реальность раскалывается на части, сводя с ума и сбивая с толку. В кошмарах вам снится, что вы занимаетесь сексом с собственной матерью. Страх и всепоглощающее чувство вины терзают вас, потому что там, во сне, вы чувствовали, что вам это нравится.
– Замолчите!
– Не нужно винить себя. Это не ваши воспоминания. Это память вашего отца.
– Твою мать! – рявкнул Норт так яростно, что Портер прижался спиной к спинке стула.
Снова повисло молчание. Портер не шевелился, он ждал, что скажет Норт.
– У меня нет воспоминаний отца. И не может быть.
– Почему?
« Неужели я сдаюсь? »
– Потому что он еще жив.
– Вы не понимаете.
– Все я понимаю.
Они оба осознали, что дальше этот разговор не может продолжаться.
– На сегодня мы поговорили достаточно,– цинично заявил Портер.
– Убирайтесь.
Доктор поднялся и похлопал ладонью по визитной карточке.
– Если захотите снова обсудить это, найдете меня здесь.
Норт промолчал.
– Всего хорошего.
Детектив смотрел, как уходит психиатр, словно пытался убедить себя, что все страшное уже позади. Он сидел один в комнате для допросов и чувствовал себя загнанной дичью.
«Это дурдом. Я сумасшедший».
Тут же вспомнились слова доктора: «Вы уже ведете записи в вашем черном блокноте?» К чему был этот вопрос?
Черная книжечка лежала на столе, маня и искушая. Блокнот как блокнот.
«Что в нем такого страшного? »
Но где-то в глубине души Норт знал: то, что пытается оттолкнуть, не замечать, существует на самом деле.
«Решайся».
Он открыл записную книжку скорее из чувства протеста, чем по собственному желанию. И впервые ощутил облегчение, выливая все разговоры на бумагу, страница за страницей. Подробности, места действия, время. Но детектив знал, что есть еще кое-что.
Безумие ждало его. Горечь и злость скопились внутри и теперь просачивались на листы блокнота.
Погребальные костры Акры
Кровь сарацин лилась рекой, обагряя ноги наших лошадей. Ибо праздновали мы победу в Акре. Шел десятый день августа года тысяча сто девяносто первого от Рождества нашего Господа.
Мы проходили по этой земле с огнем и мечом. Пламя погребальных костров пожирало добычу, наполняя ноздри каждого воина маслянистым запахом дыма. Лагеря были завалены сарацинскими трупами, которые дожидались сожжения. Я слушал, как гудит огонь, и вдыхал запах жареной человечины. Воняло свининой.
Среди них попадались христиане, но мы, доблестные крестоносцы, не сдерживали разящих ударов. Это селение было уже седьмым по счету со времени нашего прибытия. Когда мы только ступили на эту землю, мы не знали, как отделять зерна от плевел.
– Убивайте всех,– приказал я.– Господь узнает своих.
В первую ночь мы устроили пир под покровом ночи, словно звери, вырвавшиеся из ада. Мы сбились в кучу над пламенем костров. Когда я насытился, его привели ко мне.
Шпион молвил:
– Вот что мне стало известно. К нашему прибытию Барбаросса послал гонца приору Дамаска.
Фридрих, король Германии, император Священной Римской империи, мертв. Он утонул, и сто пятьдесят тысяч рыцарей, которые пустились в плавание по коварным северным водам, остались без предводителя. Они сражались отважно, но без короля они были обречены. Жалкая горстка выжила и вернулась домой, чтобы никогда больше не ступать по землям Финикии и не биться в великом третьем Крестовом походе.
Но Барбаросса сумел извлечь для себя выгоду из гибели владыки и доказал свою полезность правителю Англии, королю Ричарду Львиное Сердце. Он знал, что Сирия имеет множество ликов.
– И что узнал гонец?
– Он сказал, что высоко в горах, между Дамаском, Антиохией и Алеппо, живет некий народ сарацинской крови. Эти отродья живут, не признавая никаких законов. Едят свинину вопреки заветам сарацин. И возлегают со всеми, без разбора, женщинами.
– Без разбора?
Юноша кивнул.
– С матерями и сестрами.
– Это отвратительно!
– Да, как для христиан, так и для сарацин.
