Они все испробовали от кобыльего молока до присыпок из рога единорога, и все было напрасно.
— Дорогая моя, Салерно славится по всей Европе. Может, тамошние лекари умеют больше, чем их придворные собратья. А вдруг они придумали что-нибудь новое? Неужели мы будем в Салерно и не пойдем к ним?
Он обнял ее за плечи, словно желая ободрить. Он знал, что она боится верить после стольких лет темноты и напрасных надежд.
Как же королева Элеонора и принцесса Беренгария? Мы ведь не можем заставлять их ждать в Неаполе…
— Неаполь — красивый город, — сказал Рейнер. — А вы должны научиться иногда думать о себе, моя Алуетт. Если вам понадобится задержаться в Салерно, я сам встречу их и заберу вас на обратном пути.
Кажется, он все продумал. Ей нечего было возразить. С трудом она сдерживала волнение. Неужели она увидит? С детства слепота была как бы щитом, защищающим ее от остального мира. Какой она будет, если вернет себе зрение? Сможет ли исполнять все, что требуется от женщины в ее положении? А Рейнер? Не станет ли он меньше заботиться о ней?
Но еще хуже… а это более вероятно… что ее ждет разочарование. Когда она только ослепла, то каждый лекарь, осматривавший ее, был для нее волшебником, который обязан был исцелить ее. Потом они стали ее раздражать, потому что каждое новое разочарование она переживала острее прежних.
Ей было тяжело. Ее мучила вина за гибель Эрменгарды. Алуетт горько оплакивала старую служанку и еще больше ненавидела Филиппа, потому что понимала, возьми она Эрменгарду с собой в монастырь, и та осталась бы жива. Когда-нибудь Филипп, поклялась она себе, заплатит за это убийство.
Деметрий, худой, с тонкими пальцами греческий лекарь, осмотрел Алуетт и жалко улыбнулся.
— Боюсь, я не скажу вам ничего такого, чего бы вы не слышали от моих просвещенных коллег в Париже. — Он вздохнул. — Полагаю, миледи, вы молились святым защитницам глаз, Бригитте, Тридуане и Лусии?
Алуетт кивнула.
Рейнер поднял страдальческий взгляд на человека, одетого в вечернее платье с вышитыми вокруг шеи змеями над чашами.
— Но она ведь видела! Разве это не доказывает, что ее слепоту можно вылечить?
— Насколько я понимаю, с глазами все в порядке. Она должна видеть и тем не менее не видит.
— Мне говорили, что в Салерно лучшие в мире лекари!
Рейнер был разочарован,
— В христианском мире, — поправил его грек. Хотя наша школа открыта для людей всех исповеданий, ведь она была основана евреем, латинянином, арабом и греком, все же нам далеко до искусных лекарей мусульманского мира. Ах, вы не представляете, что я слышал о чудесах в Каире и Багдаде! Мы тут тоже сделали немало. Измеряем пульс, исследуем мочу, учим, как важно правильно есть, открыли формулу такого болеутоляющего лекарства, что человек спит и не слышит, как его режут… — Он почувствовал нетерпение Рейнера. — Прошу прощения, вы ведь пришли ко мне не для того, чтобы я рассказывал вам о славных делах Салерно. Мой вам совет. Поскольку вы отправляетесь туда, где верят в Мохаммеда, постарайтесь найти там лекаря-мусульманина.
— Неужели вы думаете, что я позволю неверному прикоснуться к ней? Разве он не враг Христа? — возразил Рейнер.
— Лекарь не может быть врагом человеку, — одернул его старый грек. — Откройте свои сердца, когда отправитесь за море. Возможно, ваши друзья обернутся вашими врагами, а те, кого вы принимаете за врагов, ищут только мира. — Грек понимал, что молодому рыцарю трудно поверить ему. — Я слышал, арабы очень преуспели в лечении глаз., и рассудка.
Рейнер, оглядывавший в это время почти пустую приемную, быстро повернулся к греку и схватился за меч. В его глазах появился опасный огонек.
— Вы считаете, у леди Алуетт не все хорошо с рассудком?
— Вовсе нет, милорд, — спокойно ответил ему Деметрий. — Я просто вынужден признать, что лекари мало что знают о связи мозга с другими органами, в данном случае с глазами. Однако еще раз прошу вас, откройте свое сердце тем, кто может помочь миледи.
От Деметрия не укрылось, что прелестная черноволосая госпожа не менее смущена его советом просить помощи у мусульманского лекаря, чем красивый рыцарь. На прощание он улыбнулся им, вовсе не обескураженный их отношением. Где есть любовь, там всегда есть надежда. Он давно научился покорно принимать то, что отпущено судьбой, — kismet, как называют это арабские лекари. Если слепая француженка захочет вновь видеть, она будет видеть. Если нет, что ж, ее верный рыцарь не оставит ее. Стоит только посмотреть, как восторженно он следит за всем, что она делает Например, берет поводок и, ведомая огромным волком, изящной походкой идет к воротам медицинской школы, словно ее слепота вовсе ей не мешает.
