Надо и меру знать.
Раздевшись за ширмами, Кэйди набросила халат поверх белья. У нее еще осталось немного времени: ванну она успела принять раньше, а процесс одевания занимал у нее не больше десяти минут — своего рода рекорд с учетом того, что у нее не было горничной.
— А ну-ка убери отсюда свою жирную задницу! — скомандовала Кэйди, обращаясь к Страшиле, который не удосужился даже открыть глаза или шевельнуть хвостом с тех самых пор, как она появилась в комнате.
Она схватила кота за шкирку и выдворила его с кресла. Он зашипел, будто его прошибло электрическим током, и злобно выгнул спину.
— Ах, извините, ваше высочество, — язвительно обратилась к нему Кэйди, — прошу прощения за беспокойство, но это мое кресло!
Оскорбленный в лучших чувствах, Страшила позволил взять себя на руки и устроился у нее на коленях, после чего незамедлительно впал в спячку.
— Тоже мне домашний питомец, — проворчала Кэйди.
Она почесала его за ухом, но он так и не проснулся. Кот появился у нее на пороге прошлой зимой — тощий, паршивый, только что после драки, победа в которой явно досталась не ему. Кэйди его вылечила, выходила и откормила. В благодарность он стал ходить за ней тенью. Тяжелая, черная, раскормленная до отказа тень. Но Кэйди несколько переусердствовала в своих стараниях: отъевшись на вольных хлебах, Страшила разленился и теперь только и делал, что спал в ее кресле или у нее на коленях в тех редких случаях, когда ей удавалось согнать его с кресла.
— Ах, Страшила, ты самое жестокое разочарование моей жизни, — прошептала Кэйди.
Ей наконец удалось вытянуть из него тихое урчание, но он тут же снова уснул. Она откинулась затылком на высокую спинку качалки с мягким подголовником. Как хорошо! Через час шум в салуне станет оглушительным, но пока еще тихо. А все-таки лучше всего бывало по воскресеньям, когда «Приют бродяги» закрывался на выходной, в отличие от салуна Уайли, работавшего даже в Рождество.
Воскресное утро Кэйди посвящала счетам, а также осмотру и исправлению повреждений, нанесенных накануне вечером: починке сломанных стульев, замене разбитых зеркал. К трем часам она обычно освобождалась от дел, но не ходила гулять и не ездила на Речную ферму, чтобы побродить по саду (это удовольствие она позволяла себе только по пятницам). По воскресеньям Кэйди оставалась у себя в комнате и наслаждалась тишиной. Сидела в этом кресле, вытянув ноги на вышитый тамбуром пуфик, зажигала лампу под абажуром с бахромой, надевала выписанные по почте очки и открывала книгу. Или писала письмо своей единственной подруге, оставшейся в Портленде, с которой до сих пор поддерживала связь. Или просматривала прибереженный с пятницы экземпляр «Реверберейтора», знакомясь с местными сплетнями и подборкой «мировых новостей».
— Да, — мечтательно повторяла она время от времени, обращаясь к Страшиле, — вот это жизнь…
Иногда Кэйди приходило в голову спросить себя, так ли уж крупно ей в жизни повезло, если свои лучшие часы она проводит в четырех стенах, сидя в качалке наедине с ленивым, вечно сонным котом. Но такое случалось очень-очень редко: обычно она бывала слишком занята или чувствовала себя слишком усталой и не хотела портить себе настроение, наслаждаясь заслуженным отдыхом после дел и забот. А когда тоска все-таки одолевала ее (по счастью, совсем не часто), у нее было наготове мудрое изречение, помогавшее увидеть любые невзгоды в истинном свете:
«Это все же лучше, чем консервировать лососину!»
Порой она просиживала в кресле весь воскресный вечер, ничего не делая. Вот уже два года прошло, а Кэйди все никак не могла привыкнуть к мысли, что она полная хозяйка этой комнаты и всего, что в ней находится. Например, что ей принадлежит эта кровать с бронзовыми накладками, застеленная одеялом в синий цветочек, эти подушки с вышитыми изречениями на наволочках, это старинное деревянное кресло-качалка, фонограф и четыре пластинки с записями оперных арий, заигранные до того, что уже почти невозможно разобрать музыку. Это было ее окно с видом на виргинский дуб в крошечном, как почтовая марка, дворике и ее собственная, обшитая кедровым тесом уборная.
А ведь Кэйди почти ничего не сделала, чтобы все это заслужить (она, безусловно, не делала того, в чем почти все вокруг ее подозревали). Она только проявила заботу и внимание к умирающему старику. В результате к ней перешло все, что когда-то принадлежало ему.
Несколько недель назад она случайно услышала разговор двух дам, остановившихся у витрины магазина Юргена «Оптовая и розничная продажа мебели». «Очень приличная тахта, — заметила одна из дам, — но не вполне в моем вкусе». Об этой фразе Кэйди вспоминала весь остаток дня, да и после не раз возвращалась к ней мыслями, завороженная совершенно непривычным для нее понятием «вкус».
