Его одежда и личные вещи валялись во дворе, равно как и ружье, мокасины и новенькие сапоги, которые он надевал, когда сопровождал Келли в церковь.
Некоторое время метис задумчиво смотрел на неприветливо темнеющее окно их спальни, затем отвернулся. Если она хочет настоять на своем, пусть так и будет!
Направившись к конюшне, Калеб накинул уздечку на гнедого, вскочил на жеребца и уехал с ранчо. Ему было необходимо побыть одному, вдали от угрюмых женщин, прочных стен и ответственности, просто отдохнуть от ежедневной работы. Может быть, ему вообще не следовало жениться на Келли; наверное, он не создан быть мужем и отцом. Вероятнее всего, нужно было снова податься в наемники; пусть это опасно, пусть он навсегда остался бы одиноким, зато так было бы куда проще.
Калеб чувствовал, как гнев постепенно проходит по мере того, как он удаляется от дома. Ночь была тихой, спокойной, умиротворяющей; слабый ветерок распространял аромат сырой земли и шалфея. Метис различал то тихий шелест крыльев совы, то отдаленный плач койота, го глухое мычание теленка.
Остановив гнедого, Страйкер глубоко вздохнул и спешился. Подняв руки над головой, он по-индейски, молча, помолился, умоляя верховного бога лакотов наделить его мудростью, терпением и хладнокровием.
Ответом Калебу была молчаливая темнота.
Страйкер снял рубашку, вытащил из ножен, висящих на поясе, нож и провел острием по груди. Теплая струйка крови побежала по коже.
Дуновение холодного ветра шевельнуло кроны деревьев…
– Услышь мою молитву, Вакан Танка. Прости мне те годы, когда я отвергал Жизненный Путь Людей. Прости меня за пролитую кровь…
Снова проведя ножом по груди, метис вздрогнул.
– …За жизни, что я отнял, за всех тех, кого обидел. И вновь Калеб резанул ножом тело, предлагая свою кровь и боль в жертву Великой Тайне.
– Благослови мою женщину и моего неродившегося ребенка, помоги быть терпеливым к страхам, терзающим мою женщину, научи понимать ее тревоги и сомнения, боль ее сердца. Надели ее силой, а моего ребенка – жизнью.
И в четвертый раз Калеб полоснул себя по груди.
– Жизнь – это круг. Мои друзья – бизон и волк, мои двоюродные братья – птицы. Митакуйе оясин. Все сущее на земле – моя родня. Помоги мне вспомнить, что я всего лишь малая часть созданного тобой. Дай мне мудрость. Дай терпение.
Откинув назад голову, Калеб стоял, залитый лунным светом. Руки его болели, холодный ночной воздух обжигал свежие раны. А он все стоял и ждал.
И тут внезапно налетел порыв ветра, луна скрылась за неожиданно появившимся облаком, и на миг Калеб оказался в кромешной тьме, словно в одно мгновение ослеп. Затем облако рассеялось, небо прорезала падающая звезда, и снова ему улыбнулась полная луна.
Совершенно умиротворенный, Калеб опустил руки.
– Ате, пиламайя, – едва слышно прошептал он. Спасибо, Отец.
Келли сидела в спальне у окна и глядела в темный двор. Прошло несколько часов с тех пор, как она сквозь опущенные шторы увидела, что Калеб оседлал своего скакуна и умчался в ночь. Молодую женщину, не отходившую от окна, сковал страх. Впрочем, это был даже не страх, а все нараставший холодный ужас.
Что, если он покинул ее навсегда? А вдруг он поверил, что Келли действительно намеревается продать ранчо, и решил насовсем уехать из Вайоминга? Да нет же, если бы он действительно поверил ей, то непременно сам выкупил бы «Рокинг-С».
Келли тщетно пыталась успокоиться и старалась убедить себя, что муж не исчез навечно из ее жизни. Пусть сейчас он и ускакал с ранчо – ведь она сама так велела, – но не может он покинуть Шайенн, не может бросить на произвол судьбы их ребенка!
Нет, никогда он так не поступит, не такой он человек. Не важно, что Калеб чувствует по отношению к ней лично, но он непременно останется и сделает все возможное, чтобы обеспечить будущее своего ребенка. Да и ребенка Энжелы тоже.
Мысль о том, что она, возможно, больше никогда не увидит любимого, была невыносима. Пусть Калеб лгал ей, пусть предал ее, нарушил брачный обет, – она любит его по-прежнему. Да Господи, она вечно будет его любить!
Ах, как же это несправедливо! Отчего в его власти так больно ранить ее? Келли уронила голову на руки и закрыла глаза. Последние недели она была так счастлива, так уверена, что любима мужем и всегда будет любима, а сейчас…
Резким движением Келли откинулась назад, на спинку стула: она внезапно поняла, что она была не права. Даже если Энжела действительно забеременела, это произошло до пикника, до того, как Калеб признался ей, Келли, в любви, до того, как их брак был узаконен.
