Ей очень хотелось обнять его, утешить и хоть на несколько мгновений заставить забыть обо всем, кроме их любви.
В отсутствие Рейнера Алуетт занималась тем, что успокаивала обезумевшую от горя Беренгарию, которой ее королевский муж совершенно пренебрегал.
Ричард ни разу не разделил с ней постель после свадебной ночи. Ни разу не позвал ее в башню с тех пор, как они приплыли в Акру, и каждый раз услужливо провожал ее до лодки, отговариваясь тем, что у него назначена срочная встреча с советниками. Разве так ведут себя молодожены? Беренгария уже не только плакала, она сердилась на Ричарда. Как смеет он обходиться с ней подобным образом? С ней, с принцессой из Наваррского дома? Она ведь не каменная. Разве не обидно, что он увиливает от своих супружеских обязанностей?
— Все уладится, ваша милость, — утешала ее Алуетт, чувствуя страдальческие ноты в сердитых монологах гордой принцессы.
Интересно, неужели Беренгарии еще никто не рассказал о странных пристрастиях Ричарда? После известного покаяния в Мессине Ричард не изменился и постоянно держал при себе, судя по рассказал Рейнера, или Блонделя или какого-нибудь похожего на девочку пажа.
— Неужели я сама виновата в его холодности? — вопрошала Беренгария. — Но как мне родить ему наследника, если он не желает со мной спать? Алуетт, его жизни постоянно угрожает опасность, ведь он все время лезет в самое пекло вместо того, чтобы командовать на расстоянии.
— Миледи, Ричард всю жизнь воюет. Он просто не может быть сторонним наблюдателем.
И Алуетт принялась расчесывать длинные черные волосы королевы, что всегда действовало на Беренгарию успокаивающе.
— А что, если его убьют и он умрет, не оставив наследника?
В этом крике, сорвавшемся с губ Беренгарии, Алуетт услыхала еще кое-что. Если Ричард умрет, не оставив наследника, что будет с ней самой, с его вдовой? Но Алуетт подумала, что и с наследником она будет не в большей… если не в меньшей безопасности, ведь регентом станет принц Иоанн.
— Все в руках Божьих, миледи, — проговорила Алуетт, подумав, правда, что надо было сказать что-нибудь повеселее. — Может, вы попросите королеву Иоанну сказать ему о ваших печалях?
— О нет, нет! Никогда! Обещайте, что вы тоже ничего не скажете! Иоанна считает, что Ричард всегда прав, и подумает, будто я капризничаю. Нет, я не могу жаловаться на него!
Алуетт удивилась. У обеих королев установились добрые отношения, вероятному потому, что они оказались почти ровесницами. Иоанна, будучи все лее несколькими годами старше, наслаждалась ролью воспитательницы королевы. К тому же у нее всегда была слушательница, когда она принималась рассказывать о детстве Ричарда. Однако немного подумав, Алуетт признала правоту Беренгарии, которую Иоанна сразу же полюбила, потому что они обе боготворили Ричарда. Иоанна пронесла свою любовь незапятнанной через годы, потому что жила в отдалении и не знала многого из того, что рано или поздно становится известным жене. Она могла бы даже отвернуться от наваррки, приди ей в голову, что Беренгария недовольна Ричардом. А Беренгария боялась потерять ее, потому что была совсем чужой среди норманнов.
«Бедная маленькая принцесса, — подумала Алуетт. — Вышла за прославленного рыцаря, и что же? Теперь она еще более одинока, чем раньше. Несладко быть забытой женой в окружении чужестранцев».
Алуетт погрузилась в размышления, из которых ее вернул уже спокойный голос Беренгарии, вновь обретшей королевское достоинство.
— Алуетт, пожалуйста, забудьте, что я вам сказала. Не мое дело замечать недостатки у величайшего рыцаря христианского мира. Наверно, я просто неблагодарная… Ведь мне так повезло. Я стала женой такого человека. Пожалуй, я покаюсь в своем грехе, если вы простите меня.
Прежде чем Алуетт нашла слова утешения, Беренгария опустилась на колени и принялась перебирать четки.
Алуетт была свободна. От нечего делать она поднялась на палубу, где, взяв в руки лютню, вполуха слушала спор сицилийки, фрейлины Иоанны, и леди Районы о свойствах разных духов.
Утром Беренгария была сама не своя. Они получили известие, что Ричард заболел леонарди, загадочной местной болезнью. Многие уже умерли от нее. К тому же у него была лихорадка, которая мучила его еще в Сицилии и на Кипре. Прошел слух, что его жизнь в опасности.
Беренгария плакала и кричала, что, если он умрет, она утопится, но, если Господь спасет его, она готова отдать себя в руки Саладина!