Подумать только: выбирать себе тахту, или, скажем, шифоньер, или кресло в зависимости от того, отвечают они твоему вкусу или нет! А как же узнать, какой у тебя вкус? С тех самых пор она изучала свою спальню, вернее, спальню Густава Шлегеля, новым взглядом, впервые понимая, насколько эта комната выглядит по-мужски, подмечая множество мелочей, которые распределила бы иначе, если бы это пришло ей в голову раньше. Случайно услышанное замечание незнакомой дамы не помешало ей наслаждаться комнатой, но дало пищу для размышлений.
Услышав стук в заднюю дверь, Кэйди подскочила от неожиданности. Страшила тоже проснулся и вцепился когтями ей в колено, а потом соскочил на пол.
— Ай! Черт бы тебя побрал, Страшила!
Она потуже затянула кушак халата и подошла к двери.
— Кто там? — Никакого ответа.
— Хэм, это ты?
Кэйди приоткрыла дверь на дюйм и выглянула в щелку.
— Хэм? Что ты…
— А вот и сама мисс Кэйди!
Глумливо ухмыляясь, перед ней предстал Уоррен Тэрли. Не успела она захлопнуть дверь, как он навалился на нее всем своим весом и распахнул настежь.
— Эй!
— Эй? Разве так встречают старых друзей? Мы с Клайдом как раз проходили мимо и решили засвидетельствовать свое почтение.
Кэйди загородила ему дорогу, но он отпихнул ее и вломился в комнату, продолжая скалиться. Клайд Гейтс следовал за ним.
—Убирайтесь отсюда оба! Что вам здесь нужно? Хотите выпить — зайдите с парадного входа, как все люди. Послушай, Тэрли…
— Ну-ну, Кэйди, не кипятись, мы просто хотим с тобой потолковать. Полюбуйся, Клайд, какая она хорошенькая! А сюда погляди: ну и красотища! Вот что она сегодня собирается надеть! Нет, ты только…
— А ну не лапай!
Кэйди оттолкнула его от кровати и шлепнула по рукам, когда он схватил ее зеленое платье.
— Тебя послал Уайли, верно?
Она пыталась оттеснить Тэрли к открытой двери, не прикасаясь к нему. Кэйди чувствовала себя скорее разъяренной, чем испуганной, однако что-то подсказало ей, что лучше не подходить к наглецу близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Раздевшись за ширмами, Кэйди набросила халат поверх белья. У нее еще осталось немного времени: ванну она успела принять раньше, а процесс одевания занимал у нее не больше десяти минут — своего рода рекорд с учетом того, что у нее не было горничной.
— А ну-ка убери отсюда свою жирную задницу! — скомандовала Кэйди, обращаясь к Страшиле, который не удосужился даже открыть глаза или шевельнуть хвостом с тех самых пор, как она появилась в комнате.
Она схватила кота за шкирку и выдворила его с кресла. Он зашипел, будто его прошибло электрическим током, и злобно выгнул спину.
— Ах, извините, ваше высочество, — язвительно обратилась к нему Кэйди, — прошу прощения за беспокойство, но это мое кресло!
Оскорбленный в лучших чувствах, Страшила позволил взять себя на руки и устроился у нее на коленях, после чего незамедлительно впал в спячку.
— Тоже мне домашний питомец, — проворчала Кэйди.
Она почесала его за ухом, но он так и не проснулся. Кот появился у нее на пороге прошлой зимой — тощий, паршивый, только что после драки, победа в которой явно досталась не ему. Кэйди его вылечила, выходила и откормила. В благодарность он стал ходить за ней тенью. Тяжелая, черная, раскормленная до отказа тень. Но Кэйди несколько переусердствовала в своих стараниях: отъевшись на вольных хлебах, Страшила разленился и теперь только и делал, что спал в ее кресле или у нее на коленях в тех редких случаях, когда ей удавалось согнать его с кресла.
— Ах, Страшила, ты самое жестокое разочарование моей жизни, — прошептала Кэйди.
Ей наконец удалось вытянуть из него тихое урчание, но он тут же снова уснул. Она откинулась затылком на высокую спинку качалки с мягким подголовником. Как хорошо! Через час шум в салуне станет оглушительным, но пока еще тихо. А все-таки лучше всего бывало по воскресеньям, когда «Приют бродяги» закрывался на выходной, в отличие от салуна Уайли, работавшего даже в Рождество.
