Есть ли известия о новых выходках принца Иоанна? Как всегда, Алуетт мало что могла сказать о военных и политических делах Ричарда. Рейнер не бывал с ней после той первой ночи во дворце, и Беренгария тоже почти ничего не знала, так что и сказать было нечего.
Странно, но Филипп не рассердился. Он даже как бы забыл о своих обычных угрозах насчет безопасности Анри. Алуетт уже было подумала, что он собирается уходить, как он вдруг спросил ее:
— Дорогая сестра, ответьте мне еще на один вопрос и не говорите, что вы этого не знаете.
— Слушаю.
— Ваша госпожа в тягости? Ричард уже обрюхатил Беренгарию?
Алуетт изумилась.
— Ваше величество, неужели вам интересны всякие сплетни? Вам-то это зачем?
— Ну и простушка вы, Алуетт. Если Ричард будет верен своим пристрастиям, то Беренгария Наваррская никогда не родит, а если не будет законного наследника, то в один прекрасный день короной завладеет или жадный Иоанн Безземельный, или зеленый племянник Ричарда, Артур, чье герцогство Бретонское возле самых моих границ. Да, да, сестричка, мне очень интересно, спит Ричард со своей женой или нет.
Невольно Алуетт вспомнила, как Беренгария жаловалась ей на то, что Ричард пренебрегает ею. Это было еще на корабле, но с тех пор, насколько ей известно, ничего не изменилось, хотя Беренгария больше ничего не говорила. Наверное, она решила, что и так много сказала, а может, привыкла к своему незавидному положению. Алуетт была слишком занята собственными мыслями, чтобы задуматься об этом. — Алуетт, я жду. Помните, жизнь вашего брата…
Наверное, жара на нее плохо действовала, потому что вдруг ей до смерти надоели угрозы Филиппа.
— Знаю, знаю. Не стоит все время трогать эту струну, ваше величество. Насколько мне известно, Беренгария не понесла…
— Потому что Ричард не может заставить себя переспать с ней. Она ведь не похожа на хорошенького мальчика, — глумливо захихикал Филипп, договаривая все до конца.
Ничего не замечая вокруг, Алуетт покачала головой. Ну что такого особенного она ему сказала?
— Да она нас даже не слушает, — воскликнула Иоанна, и Алуетт поняла, что Беренгария ее о чем-то спросила.
— Прошу прощения, миледи, за мою рассеянность. Вы меня спрашивали?
Беренгария не стала сердиться.
— Невесте так положено, — сказала она. — Я спрашивала, не пойти ли нам в баню прежде, чем мы возвратимся во дворец? А то я вся в поту.
Алуетт с радостью согласилась. Ей нравились прохладные каменные бани, о которых в Европе слыхом не слыхивали. Дамы приказали провести себя в отдельное помещение, где услужливые девушки помогли им раздеться и принесли ледяного вина и шербета, а другие девушки намылили им тело мягкой тканью и тщательно промыли волосы. В такую жару просто необходимо было мыться часто, но здесь бани еще служили развлечением. Надо попросить Рейнера, чтобы он соорудил что-нибудь подобное в своем английском поместье.
Когда Алуетт и обе королевы входили в бани, Рейнер переступал порог большого зала королевского дворца. Он видел, что Ричард не один и ему придется подождать с донесением. Кстати, судя по тому, с кем беседовал король, ожидание обещало быть весьма интересным.
Белые как мел герцог Бургундский и епископ Бовэ стояли перед английским королем. Что-то случилось.
— Мы пришли как послы его величества короля Франции, — с осторожностью начал епископ, глядя на свои красные башмаки. — Мне поручено сообщить вам, король Ричард Английский, что король Филипп в самое ближайшее время отбывает в Европу. Он просил меня сказать вам, что «не желает терять здоровье и деньги на этих пустынных берегах», тем более что уже исполнил долг крестоносца, оставив свое королевство на целый год.
Ричард вскочил на ноги. Лицо у него побагровело, хотя до настоящей ярости, которой славились Плантагенеты, дело еще не дошло.
— Если ваш король бросает все на полдороге, и на нем и на Франции пребудет вечный позор. Если же он чувствует, что может умереть, коли останется дольше, пускай едет.
Рейнер видел, как кипит его сюзерен, даже несмотря на сообщение герцога Бургундского, что Филипп оставляет в Акре большое войско под его командованием. Ричард испытывал жгучую боль, вспоминая, как только вчера вечером, развлекая Филиппа в этом самом зале, предложил всем крестоносцам дать клятву остаться в Святой Земле на три года, если только Саладин не сдастся скорее. Филипп тогда покраснел и отвернулся, бормоча что-то нечленораздельное. Теперь все стало понятно.