– О, Калеб, – прошептала Келли, – прости меня. Пожалуйста, вернись домой!
Она выглянула в окно, с немым удивлением проводила глазами облако, затянувшее и вновь открывшее луну, а потом, спустя мгновение, по небу пронеслась падающая звезда. Луна, словно благосклонно приняла эту жертву и снова засияла в первозданной тьме, окутывая землю таинственным серебристым сиянием…
Спустя недолгое время во двор въехал Калеб.
Изменчивый лунный свет отбрасывал серебряные блики на темные разметавшиеся волосы. Своим обликом он напоминал средневекового рыцаря, вернувшегося с битвы. Заметив, что он без рубашки – в такой холод! – Келли нахмурилась, а когда Калеб спешился, увидела несколько темных полос на его груди.
Нет, он не рыцарь, подумала Келли, он воин, заслуживший дома радушный прием.
Вскочив со стула, она поспешила из спальни и выбежала во двор, окликая мужа по имени.
– Как ты? С тобой все в порядке? – всхлипнула она, крепко обнимая любимого.
– Да.
Скользнув взглядом по его груди, Келли отпрянула.
– Боже мой, что это? Ты ранен?
Калеб медленно покачал головой.
– Я молился.
– Молился? Не понимаю.
Калеб тихо вздохнул. Ну как объяснить это жене, чтобы она поняла? Обхватив Келли рукой за плечи, он притянул ее к себе.
– Видишь ли, у индейцев есть древний ритуал, называемый Танцем Солнца, – начал Калеб негромким голосом. – Это древнейшая религиозная церемония, при виде которой любой белый человек испытывает отвращение. В самом священной ее части воины привязаны к столбу Танца Солнца и танцуют до тех пор, пока не освободятся.
– А как они привязаны?
– Шаман делает надрез на груди у каждого и вставляет туда кусочек дерева или кости, к которому крепится длинный ремень. Другой конец ремня обвязывают вокруг столба. И пока воины танцуют, они как можно туже натягивают ремень – до тех пор, пока кусочек дерева не выйдет из их плоти.
– Это ужасно!
– Может быть. Но они верят, что Вакан Танка услышит их молитвы. Их боль, их кровь – знак искренности, мольба о благословении Великого Духа.
– Но это не объясняет, почему ты весь в крови, – испуганная нарисованной картиной, прошептала Келли.
– Как же ты не понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Некоторое время метис задумчиво смотрел на неприветливо темнеющее окно их спальни, затем отвернулся. Если она хочет настоять на своем, пусть так и будет!
Направившись к конюшне, Калеб накинул уздечку на гнедого, вскочил на жеребца и уехал с ранчо. Ему было необходимо побыть одному, вдали от угрюмых женщин, прочных стен и ответственности, просто отдохнуть от ежедневной работы. Может быть, ему вообще не следовало жениться на Келли; наверное, он не создан быть мужем и отцом. Вероятнее всего, нужно было снова податься в наемники; пусть это опасно, пусть он навсегда остался бы одиноким, зато так было бы куда проще.
Калеб чувствовал, как гнев постепенно проходит по мере того, как он удаляется от дома. Ночь была тихой, спокойной, умиротворяющей; слабый ветерок распространял аромат сырой земли и шалфея. Метис различал то тихий шелест крыльев совы, то отдаленный плач койота, го глухое мычание теленка.
Остановив гнедого, Страйкер глубоко вздохнул и спешился. Подняв руки над головой, он по-индейски, молча, помолился, умоляя верховного бога лакотов наделить его мудростью, терпением и хладнокровием.
Ответом Калебу была молчаливая темнота.
Страйкер снял рубашку, вытащил из ножен, висящих на поясе, нож и провел острием по груди. Теплая струйка крови побежала по коже.
Дуновение холодного ветра шевельнуло кроны деревьев…
– Услышь мою молитву, Вакан Танка. Прости мне те годы, когда я отвергал Жизненный Путь Людей. Прости меня за пролитую кровь…
Снова проведя ножом по груди, метис вздрогнул.
– …За жизни, что я отнял, за всех тех, кого обидел. И вновь Калеб резанул ножом тело, предлагая свою кровь и боль в жертву Великой Тайне.
– Благослови мою женщину и моего неродившегося ребенка, помоги быть терпеливым к страхам, терзающим мою женщину, научи понимать ее тревоги и сомнения, боль ее сердца. Надели ее силой, а моего ребенка – жизнью.
И в четвертый раз Калеб полоснул себя по груди.
– Жизнь – это круг. Мои друзья – бизон и волк, мои двоюродные братья – птицы. Митакуйе оясин. Все сущее на земле – моя родня. Помоги мне вспомнить, что я всего лишь малая часть созданного тобой. Дай мне мудрость. Дай терпение.