– У этого народа есть название?
Юноша заколебался, словно одно упоминание имени этих людей могло навлечь на его голову несчастья. Он огляделся, убедился, что никто нас не подслушивает, и наклонился ко мне поближе.
– У них много имен.
Юноша затаил дыхание. По блеску моих глаз он понял, что я добьюсь ответа, даже не пытаясь ничего посулить взамен.
– Я слышал, что на своем языке они называют себя «хашишин», а другие произносят это слово как «ашишин». Так сказал один мудрец. Я оставил ему жизнь, чтобы вы могли допросить его. Он здесь, и ему известно больше, чем мне.
Шпион продолжал:
– Он сказал, что на своем наречии они еще зовутся «гашашин», потому что их предводитель любит какую-то сухую траву… не знаю почему. Но местные христиане считают этот язык слишком трудным, чтобы учить его, и прозвали этот народ «асассины».
Асассины!
– Они жаждут крови, они убивают невиновных ради денег. И пренебрежительно относятся к своей жизни. Они настоящие демоны, которые притворяются людьми. У них все дьявольское: дела, нравы, язык. Они прячутся, словно волки среди овец, дожидаясь подходящего случая, чтобы напасть. В этой деревне их было полно, вы правильно сделали, что убили всех.
Он помолчал.
– Все, что они умеют,– это убивать. Они – сама мерзость. Какой мужчина станет скрываться, словно трус? Вы их разыскиваете, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Норта охватил страх.
– Он ошибся.
Портер раскрыл блокнот. Полистав страницы, он показал детективу картинку, нарисованную много лет назад.
Бык!
Норт отшатнулся.
– Узнаете?
Он пожирает его изнутри. Бык. Карандашный набросок был до того знакомый, словно Норт нарисовал его собственной рукой.
– Мне было семь лет, когда Бык пришел ко мне.
Портер сунул блокнот в руки детектива и заставил его пролистать пожелтевшие страницы, заполненные рисунками и неровными рядами записей. Строчки были написаны разными чернилами. И на разных языках.
По лицу Норта доктор увидел, что тот узнает картинки. Он бросил взгляд на блокнот детектива.
– Вы уже ведете записи в своем черном блокноте?
Норт не ответил. Бык овладел им и не хотел отпускать.
Бык!
«Выстави этого человека за дверь. Прямо сейчас».
Норт захлопнул зеленую книжицу и бросил Портеру через стол.
– Не хочу на это смотреть.
Ручка плясала в дрожащих пальцах, выбивая по столешнице тревожную и нервную дробь.
– Нет-нет, я так не думаю.
Портер полез в карман и выудил ручку. Он записал номер своей комнаты в «Пенсильвании» на обороте визитки, положил ее на стол и передвинул поближе к Норту.
– Представьте, каково мне было это пережить в семь лет. Реальность раскалывается на части, сводя с ума и сбивая с толку. В кошмарах вам снится, что вы занимаетесь сексом с собственной матерью. Страх и всепоглощающее чувство вины терзают вас, потому что там, во сне, вы чувствовали, что вам это нравится.
– Замолчите!
– Не нужно винить себя. Это не ваши воспоминания. Это память вашего отца.
– Твою мать! – рявкнул Норт так яростно, что Портер прижался спиной к спинке стула.
Снова повисло молчание. Портер не шевелился, он ждал, что скажет Норт.
– У меня нет воспоминаний отца. И не может быть.
– Почему?
« Неужели я сдаюсь? »
– Потому что он еще жив.
– Вы не понимаете.
– Все я понимаю.
Они оба осознали, что дальше этот разговор не может продолжаться.
– На сегодня мы поговорили достаточно,– цинично заявил Портер.
– Убирайтесь.
Доктор поднялся и похлопал ладонью по визитной карточке.
– Если захотите снова обсудить это, найдете меня здесь.
Норт промолчал.
– Всего хорошего.
Детектив смотрел, как уходит психиатр, словно пытался убедить себя, что все страшное уже позади. Он сидел один в комнате для допросов и чувствовал себя загнанной дичью.
«Это дурдом. Я сумасшедший».
Тут же вспомнились слова доктора: «Вы уже ведете записи в вашем черном блокноте?» К чему был этот вопрос?
