Когда он вышел из нее почти весь лишь для того, чтобы вонзиться глубже, она не выдержала и застонала.
Поцелуи его стали жестче, и жестче стал ритм. Теперь Бринн уже не пыталась заглушить стоны. Схватив Лусиана за плечи, она вонзилась в них ногтями. Обжигающий жар пронизывал ее раз за разом, словно раскаленные копья, которые вместо боли дарили невыносимое наслаждение.
И тогда внезапно крупная дрожь волной накатила на нее, потом еще и еще, безжалостно сотрясая все тело. Бринн закричала в экстазе.
Она едва ли зафиксировала в сознании тот момент, когда Лусиан позволил себе разрядку. Когда он затих, она все еще ловила ртом воздух. Он придавил ее своим телом, натужно дыша ей в ухо.
Горя от негодования и, что еще хуже, от страсти, Бринн крепко зажмурилась. Он вызвал в ней отклик куда сильнее того, что она испытала в первый раз. Если бы она лишь снисходительно позволила ему делать с ней то, что он делал с завидным умением, но без всяких чувств! Но нет, она пошла дальше. Она с радостью принимала его в себя, зная, что он не чувствует к ней ничего, кроме похоти.
Бринн попыталась его оттолкнуть.
– Пожалуйста, сойдите с меня, – приказала она таким тоном, словно никогда не кричала от страсти в его объятиях, сгорая от желания. – Вы меня раздавите.
Он медленно поднял голову, словно не поверил собственным ушам. Прошло несколько томительно долгих секунд. Хотя когда она уставилась на него этим своим холодным взглядом, он повиновался.
Бринн торопливо опустила подол сорочки, прикрывая наготу, и натянула одеяло до подбородка.
– Надеюсь, вы закончили, – выдавила она из себя. Прошло еще несколько долгих секунд в молчании. И тогда он крепко взял ее за подбородок и, повернув ее лицом к себе, посмотрел ей в глаза, обдав холодом.
– Не притворяйся, что тебе не понравилось заниматься со мной любовью, – тихо сказал он. – Твоего жара хватило бы, чтобы айсберг растопить.
Не дав ей шанса ответить, Лусиан встал, поднял с пола халат, на ходу накинул его на плечи, и через пару секунд Бринн услышала, как он вышел, хлопнув дверью. Так он поставил точку в разговоре.
Бринн перевернулась на живот, сжимая в руках одеяло. Ей было больно. Очень больно.
Внезапно она почувствовала себя отчаянно одинокой и глубоко несчастной. Никогда в жизни ей не было так горько. Она хотела ранить Лусиана, заставить его уйти, покинуть ее постель. Так почему же она чувствовала себя такой… раздавленной?
Глава 9
Если не брать в расчет ночные визиты, всю следующую неделю Бринн почти не видела Лусиана. Ее вполне устраивало такое положение вещей. У каждого из них была своя жизнь. Но в этом они мало отличались от других супружеских пар из общества, хотя у нее был совсем особый повод лишний раз не пересекаться с мужем – давнее цыганское проклятие и та угроза, что оно с собой несло.
В течение дня Лусиан дома не бывал. Наверное, занимался государственными делами. По крайней мере, так говорила Рейвен. Если верить подруге, то в Уайтхолле у Лусиана был свой кабинет от министерства иностранных дел.
Впервые Рейвен дала понять подруге, что Лусиан работает на правительство, что было весьма необычным для человека с его статусом и состоянием, когда Бринн пошла с ней, выбирать наряд для свадьбы. Тщательно изучив отрез кружевного полотна цвета слоновой кости, Бринн заявила, что эту ткань покупать нельзя из-за плохого качества.
– Как вы это определили? – поинтересовалась Рейвен.
– Вы видели тут пропущенные стежки? А цвет? Ткань прокрашена неравномерно, да и узор выполнен с ошибками. Вот здесь не так, как тут, видите? Я уверена, что мы найдем ткань намного качественнее этой за ту же цену.
Когда подруги вышли из магазина в сопровождении лакея, который нес покупки, Рейвен спросила у Бринн, откуда она так много знает о кружеве.
– Я много этого добра продала модисткам и шляпницам за последние несколько лет.