Глава 18
Рейнер боялся, что Алуетт будет безутешна после неудачного посещения медицинской школы, а она весело заговорила о предстоящей встрече с легендарной Элеонорой Аквитанской, вдовой королевой Англии, и с будущей невестой Ричарда — Беренгарией Наваррской.
— Подумать только, — восклицала Алуетт, когда они шли по улицам старого Салерно, — ей уже за шестьдесят, а она одолела Альпы, чтобы привезти Ричарду невесту!
— Великая женщина, — подтвердил Рейнер, вспомнив, как встречал ее по просьбе Ричарда, когда она вышла на свободу.
— А Беренгария… Интересно, какая она, — продолжала Алуетт. — Ведь она проехала полмира, чтобы стать женой человека, которого видела всего лишь раз в жизни, да и то много лет назад.
— Таков удел принцесс. Дай Бог, чтобы ей хватило терпения, — задумчиво проговорил Рейнер от души желая, чтобы наваррская принцесса одолела другие привязанности Ричарда. Англии нужен наследник. Если Ричард умрет бездетным, король Иоанн устроит всем веселую жизнь.
Алуетт опиралась на руку Рейнера. Зевс бегал на свободе, изучая всякие интересные запахи. Молчание не тяготило влюбленных.
— Рейнер, — сказала Алуетт, — если я буду фрейлиной Беренгарии, мне придется все время быть с ней? Может быть, даже спать поблизости?
— Наверное. Когда моя матушка была фрейлиной королевы Элеоноры, так оно и было. Но это не каждую ночь, любимая. У нее будут другие женщины, и вы поделите ваши обязанности поровну между собой.
— Дай-то Бог, — с облегчением вздохнула Алуетт. — Конечно, мне приятно быть фрейлиной Беренгарии, но я бы не вынесла, если бы нам все время пришлось быть врозь!
Они остановились возле темной арки, и Алуетт вся потянулась к Рейнеру. Он радостно откликнулся на ее зов и, крепко обняв, стал целовать, хмелея с каждым поцелуем и чувствуя, что Алуетт тоже теряет голову. Он был удивлен и обрадован тем, с какой готовностью она воспринимала его ласки и даже сама иногда требовала их. Невозможно было поверить, что еще несколько недель назад она собиралась стать монахиней и считала любовь греховным чувством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Дорогая моя, Салерно славится по всей Европе. Может, тамошние лекари умеют больше, чем их придворные собратья. А вдруг они придумали что-нибудь новое? Неужели мы будем в Салерно и не пойдем к ним?
Он обнял ее за плечи, словно желая ободрить. Он знал, что она боится верить после стольких лет темноты и напрасных надежд.
Как же королева Элеонора и принцесса Беренгария? Мы ведь не можем заставлять их ждать в Неаполе…
— Неаполь — красивый город, — сказал Рейнер. — А вы должны научиться иногда думать о себе, моя Алуетт. Если вам понадобится задержаться в Салерно, я сам встречу их и заберу вас на обратном пути.
Кажется, он все продумал. Ей нечего было возразить. С трудом она сдерживала волнение. Неужели она увидит? С детства слепота была как бы щитом, защищающим ее от остального мира. Какой она будет, если вернет себе зрение? Сможет ли исполнять все, что требуется от женщины в ее положении? А Рейнер? Не станет ли он меньше заботиться о ней?
Но еще хуже… а это более вероятно… что ее ждет разочарование. Когда она только ослепла, то каждый лекарь, осматривавший ее, был для нее волшебником, который обязан был исцелить ее. Потом они стали ее раздражать, потому что каждое новое разочарование она переживала острее прежних.
Ей было тяжело. Ее мучила вина за гибель Эрменгарды. Алуетт горько оплакивала старую служанку и еще больше ненавидела Филиппа, потому что понимала, возьми она Эрменгарду с собой в монастырь, и та осталась бы жива. Когда-нибудь Филипп, поклялась она себе, заплатит за это убийство.
Деметрий, худой, с тонкими пальцами греческий лекарь, осмотрел Алуетт и жалко улыбнулся.
— Боюсь, я не скажу вам ничего такого, чего бы вы не слышали от моих просвещенных коллег в Париже. — Он вздохнул. — Полагаю, миледи, вы молились святым защитницам глаз, Бригитте, Тридуане и Лусии?
Алуетт кивнула.
Рейнер поднял страдальческий взгляд на человека, одетого в вечернее платье с вышитыми вокруг шеи змеями над чашами.
— Но она ведь видела! Разве это не доказывает, что ее слепоту можно вылечить?
— Насколько я понимаю, с глазами все в порядке. Она должна видеть и тем не менее не видит.