Рейнер был уверен, что, как только гнев Ричарда уляжется, он сам увидит преимущества своего нового положения, потому что тогда каждое его слове станет приказом. Без Леопольда и Филиппа сил Ричарда не уменьшится. Пройдет несколько часов, пока Ричард успокоится, а тем временем он обязательно найдет какого-нибудь дурака, чтобы сорвать на нем злость, Рейнер предупредил сенешаля Ричарда, что готов явиться по первому требованию, и пошел посмотреть, нет ли где Алуетт.
Рейнер знал, что Алуетт будет интересно узнать об отъезде Филиппа. Как она обрадуется! Когда ее королевский братец будет во Франции, ни одно облачко не омрачит их супружескую жизнь, по крайней мере по его воле. Может быть, она наконец придет в себя после неожиданного прозрения в их первую ночь в Акре. Интересно, Анри тоже уедет или останется и огорчится ли Алуетт, если он уедет.
Еще он хотел рассказать ей о своей поездке к Саладину по поручению Ричарда. Переговоры шли ежедневно, поскольку обе стороны рассчитывали на взаимные уступки. Перед этим к Ричарду явились от султана три посла в тюрбанах, так что на другой день он послал Рейнера и еще двух рыцарей с ответом на предложения Саладина.
Он уже представлял себе, как будет рассказывать ей о немыслимых блюдах, предложенных им. Каким необыкновенно вкусным был жареный козленок, а перепелки, а приправленная специями газель! Фрукты подали такие, что он даже названия их не знает. Потом еще миндальный пирог, политый Rcaffe, и черный арабский напиток со сладким белым порошком, который называется сахар и гораздо слаще меда.
Он расскажет ей о Саладине, о том, какие умные у него глаза и как любезен он был с рыцарями, даже когда они сообщили ему о несогласии Ричарда с некоторыми его предложениями. Рейнер и сам удивился, как ему понравился этот уже немолодой человек, который, однако, выглядел куда моложе, чем должен был бы по слухам. Еще его поразило, насколько Саладин умеет держать себя в руках, не давая волю своим чувствам, и как с ним просто и приятно разговаривать. Каждого рыцаря он спросил, как его зовут и кто его родители, и с интересом выслушал ответы, сочувственно кивая. А рыцари неожиданно для себя самих разговорились о доме и родичах, и необычная тоска прозвучала в их голосах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Странно, но Филипп не рассердился. Он даже как бы забыл о своих обычных угрозах насчет безопасности Анри. Алуетт уже было подумала, что он собирается уходить, как он вдруг спросил ее:
— Дорогая сестра, ответьте мне еще на один вопрос и не говорите, что вы этого не знаете.
— Слушаю.
— Ваша госпожа в тягости? Ричард уже обрюхатил Беренгарию?
Алуетт изумилась.
— Ваше величество, неужели вам интересны всякие сплетни? Вам-то это зачем?
— Ну и простушка вы, Алуетт. Если Ричард будет верен своим пристрастиям, то Беренгария Наваррская никогда не родит, а если не будет законного наследника, то в один прекрасный день короной завладеет или жадный Иоанн Безземельный, или зеленый племянник Ричарда, Артур, чье герцогство Бретонское возле самых моих границ. Да, да, сестричка, мне очень интересно, спит Ричард со своей женой или нет.
Невольно Алуетт вспомнила, как Беренгария жаловалась ей на то, что Ричард пренебрегает ею. Это было еще на корабле, но с тех пор, насколько ей известно, ничего не изменилось, хотя Беренгария больше ничего не говорила. Наверное, она решила, что и так много сказала, а может, привыкла к своему незавидному положению. Алуетт была слишком занята собственными мыслями, чтобы задуматься об этом. — Алуетт, я жду. Помните, жизнь вашего брата…
Наверное, жара на нее плохо действовала, потому что вдруг ей до смерти надоели угрозы Филиппа.
— Знаю, знаю. Не стоит все время трогать эту струну, ваше величество. Насколько мне известно, Беренгария не понесла…
— Потому что Ричард не может заставить себя переспать с ней. Она ведь не похожа на хорошенького мальчика, — глумливо захихикал Филипп, договаривая все до конца.
Ничего не замечая вокруг, Алуетт покачала головой. Ну что такого особенного она ему сказала?
— Да она нас даже не слушает, — воскликнула Иоанна, и Алуетт поняла, что Беренгария ее о чем-то спросила.
— Прошу прощения, миледи, за мою рассеянность. Вы меня спрашивали?
Беренгария не стала сердиться.