Воскресное утро Кэйди посвящала счетам, а также осмотру и исправлению повреждений, нанесенных накануне вечером: починке сломанных стульев, замене разбитых зеркал. К трем часам она обычно освобождалась от дел, но не ходила гулять и не ездила на Речную ферму, чтобы побродить по саду (это удовольствие она позволяла себе только по пятницам). По воскресеньям Кэйди оставалась у себя в комнате и наслаждалась тишиной. Сидела в этом кресле, вытянув ноги на вышитый тамбуром пуфик, зажигала лампу под абажуром с бахромой, надевала выписанные по почте очки и открывала книгу. Или писала письмо своей единственной подруге, оставшейся в Портленде, с которой до сих пор поддерживала связь. Или просматривала прибереженный с пятницы экземпляр «Реверберейтора», знакомясь с местными сплетнями и подборкой «мировых новостей».
— Да, — мечтательно повторяла она время от времени, обращаясь к Страшиле, — вот это жизнь…
Иногда Кэйди приходило в голову спросить себя, так ли уж крупно ей в жизни повезло, если свои лучшие часы она проводит в четырех стенах, сидя в качалке наедине с ленивым, вечно сонным котом. Но такое случалось очень-очень редко: обычно она бывала слишком занята или чувствовала себя слишком усталой и не хотела портить себе настроение, наслаждаясь заслуженным отдыхом после дел и забот. А когда тоска все-таки одолевала ее (по счастью, совсем не часто), у нее было наготове мудрое изречение, помогавшее увидеть любые невзгоды в истинном свете:
«Это все же лучше, чем консервировать лососину!»
Порой она просиживала в кресле весь воскресный вечер, ничего не делая. Вот уже два года прошло, а Кэйди все никак не могла привыкнуть к мысли, что она полная хозяйка этой комнаты и всего, что в ней находится. Например, что ей принадлежит эта кровать с бронзовыми накладками, застеленная одеялом в синий цветочек, эти подушки с вышитыми изречениями на наволочках, это старинное деревянное кресло-качалка, фонограф и четыре пластинки с записями оперных арий, заигранные до того, что уже почти невозможно разобрать музыку. Это было ее окно с видом на виргинский дуб в крошечном, как почтовая марка, дворике и ее собственная, обшитая кедровым тесом уборная.
А ведь Кэйди почти ничего не сделала, чтобы все это заслужить (она, безусловно, не делала того, в чем почти все вокруг ее подозревали). Она только проявила заботу и внимание к умирающему старику. В результате к ней перешло все, что когда-то принадлежало ему.
Несколько недель назад она случайно услышала разговор двух дам, остановившихся у витрины магазина Юргена «Оптовая и розничная продажа мебели». «Очень приличная тахта, — заметила одна из дам, — но не вполне в моем вкусе». Об этой фразе Кэйди вспоминала весь остаток дня, да и после не раз возвращалась к ней мыслями, завороженная совершенно непривычным для нее понятием «вкус».
Подумать только: выбирать себе тахту, или, скажем, шифоньер, или кресло в зависимости от того, отвечают они твоему вкусу или нет! А как же узнать, какой у тебя вкус? С тех самых пор она изучала свою спальню, вернее, спальню Густава Шлегеля, новым взглядом, впервые понимая, насколько эта комната выглядит по-мужски, подмечая множество мелочей, которые распределила бы иначе, если бы это пришло ей в голову раньше. Случайно услышанное замечание незнакомой дамы не помешало ей наслаждаться комнатой, но дало пищу для размышлений.
Услышав стук в заднюю дверь, Кэйди подскочила от неожиданности. Страшила тоже проснулся и вцепился когтями ей в колено, а потом соскочил на пол.
— Ай! Черт бы тебя побрал, Страшила!
Она потуже затянула кушак халата и подошла к двери.
— Кто там? — Никакого ответа.
— Хэм, это ты?
Кэйди приоткрыла дверь на дюйм и выглянула в щелку.
— Хэм? Что ты…
— А вот и сама мисс Кэйди!
Глумливо ухмыляясь, перед ней предстал Уоррен Тэрли. Не успела она захлопнуть дверь, как он навалился на нее всем своим весом и распахнул настежь.
— Эй!
— Эй? Разве так встречают старых друзей? Мы с Клайдом как раз проходили мимо и решили засвидетельствовать свое почтение.
Кэйди загородила ему дорогу, но он отпихнул ее и вломился в комнату, продолжая скалиться. Клайд Гейтс следовал за ним.
—Убирайтесь отсюда оба! Что вам здесь нужно? Хотите выпить — зайдите с парадного входа, как все люди. Послушай, Тэрли…
— Ну-ну, Кэйди, не кипятись, мы просто хотим с тобой потолковать. Полюбуйся, Клайд, какая она хорошенькая! А сюда погляди: ну и красотища! Вот что она сегодня собирается надеть! Нет, ты только…
— А ну не лапай!
Кэйди оттолкнула его от кровати и шлепнула по рукам, когда он схватил ее зеленое платье.
— Тебя послал Уайли, верно?
Она пыталась оттеснить Тэрли к открытой двери, не прикасаясь к нему. Кэйди чувствовала себя скорее разъяренной, чем испуганной, однако что-то подсказало ей, что лучше не подходить к наглецу близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84