— Мне очень хотелось бы там жить. Отремонтируем этот старый дом, он у нас заблестит как новенький. И будем каждый вечер сидеть с тобой на веранде и слушать, как шумит река. И рассказывать друг другу, как прошел день.
— В качалках рядышком.
— Да.
Она счастливо засмеялась.
— Только один вопрос. Откуда деньги возьмем, чтобы купить ферму?
— А как насчет золотишка, которое Уайли таскал из «Семи долларов»?
— Боже милостивый, у меня совсем из головы вылетело! Я даже шерифу еще не заявила!
— Ничего страшного, у тебя впереди полно времени, чтобы разобраться с Уайли. Так на чем мы остановились? Ах да, мы будем сидеть в качалках. И что мы будем пить?
— Я пью лимонад.
— А я — джулеп .
— О, я и забыла, что ты родом из Кентукки. А на что мы будем жить? Если мне позволено спросить.
— Ты будешь выращивать груши. А я — разводить лошадей.
Кэйди еще раз глубоко счастливо вздохнула.
— Мне бы хотелось выращивать еще и яблоки. И персики.
— Вот и хорошо. Терпеть не могу груши.
Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
— Я люблю тебя, Джесс. Я тебя очень люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Скажи, что ты меня никогда не оставишь.
— Клянусь. Я никогда тебя не оставлю.
— Ты и вправду клянешься?
— Клянусь честью.
Она уснула, положив голову ему на плечо. Ее рука с доверчиво раскрытой ладонью лежала у него на груди. Джесс следил, как смягчается улыбка у нее на губах, пока она все глубже погружалась в сон.
Снаружи доносился шум теплого летнего дождя, в канавах зажурчали ручейки. В комнате слышалось только тихое сонное дыхание Кэйди. Но вот где-то поблизости заухал филин. Через открытое окно в спальню проникал приятный и терпкий запах влажной земли и прелой листвы.
Джесс потер обеими руками лицо и ущипнул себя за нос, борясь с искушением уснуть вместе с Кэйди. Трудно было сосредоточиться на неприятностях в такую минуту, когда мир казался прекрасным, как никогда, а будущее представлялось радужным и безоблачным. Но ему все-таки предстояло разработать план. Часы на другом конце комнаты пробили двенадцать тридцать. Времени почти не осталось.
Что сейчас делает Голт? Спит? Вряд ли. Он всегда был «совой», а не «жаворонком». Дуэль в десять утра? Для Голта это жуткая рань! И как, черт побери, ему удалось отыскать Джесса в Парадизе? Наверное, не следовало давать интервью в «Реверберейтор». Но Джесс думал, что никакая сила в мире не заставит Голта бросить свое насиженное гнездо в Окленде. Он там славно прижился. Когда они виделись в последний раз, Голт жил на широкую ногу в лучшем номере отеля «Парамаунт», курил дорогие сигары, пил виски по пять долларов за бутылку, играл в покер, приударял за женщинами — словом, выжимал все, что можно, из своей славы наемного стрелка, ушедшего на покой.
Правая рука у него была в лубках, и он жаловался каждому встречному, что ему теперь уже не суждено выхватить револьвер, настолько тяжела его рана. А сам по секрету заплатил Джессу двести долларов (как и договаривались), чтобы тот его «ранил», да в придачу отдал ему в последний момент свои «кольты» с перламутровыми рукоятками. «Пожалуй, они мне больше не понадобятся».
Чертов лгун. Надувала.
У Голта отроду лицо было такое, словно он хотел сказать любому, кто на него косо посмотрит: «Один неверный шаг — и ты покойник». Несомненно, именно этот случайный дар природы много лет назад подтолкнул его к преступной карьере, кстати говоря, сильно приукрашенной: на самом деле за пятнадцать лет он убил всего троих. Он сам признался в этом Джессу, и тот ему поверил. Но раздутая репутация Голта всегда его опережала, и ему оставалось только разыгрывать спектакль со своим увечьем, иначе рано или поздно какой-нибудь честолюбивый юнец непременно прикончил бы его.
— Да, да, я встаю, — проворчал Джесс, обращаясь к Страшиле, никчемному коту Кэйди, который уже успел устроиться в ногах постели и теперь вцепился когтями ему в лодыжку сквозь простыню, недовольный тем, что его потревожили.
Кошачьи глаза угрюмо горели в полутьме. Джесс от всей души был согласен со Страшилой: ему тоже чертовски не хотелось вставать. Он предпочел бы сладко уснуть в объятиях Кэйди до полудня. Ему не терпелось начать новую совместную жизнь немедленно, с этой минуты.
Он поцеловал ее в макушку. Она сонно зашевелилась, повернулась на другой бок, прижалась, не просыпаясь, к его бедру своей теплой голой попкой. Борясь с наступлением неизбежного мужского отклика, Джесс окинул взглядом комнату в поисках чего-то отвлекающего внимание. На лампе был шелковый абажур с бахромой, расписанный вручную: приморский пейзаж в нежных пастельных тонах. Выведенная мелкими буковками надпись внизу гласила: «Посетите прекрасную бухту Коуз». Выписанные по почтовому ордеру очки Кэйди лежали поверх открытой книги. Названия Джесс прочесть не мог, ему были видны лишь несколько строчек в нижней части ближайшей страницы:
«— Что еще за плот, Джим?
— Наш старый плот.
— Да разве наш старый плот не разнесло в щепки?»
«Какая-то книжка про морские приключения», — подумал Джесс. К стене с его стороны кровати она пришпилила картинку.
— Твои знакомые? — спросил он как-то раз. Это была репродукция с акварели, изображавшая мужчину и женщину, сидящих друг против друга за садовым столом. Женщина писала письмо, мужчина, отвлекшись от чтения, с легкой любящей улыбкой глядел на нее поверх газеты. На заднем плане был виден уютный коттедж из красного кирпича, увитый плющом. Такая вот идиллическая сентиментальная картинка.
— Нет, мне просто нравится, — ответила Кэйди.
Джесс с ней согласился. Ему тоже нравилась эта картинка.
— Дом родной, — шепнул он, подмигнув Страшиле. — Веди себя хорошо, может, мы и тебя с собой возьмем.
Часы прозвонили еще раз. Двенадцать сорок пять. Джесс прижался губами к плечу Кэйди, тихонько поцеловал ее, слушая, как она вздыхает во сне. Осторожно поднявшись с постели, он нащупал свою одежду на полу и тихо оделся. Свет от лампы с абажуром не доставал до комода, стоявшего на другом конце комнаты. В полутьме Джесс бесшумно выдвинул нижний ящик и начал перебирать шелковые чулки и белье, пока не нашел заначку Кэйди. В маленьком бархатном мешочке, таком же хорошеньком и мягком, как она сама.
Он не ошибся: Голт еще и не думал ложиться. К счастью, его комната в Добб-Хаузе оказалась на первом этаже, да притом еще в задней части дома: никто не заметил, как Джесс из переулка кидает камешки в освещенное окно. Голый до пояса, в одних штанах и повязке на глазу, Голт поднял раму и высунулся наружу.
— Какого черта? — спросил он. — Кто там?
— Ш-ш-ш! А ты как думал? Кого ждал?
Голт начал тихо браниться. Джессу ничего другого не оставалось, как стоять под окном и ждать.
— Ты закончил?
— За тобой должок, слышишь, ты — подлый, лживый, двуличный сукин сын!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84