— Невесте так положено, — сказала она. — Я спрашивала, не пойти ли нам в баню прежде, чем мы возвратимся во дворец? А то я вся в поту.
Алуетт с радостью согласилась. Ей нравились прохладные каменные бани, о которых в Европе слыхом не слыхивали. Дамы приказали провести себя в отдельное помещение, где услужливые девушки помогли им раздеться и принесли ледяного вина и шербета, а другие девушки намылили им тело мягкой тканью и тщательно промыли волосы. В такую жару просто необходимо было мыться часто, но здесь бани еще служили развлечением. Надо попросить Рейнера, чтобы он соорудил что-нибудь подобное в своем английском поместье.
Когда Алуетт и обе королевы входили в бани, Рейнер переступал порог большого зала королевского дворца. Он видел, что Ричард не один и ему придется подождать с донесением. Кстати, судя по тому, с кем беседовал король, ожидание обещало быть весьма интересным.
Белые как мел герцог Бургундский и епископ Бовэ стояли перед английским королем. Что-то случилось.
— Мы пришли как послы его величества короля Франции, — с осторожностью начал епископ, глядя на свои красные башмаки. — Мне поручено сообщить вам, король Ричард Английский, что король Филипп в самое ближайшее время отбывает в Европу. Он просил меня сказать вам, что «не желает терять здоровье и деньги на этих пустынных берегах», тем более что уже исполнил долг крестоносца, оставив свое королевство на целый год.
Ричард вскочил на ноги. Лицо у него побагровело, хотя до настоящей ярости, которой славились Плантагенеты, дело еще не дошло.
— Если ваш король бросает все на полдороге, и на нем и на Франции пребудет вечный позор. Если же он чувствует, что может умереть, коли останется дольше, пускай едет.
Рейнер видел, как кипит его сюзерен, даже несмотря на сообщение герцога Бургундского, что Филипп оставляет в Акре большое войско под его командованием. Ричард испытывал жгучую боль, вспоминая, как только вчера вечером, развлекая Филиппа в этом самом зале, предложил всем крестоносцам дать клятву остаться в Святой Земле на три года, если только Саладин не сдастся скорее. Филипп тогда покраснел и отвернулся, бормоча что-то нечленораздельное. Теперь все стало понятно.
Рейнер был уверен, что, как только гнев Ричарда уляжется, он сам увидит преимущества своего нового положения, потому что тогда каждое его слове станет приказом. Без Леопольда и Филиппа сил Ричарда не уменьшится. Пройдет несколько часов, пока Ричард успокоится, а тем временем он обязательно найдет какого-нибудь дурака, чтобы сорвать на нем злость, Рейнер предупредил сенешаля Ричарда, что готов явиться по первому требованию, и пошел посмотреть, нет ли где Алуетт.
Рейнер знал, что Алуетт будет интересно узнать об отъезде Филиппа. Как она обрадуется! Когда ее королевский братец будет во Франции, ни одно облачко не омрачит их супружескую жизнь, по крайней мере по его воле. Может быть, она наконец придет в себя после неожиданного прозрения в их первую ночь в Акре. Интересно, Анри тоже уедет или останется и огорчится ли Алуетт, если он уедет.
Еще он хотел рассказать ей о своей поездке к Саладину по поручению Ричарда. Переговоры шли ежедневно, поскольку обе стороны рассчитывали на взаимные уступки. Перед этим к Ричарду явились от султана три посла в тюрбанах, так что на другой день он послал Рейнера и еще двух рыцарей с ответом на предложения Саладина.
Он уже представлял себе, как будет рассказывать ей о немыслимых блюдах, предложенных им. Каким необыкновенно вкусным был жареный козленок, а перепелки, а приправленная специями газель! Фрукты подали такие, что он даже названия их не знает. Потом еще миндальный пирог, политый Rcaffe, и черный арабский напиток со сладким белым порошком, который называется сахар и гораздо слаще меда.
Он расскажет ей о Саладине, о том, какие умные у него глаза и как любезен он был с рыцарями, даже когда они сообщили ему о несогласии Ричарда с некоторыми его предложениями. Рейнер и сам удивился, как ему понравился этот уже немолодой человек, который, однако, выглядел куда моложе, чем должен был бы по слухам. Еще его поразило, насколько Саладин умеет держать себя в руках, не давая волю своим чувствам, и как с ним просто и приятно разговаривать. Каждого рыцаря он спросил, как его зовут и кто его родители, и с интересом выслушал ответы, сочувственно кивая. А рыцари неожиданно для себя самих разговорились о доме и родичах, и необычная тоска прозвучала в их голосах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78