Откинув назад голову, Калеб стоял, залитый лунным светом. Руки его болели, холодный ночной воздух обжигал свежие раны. А он все стоял и ждал.
И тут внезапно налетел порыв ветра, луна скрылась за неожиданно появившимся облаком, и на миг Калеб оказался в кромешной тьме, словно в одно мгновение ослеп. Затем облако рассеялось, небо прорезала падающая звезда, и снова ему улыбнулась полная луна.
Совершенно умиротворенный, Калеб опустил руки.
– Ате, пиламайя, – едва слышно прошептал он. Спасибо, Отец.
Келли сидела в спальне у окна и глядела в темный двор. Прошло несколько часов с тех пор, как она сквозь опущенные шторы увидела, что Калеб оседлал своего скакуна и умчался в ночь. Молодую женщину, не отходившую от окна, сковал страх. Впрочем, это был даже не страх, а все нараставший холодный ужас.
Что, если он покинул ее навсегда? А вдруг он поверил, что Келли действительно намеревается продать ранчо, и решил насовсем уехать из Вайоминга? Да нет же, если бы он действительно поверил ей, то непременно сам выкупил бы «Рокинг-С».
Келли тщетно пыталась успокоиться и старалась убедить себя, что муж не исчез навечно из ее жизни. Пусть сейчас он и ускакал с ранчо – ведь она сама так велела, – но не может он покинуть Шайенн, не может бросить на произвол судьбы их ребенка!
Нет, никогда он так не поступит, не такой он человек. Не важно, что Калеб чувствует по отношению к ней лично, но он непременно останется и сделает все возможное, чтобы обеспечить будущее своего ребенка. Да и ребенка Энжелы тоже.
Мысль о том, что она, возможно, больше никогда не увидит любимого, была невыносима. Пусть Калеб лгал ей, пусть предал ее, нарушил брачный обет, – она любит его по-прежнему. Да Господи, она вечно будет его любить!
Ах, как же это несправедливо! Отчего в его власти так больно ранить ее? Келли уронила голову на руки и закрыла глаза. Последние недели она была так счастлива, так уверена, что любима мужем и всегда будет любима, а сейчас…
Резким движением Келли откинулась назад, на спинку стула: она внезапно поняла, что она была не права. Даже если Энжела действительно забеременела, это произошло до пикника, до того, как Калеб признался ей, Келли, в любви, до того, как их брак был узаконен.
– О, Калеб, – прошептала Келли, – прости меня. Пожалуйста, вернись домой!
Она выглянула в окно, с немым удивлением проводила глазами облако, затянувшее и вновь открывшее луну, а потом, спустя мгновение, по небу пронеслась падающая звезда. Луна, словно благосклонно приняла эту жертву и снова засияла в первозданной тьме, окутывая землю таинственным серебристым сиянием…
Спустя недолгое время во двор въехал Калеб.
Изменчивый лунный свет отбрасывал серебряные блики на темные разметавшиеся волосы. Своим обликом он напоминал средневекового рыцаря, вернувшегося с битвы. Заметив, что он без рубашки – в такой холод! – Келли нахмурилась, а когда Калеб спешился, увидела несколько темных полос на его груди.
Нет, он не рыцарь, подумала Келли, он воин, заслуживший дома радушный прием.
Вскочив со стула, она поспешила из спальни и выбежала во двор, окликая мужа по имени.
– Как ты? С тобой все в порядке? – всхлипнула она, крепко обнимая любимого.
– Да.
Скользнув взглядом по его груди, Келли отпрянула.
– Боже мой, что это? Ты ранен?
Калеб медленно покачал головой.
– Я молился.
– Молился? Не понимаю.
Калеб тихо вздохнул. Ну как объяснить это жене, чтобы она поняла? Обхватив Келли рукой за плечи, он притянул ее к себе.
– Видишь ли, у индейцев есть древний ритуал, называемый Танцем Солнца, – начал Калеб негромким голосом. – Это древнейшая религиозная церемония, при виде которой любой белый человек испытывает отвращение. В самом священной ее части воины привязаны к столбу Танца Солнца и танцуют до тех пор, пока не освободятся.
– А как они привязаны?
– Шаман делает надрез на груди у каждого и вставляет туда кусочек дерева или кости, к которому крепится длинный ремень. Другой конец ремня обвязывают вокруг столба. И пока воины танцуют, они как можно туже натягивают ремень – до тех пор, пока кусочек дерева не выйдет из их плоти.
– Это ужасно!
– Может быть. Но они верят, что Вакан Танка услышит их молитвы. Их боль, их кровь – знак искренности, мольба о благословении Великого Духа.
– Но это не объясняет, почему ты весь в крови, – испуганная нарисованной картиной, прошептала Келли.
– Как же ты не понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92