— Мне говорили, что в Салерно лучшие в мире лекари!
Рейнер был разочарован,
— В христианском мире, — поправил его грек. Хотя наша школа открыта для людей всех исповеданий, ведь она была основана евреем, латинянином, арабом и греком, все же нам далеко до искусных лекарей мусульманского мира. Ах, вы не представляете, что я слышал о чудесах в Каире и Багдаде! Мы тут тоже сделали немало. Измеряем пульс, исследуем мочу, учим, как важно правильно есть, открыли формулу такого болеутоляющего лекарства, что человек спит и не слышит, как его режут… — Он почувствовал нетерпение Рейнера. — Прошу прощения, вы ведь пришли ко мне не для того, чтобы я рассказывал вам о славных делах Салерно. Мой вам совет. Поскольку вы отправляетесь туда, где верят в Мохаммеда, постарайтесь найти там лекаря-мусульманина.
— Неужели вы думаете, что я позволю неверному прикоснуться к ней? Разве он не враг Христа? — возразил Рейнер.
— Лекарь не может быть врагом человеку, — одернул его старый грек. — Откройте свои сердца, когда отправитесь за море. Возможно, ваши друзья обернутся вашими врагами, а те, кого вы принимаете за врагов, ищут только мира. — Грек понимал, что молодому рыцарю трудно поверить ему. — Я слышал, арабы очень преуспели в лечении глаз., и рассудка.
Рейнер, оглядывавший в это время почти пустую приемную, быстро повернулся к греку и схватился за меч. В его глазах появился опасный огонек.
— Вы считаете, у леди Алуетт не все хорошо с рассудком?
— Вовсе нет, милорд, — спокойно ответил ему Деметрий. — Я просто вынужден признать, что лекари мало что знают о связи мозга с другими органами, в данном случае с глазами. Однако еще раз прошу вас, откройте свое сердце тем, кто может помочь миледи.
От Деметрия не укрылось, что прелестная черноволосая госпожа не менее смущена его советом просить помощи у мусульманского лекаря, чем красивый рыцарь. На прощание он улыбнулся им, вовсе не обескураженный их отношением. Где есть любовь, там всегда есть надежда. Он давно научился покорно принимать то, что отпущено судьбой, — kismet, как называют это арабские лекари. Если слепая француженка захочет вновь видеть, она будет видеть. Если нет, что ж, ее верный рыцарь не оставит ее. Стоит только посмотреть, как восторженно он следит за всем, что она делает Например, берет поводок и, ведомая огромным волком, изящной походкой идет к воротам медицинской школы, словно ее слепота вовсе ей не мешает.
Глава 18
Рейнер боялся, что Алуетт будет безутешна после неудачного посещения медицинской школы, а она весело заговорила о предстоящей встрече с легендарной Элеонорой Аквитанской, вдовой королевой Англии, и с будущей невестой Ричарда — Беренгарией Наваррской.
— Подумать только, — восклицала Алуетт, когда они шли по улицам старого Салерно, — ей уже за шестьдесят, а она одолела Альпы, чтобы привезти Ричарду невесту!
— Великая женщина, — подтвердил Рейнер, вспомнив, как встречал ее по просьбе Ричарда, когда она вышла на свободу.
— А Беренгария… Интересно, какая она, — продолжала Алуетт. — Ведь она проехала полмира, чтобы стать женой человека, которого видела всего лишь раз в жизни, да и то много лет назад.
— Таков удел принцесс. Дай Бог, чтобы ей хватило терпения, — задумчиво проговорил Рейнер от души желая, чтобы наваррская принцесса одолела другие привязанности Ричарда. Англии нужен наследник. Если Ричард умрет бездетным, король Иоанн устроит всем веселую жизнь.
Алуетт опиралась на руку Рейнера. Зевс бегал на свободе, изучая всякие интересные запахи. Молчание не тяготило влюбленных.
— Рейнер, — сказала Алуетт, — если я буду фрейлиной Беренгарии, мне придется все время быть с ней? Может быть, даже спать поблизости?
— Наверное. Когда моя матушка была фрейлиной королевы Элеоноры, так оно и было. Но это не каждую ночь, любимая. У нее будут другие женщины, и вы поделите ваши обязанности поровну между собой.
— Дай-то Бог, — с облегчением вздохнула Алуетт. — Конечно, мне приятно быть фрейлиной Беренгарии, но я бы не вынесла, если бы нам все время пришлось быть врозь!
Они остановились возле темной арки, и Алуетт вся потянулась к Рейнеру. Он радостно откликнулся на ее зов и, крепко обняв, стал целовать, хмелея с каждым поцелуем и чувствуя, что Алуетт тоже теряет голову. Он был удивлен и обрадован тем, с какой готовностью она воспринимала его ласки и даже сама иногда требовала их. Невозможно было поверить, что еще несколько недель назад она собиралась стать монахиней и считала любовь греховным чувством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78