— Я же урод, разве вы не знаете? — весело отозвался он. — Однако свечу я не буду гасить, потому что вы прекрасны, мой маленький Жаворонок.
Жаворонок! Вот как он ее зовет. Рейнер не стал мешать ей исследовать его тело и лежал смирно, пока ее теплые пальчики касались его плеч, мускулистых рук, плоского твердого живота, бедер, затрепетавших от ее нечаянной ласки.
— Нет, ты красивый! — шепнула она. Тогда он взял ее руку и ласково направил ее туда, где он больше всего ждал ее, и она с радостью ощутила, какой он горячий и как дрожит в ее руке, как пульсирует, набираясь сил.
— Теперь ты знаешь, что я люблю тебя, да? спросил Рейнер и прижался к ней.
Коленом он раздвинул ей ноги, провел рукой по бедрам и скользнул внутрь, с восторгом ощущая, как она повлажнела, и принимая это за подтверждение вспыхнувшего в ней желания. По ней не видно было, чтобы она испугалась, зато она все сильнее жаждала его, пока его пальцы ощупывали ее изнутри, и он лег на нее, чтобы еще какое-то время помучить ее возбуждающими прикосновениями, недостаточными, чтобы лишить ее девственности, но достаточно сильными, чтобы излить в нее немного семени и заставить ее двигаться в такт с ним.
Она чуть не задохнулась от наслаждения, когда его сильное тело без всяких помех встретилось с ее телом и его мудрые прикосновения побуждали ее взбираться все выше и выше по винтовой лестнице наслаждений. Никакого страха не было и в помине. Она чувствовала, будто вся горит и взорвется, если он не потушит пожар у нее внутри.
— Рейнер, пожалуйста, — шепнула она ему на ухо, с трудом переводя дыхание.
— А, ты уже, любимая, — выдохнул Рейнер ей в шею. — Обними меня… Будет больно… Но это только раз…
И выставив вперед подбородок, он рванулся вперед.
Она решила, что это чудо, сотворенное любовью, доказательство его нежности, подарившей ей радость и избавившей ее от боли, о которой, она слышала, болтали служанки.
На мгновение он остановился, посмотрел на повернутое к нему лицо и не увидел на нем ничего, кроме любовной истомы. Неужели?.. Нет. Его мозг отверг всякую возможность лжи, ибо с самой первой минуты она была подчинена его страсти. Он с удовольствием наблюдал, как она подчиняется его ритму, как сладко замирает в предчувствии высшего наслаждения. Медленно-медленно подводил он ее к последней черте, пока она изо всех сил не вцепилась ему в спину, и тогда он обрушился на нее со всей своей долго сдерживаемой страстью, добиваясь, чтобы огонь, сжигавший ее изнутри, рассыпался на тысячи пылающих искорок. И потом, не дав ей окончательно успокоиться, он излил себя в ней, громко повторяя ее имя.
Он заснули, не сумев расстаться.
Рейнер открыл глаза, зажег свечу и снова лег рядом с ней. Алуетт тоже открыла глаза и прижалась к нему.
— Алуетт, я люблю тебя.
— Я тоже.
Никакими словами она не могла описать того, что чувствовала по отношению к Рейнеру де Уинслейду! И уже, кажется, начинала жалеть о том, сколько времени потратила впустую на ненужную борьбу с собой, и чуть не заплакала, подумав, что еще немного, и ей бы никогда в жизни не испытать ничего подобного. Бедные монашки! Она никогда не расстанется с ним! Ни за что на свете!
Алуетт тихонько рассмеялась, вспомнив еще об одной важной вещи.
— Рейнер! Простыни. Что подумает Инноценция? А аббат?
Ей говорили, что в первую ночь всегда бывает кровь, а утром после свадьбы окровавленные простыни с гордостью выставляют напоказ. Аббат наверняка удивится, когда простыни отдадут в стирку, ведь он принял их за мужа и жену. 6 Л Грант 6*
Рейнер едва не поперхнулся от неожиданности. Что ей сказать? Нет, хватит лжи. Ему достаточно и того, что она словами подтвердила свою невинность.
— Инноценция поняла, что мы будем спать вместе после того, как я не спустился к ним, проводив вас сюда. А о простынях не беспокойтесь. На них нет крови.
Они лежали в темноте и молчали. Так прошло несколько долгих минут.
— Но… я же девушка! Я пришла к тебе чистой! Правда, я не почувствовала боли, но…
— Алуетт, любимая, какие пустяки! Всякое бывает, если девушки катаются на лошадях или играют в разные игры. Может, вы просто забыли…
Он сам знал, как фальшиво звучат его слова. Она же слепая, значит, не было никаких скачек, да и играть она как следует не могла. Но, что бы ни случилось, это не имеет никакого значения.
Алуетт не успокоилась, и он вздохнул, услыхав ее приглушенные рыдания.
— Я говорила вам, что со мной не все в порядке. Я проклята. Наверное, злой дух…
— Чепуха! — уверенно сказал он. — Плевать мне на учение Святой Церкви. Нет никаких демонов, лишающих девиц невинности. Алуетт, я вам верю. Я знаю, вы в первый раз узнали радости плоти. И, — он обнял ее за плечи и прижал к себе, — я горжусь тем, что стал вашим учителем в любви.
Он хотел было вновь растормошить ее, но она так тихо лежала, когда он поцеловал ее в щеку, что ему показалось, она уснула.
Глава 16
Вот она ребенок в освещенной факелами комнате старинного замка, прижимает к себе простыню и ищет глазами Эрменгарду. Наконец она видит дверь. Страшная черная дверь. Эрменгарды за ней нет, но есть Филипп, брат… Он болен… или это только так кажется. Щеки у него красные, глаза пустые, он как-то странно движется и говорит совсем непонятно. В комнате много народу, все смотрят на нее. Это молодые придворные и растрепанные женщины. Некоторых она узнает. Филипп подходит к ней и растягивается на полу. Ее хватает какой-то мужчина. Она не видит его лица, но он издевается над ее незаконным рождением, потом хватает ее…
А потом страшная, разрывающая ей тело боль, и ужас, и кровь, много крови. Она кричит. И все.
Рейнер проснулся от крика Алуетт и вскочил. Свет от жаровни освещал маленькую свернувшуюся калачиком фигурку. Глаза она крепко зажмурила, а рот широко открыла в крике, и теперь громко стонала, словно чего-то испугалась.
— Нет! Сэр рыцарь, пожалуйста, нет! — кричала она.
— Проснись, Алуетт! Это сон. Любимая, это всего лишь сон! Проснись! — просил он, прижимая ее к себе и гладя по голове.
Она была вся в поту, когда пришла в себя и прижалась к его крепкой волосатой груди, ища у него защиты.
— Ох, Рейнер! — шептала она, дрожа как осиновый лист. — Какой страшный сон!
— Ты помнишь?.. Раздался стук в дверь.
— Что случилось, милорд? — спросил один из монахов.
— Нет, ничего. Моей жене приснился плохой сон, — ответил Рейнер и вновь повернулся к Алуетт. — Прости, Рейнер, но, пока ты говорил с монахом, я почти все забыла. Помню только, там был кто-то злой, он меня схватил… И там, во сне, я не была слепой. Значит, это было до моей болезни…
Вдруг она вскочила.
— Рейнер! Это было чудо! Я только что поняла. Всего одно мгновение, когда я проснулась, я видела.. Теперь я помню… я видела твое плечо. Ты обнимал меня, а потом постучал монах, и все опять стало черным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78