— За мои грешные мысли достойное наказание — стать наложницей неверного, — заявила она Иоанне и Алуетт.
Иоанна, ничего не зная о жалобах Беренгарии, ответила ей довольно сухо, что Ричарду вряд ли понравится такая плата за его выздоровление, и предложила всем вместе отправиться на берег и посмотреть, не могут ли они быть чем-нибудь полезны заболевшему королю.
Ричард выказал явное недовольство их появлением, ибо не желал показываться ни сестре, ни жене в больном виде. Алуетт не могла видеть его слипшиеся золотые кудри и усталые голубые глаза, загоравшиеся в ответ на любящие взгляды Беренгарии, но она слышала, как он что-то раздраженно ответил ей на ее жалобы. Ему ничего от них не надо и пусть они оставят его в покое, пока он не поправится, нечего им слоняться по лагерю без дела. Самое лучшее для него утешение, что Филипп тоже заболел и не может опередить его, пока он валяется в постели!
Однако он не стал противоречить Беренгарии и разрешил леди Алуетт остаться и играть ему на лютне. Ему, видите ли, надоело слушать все время одного менестреля! При этих словах короля Алуетт услыхала, как кто-то тяжело вздохнул и пошел к выходу.
— Я не разрешал тебе уходить, Блондель! — крикнул король.
— Прошу прощения, сир. Разве не об этом вы только что сказали? — ответил, не останавливаясь, обиженный Блондель.
Никто из приближенных Ричарда не осмелился бы на такое, однако молчание короля говорило о том, что Блонделю даны особые права. Поняла ли это Беренгария?
Вскоре обе королевы ушли, и, хотя Беренгария от души поцеловала Алуетт в лоб, Алуетт не удивилась бы, если бы узнала, что она уязвлена предпочтением, оказанным ей Ричардом. Ладно, не ей решать, прав Ричард или нет.
Около часа она играла на лютне и пела для короля, который одобрительно хлопал в ладоши и много хвалил ее. Если песня была ему знакома, он присоединял свой отличный баритон к ее чистому сопрано.
В конце концов больной король устал.
— Вы доставили мне большое удовольствие, милый Жаворонок. Просите, что хотите, и, если это в моей власти, я, Ричард Плантагенет, исполню вашу просьбу.
Чего же ей попросить? Побрякушки ей были не нужны, а не во власти короля сделать так, чтобы вместо здешней жары был прохладный весенний день с легким ветерком и теплым солнышком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
В отсутствие Рейнера Алуетт занималась тем, что успокаивала обезумевшую от горя Беренгарию, которой ее королевский муж совершенно пренебрегал.
Ричард ни разу не разделил с ней постель после свадебной ночи. Ни разу не позвал ее в башню с тех пор, как они приплыли в Акру, и каждый раз услужливо провожал ее до лодки, отговариваясь тем, что у него назначена срочная встреча с советниками. Разве так ведут себя молодожены? Беренгария уже не только плакала, она сердилась на Ричарда. Как смеет он обходиться с ней подобным образом? С ней, с принцессой из Наваррского дома? Она ведь не каменная. Разве не обидно, что он увиливает от своих супружеских обязанностей?
— Все уладится, ваша милость, — утешала ее Алуетт, чувствуя страдальческие ноты в сердитых монологах гордой принцессы.
Интересно, неужели Беренгарии еще никто не рассказал о странных пристрастиях Ричарда? После известного покаяния в Мессине Ричард не изменился и постоянно держал при себе, судя по рассказал Рейнера, или Блонделя или какого-нибудь похожего на девочку пажа.
— Неужели я сама виновата в его холодности? — вопрошала Беренгария. — Но как мне родить ему наследника, если он не желает со мной спать? Алуетт, его жизни постоянно угрожает опасность, ведь он все время лезет в самое пекло вместо того, чтобы командовать на расстоянии.
— Миледи, Ричард всю жизнь воюет. Он просто не может быть сторонним наблюдателем.
И Алуетт принялась расчесывать длинные черные волосы королевы, что всегда действовало на Беренгарию успокаивающе.
— А что, если его убьют и он умрет, не оставив наследника?
В этом крике, сорвавшемся с губ Беренгарии, Алуетт услыхала еще кое-что. Если Ричард умрет, не оставив наследника, что будет с ней самой, с его вдовой? Но Алуетт подумала, что и с наследником она будет не в большей… если не в меньшей безопасности, ведь регентом станет принц Иоанн.
— Все в руках Божьих, миледи, — проговорила Алуетт, подумав, правда, что надо было сказать что-нибудь повеселее. — Может, вы попросите королеву Иоанну сказать ему о ваших печалях?