Черная книжечка лежала на столе, маня и искушая. Блокнот как блокнот.
«Что в нем такого страшного? »
Но где-то в глубине души Норт знал: то, что пытается оттолкнуть, не замечать, существует на самом деле.
«Решайся».
Он открыл записную книжку скорее из чувства протеста, чем по собственному желанию. И впервые ощутил облегчение, выливая все разговоры на бумагу, страница за страницей. Подробности, места действия, время. Но детектив знал, что есть еще кое-что.
Безумие ждало его. Горечь и злость скопились внутри и теперь просачивались на листы блокнота.
Погребальные костры Акры
Кровь сарацин лилась рекой, обагряя ноги наших лошадей. Ибо праздновали мы победу в Акре. Шел десятый день августа года тысяча сто девяносто первого от Рождества нашего Господа.
Мы проходили по этой земле с огнем и мечом. Пламя погребальных костров пожирало добычу, наполняя ноздри каждого воина маслянистым запахом дыма. Лагеря были завалены сарацинскими трупами, которые дожидались сожжения. Я слушал, как гудит огонь, и вдыхал запах жареной человечины. Воняло свининой.
Среди них попадались христиане, но мы, доблестные крестоносцы, не сдерживали разящих ударов. Это селение было уже седьмым по счету со времени нашего прибытия. Когда мы только ступили на эту землю, мы не знали, как отделять зерна от плевел.
– Убивайте всех,– приказал я.– Господь узнает своих.
В первую ночь мы устроили пир под покровом ночи, словно звери, вырвавшиеся из ада. Мы сбились в кучу над пламенем костров. Когда я насытился, его привели ко мне.
Шпион молвил:
– Вот что мне стало известно. К нашему прибытию Барбаросса послал гонца приору Дамаска.
Фридрих, король Германии, император Священной Римской империи, мертв. Он утонул, и сто пятьдесят тысяч рыцарей, которые пустились в плавание по коварным северным водам, остались без предводителя. Они сражались отважно, но без короля они были обречены. Жалкая горстка выжила и вернулась домой, чтобы никогда больше не ступать по землям Финикии и не биться в великом третьем Крестовом походе.
Но Барбаросса сумел извлечь для себя выгоду из гибели владыки и доказал свою полезность правителю Англии, королю Ричарду Львиное Сердце. Он знал, что Сирия имеет множество ликов.
– И что узнал гонец?
– Он сказал, что высоко в горах, между Дамаском, Антиохией и Алеппо, живет некий народ сарацинской крови. Эти отродья живут, не признавая никаких законов. Едят свинину вопреки заветам сарацин. И возлегают со всеми, без разбора, женщинами.
– Без разбора?
Юноша кивнул.
– С матерями и сестрами.
– Это отвратительно!
– Да, как для христиан, так и для сарацин.
– У этого народа есть название?
Юноша заколебался, словно одно упоминание имени этих людей могло навлечь на его голову несчастья. Он огляделся, убедился, что никто нас не подслушивает, и наклонился ко мне поближе.
– У них много имен.
Юноша затаил дыхание. По блеску моих глаз он понял, что я добьюсь ответа, даже не пытаясь ничего посулить взамен.
– Я слышал, что на своем языке они называют себя «хашишин», а другие произносят это слово как «ашишин». Так сказал один мудрец. Я оставил ему жизнь, чтобы вы могли допросить его. Он здесь, и ему известно больше, чем мне.
Шпион продолжал:
– Он сказал, что на своем наречии они еще зовутся «гашашин», потому что их предводитель любит какую-то сухую траву… не знаю почему. Но местные христиане считают этот язык слишком трудным, чтобы учить его, и прозвали этот народ «асассины».
Асассины!
– Они жаждут крови, они убивают невиновных ради денег. И пренебрежительно относятся к своей жизни. Они настоящие демоны, которые притворяются людьми. У них все дьявольское: дела, нравы, язык. Они прячутся, словно волки среди овец, дожидаясь подходящего случая, чтобы напасть. В этой деревне их было полно, вы правильно сделали, что убили всех.
Он помолчал.
– Все, что они умеют,– это убивать. Они – сама мерзость. Какой мужчина станет скрываться, словно трус? Вы их разыскиваете, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92