— О нет, нет! Никогда! Обещайте, что вы тоже ничего не скажете! Иоанна считает, что Ричард всегда прав, и подумает, будто я капризничаю. Нет, я не могу жаловаться на него!
Алуетт удивилась. У обеих королев установились добрые отношения, вероятному потому, что они оказались почти ровесницами. Иоанна, будучи все лее несколькими годами старше, наслаждалась ролью воспитательницы королевы. К тому же у нее всегда была слушательница, когда она принималась рассказывать о детстве Ричарда. Однако немного подумав, Алуетт признала правоту Беренгарии, которую Иоанна сразу же полюбила, потому что они обе боготворили Ричарда. Иоанна пронесла свою любовь незапятнанной через годы, потому что жила в отдалении и не знала многого из того, что рано или поздно становится известным жене. Она могла бы даже отвернуться от наваррки, приди ей в голову, что Беренгария недовольна Ричардом. А Беренгария боялась потерять ее, потому что была совсем чужой среди норманнов.
«Бедная маленькая принцесса, — подумала Алуетт. — Вышла за прославленного рыцаря, и что же? Теперь она еще более одинока, чем раньше. Несладко быть забытой женой в окружении чужестранцев».
Алуетт погрузилась в размышления, из которых ее вернул уже спокойный голос Беренгарии, вновь обретшей королевское достоинство.
— Алуетт, пожалуйста, забудьте, что я вам сказала. Не мое дело замечать недостатки у величайшего рыцаря христианского мира. Наверно, я просто неблагодарная… Ведь мне так повезло. Я стала женой такого человека. Пожалуй, я покаюсь в своем грехе, если вы простите меня.
Прежде чем Алуетт нашла слова утешения, Беренгария опустилась на колени и принялась перебирать четки.
Алуетт была свободна. От нечего делать она поднялась на палубу, где, взяв в руки лютню, вполуха слушала спор сицилийки, фрейлины Иоанны, и леди Районы о свойствах разных духов.
Утром Беренгария была сама не своя. Они получили известие, что Ричард заболел леонарди, загадочной местной болезнью. Многие уже умерли от нее. К тому же у него была лихорадка, которая мучила его еще в Сицилии и на Кипре. Прошел слух, что его жизнь в опасности.
Беренгария плакала и кричала, что, если он умрет, она утопится, но, если Господь спасет его, она готова отдать себя в руки Саладина!
— За мои грешные мысли достойное наказание — стать наложницей неверного, — заявила она Иоанне и Алуетт.
Иоанна, ничего не зная о жалобах Беренгарии, ответила ей довольно сухо, что Ричарду вряд ли понравится такая плата за его выздоровление, и предложила всем вместе отправиться на берег и посмотреть, не могут ли они быть чем-нибудь полезны заболевшему королю.
Ричард выказал явное недовольство их появлением, ибо не желал показываться ни сестре, ни жене в больном виде. Алуетт не могла видеть его слипшиеся золотые кудри и усталые голубые глаза, загоравшиеся в ответ на любящие взгляды Беренгарии, но она слышала, как он что-то раздраженно ответил ей на ее жалобы. Ему ничего от них не надо и пусть они оставят его в покое, пока он не поправится, нечего им слоняться по лагерю без дела. Самое лучшее для него утешение, что Филипп тоже заболел и не может опередить его, пока он валяется в постели!
Однако он не стал противоречить Беренгарии и разрешил леди Алуетт остаться и играть ему на лютне. Ему, видите ли, надоело слушать все время одного менестреля! При этих словах короля Алуетт услыхала, как кто-то тяжело вздохнул и пошел к выходу.
— Я не разрешал тебе уходить, Блондель! — крикнул король.
— Прошу прощения, сир. Разве не об этом вы только что сказали? — ответил, не останавливаясь, обиженный Блондель.
Никто из приближенных Ричарда не осмелился бы на такое, однако молчание короля говорило о том, что Блонделю даны особые права. Поняла ли это Беренгария?
Вскоре обе королевы ушли, и, хотя Беренгария от души поцеловала Алуетт в лоб, Алуетт не удивилась бы, если бы узнала, что она уязвлена предпочтением, оказанным ей Ричардом. Ладно, не ей решать, прав Ричард или нет.
Около часа она играла на лютне и пела для короля, который одобрительно хлопал в ладоши и много хвалил ее. Если песня была ему знакома, он присоединял свой отличный баритон к ее чистому сопрано.
В конце концов больной король устал.
— Вы доставили мне большое удовольствие, милый Жаворонок. Просите, что хотите, и, если это в моей власти, я, Ричард Плантагенет, исполню вашу просьбу.
Чего же ей попросить? Побрякушки ей были не нужны, а не во власти короля сделать так, чтобы вместо здешней жары был прохладный весенний день с легким ветерком и теплым солнышком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78