Рейвен в недоумении приподняла брови:
– Ваша семья занимается торговлей?
Бринн колебалась с ответом, не зная, все ли можно говорить этой женщине.
– Что-то вроде того, – ответила Бринн, решив, что Рейвен достойна ее доверия и не склонна предубеждениям.
Но у нас, в Корнуолле, когда мы говорим о торговле, то имеем в виду свободную торговлю.
– Контрабанда? – У Рейвен загорелись глаза. – Как интересно! – Оглянувшись через плечо, словно желая посмотреть, не подслушивает ли их кто-нибудь, и, очевидно, вспомнив, что они находятся на улице среди большого скопления народа, она понизила голос: – Расскажите мне об этом, прошу вас.
Бринн невесело усмехнулась:
– Я совсем не считаю контрабанду чем-то интересным и захватывающим. На самом деле это тяжелый труд. Тяжелый и опасный. Но там, откуда я родом, это лишь способ выжить, способ свести концы с концами. Мало можно назвать семей, которые, так или иначе, не связаны с контрабандой.
– И вы сами тоже принимали в этом участие?
– Нечасто. В основном я занималась сбытом различного контрабандного товара.
– Я думаю, мне было бы приятно, – задумчиво протянула Рейвен, – заниматься чем-то таким, чем женщинам не положено заниматься. Чем-то запретным, волнующим… И все же на вашем месте я не стала бы рассказывать о том, чем вы занимались, Лусиану.
На этот раз любопытно стало Бринн.
– Почему?
– Потому что он питает сильную неприязнь к контрабандистам. Я слышала, что он по этому поводу думает, и высказывал он свое мнение, не стесняясь в выражениях. Контрабандисты обманывают правительство, которое остро нуждается в доходах от налогов, в средствах, которые могли бы помочь победить французов. Я могу понять его точку зрения, даже если я ее не разделяю. Лусиан не один год работает над тем, чтобы Наполеон избавил Европу от своего присутствия. И Лусиан гордится своей работой, даже если общество считает шпионаж вульгарным промыслом, недостойным аристократа.
– Шпионаж?
Рейвен рассмеялась. Ее позабавила реакция Бринн, которую эта новость повергла в шок.
– Лусиан – шпион экстра-класса. Такие, как он, в министерстве на вес золота. А он вам об этом разве не говорил? У Бринн тревожно забилось сердце.
– Мой брат сказал только, что он работает в министерстве иностранных дел.
– Он там и работает. В департаменте разведки. Все, конечно, очень засекречено. Иногда Лусиан исчезает на целую неделю или даже больше. Не сомневаюсь, что его посылают с какими-то особыми заданиями. Он о своей работе не говорит, но его все равно считают героем.
Бринн едва слышала последнее предложение, не в силах оправиться от потрясения. Вот это открытие! Могла ли она невольно сообщить ему что-то такое, что навело бы его на мысль об участии в контрабанде старшего брата? Раньше она не считала, что Лусиан представляет собой опасность для ее семьи, лишь для нее одной, но теперь поняла, что он опасен и для Грея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Поцелуи его стали жестче, и жестче стал ритм. Теперь Бринн уже не пыталась заглушить стоны. Схватив Лусиана за плечи, она вонзилась в них ногтями. Обжигающий жар пронизывал ее раз за разом, словно раскаленные копья, которые вместо боли дарили невыносимое наслаждение.
И тогда внезапно крупная дрожь волной накатила на нее, потом еще и еще, безжалостно сотрясая все тело. Бринн закричала в экстазе.
Она едва ли зафиксировала в сознании тот момент, когда Лусиан позволил себе разрядку. Когда он затих, она все еще ловила ртом воздух. Он придавил ее своим телом, натужно дыша ей в ухо.
Горя от негодования и, что еще хуже, от страсти, Бринн крепко зажмурилась. Он вызвал в ней отклик куда сильнее того, что она испытала в первый раз. Если бы она лишь снисходительно позволила ему делать с ней то, что он делал с завидным умением, но без всяких чувств! Но нет, она пошла дальше. Она с радостью принимала его в себя, зная, что он не чувствует к ней ничего, кроме похоти.
Бринн попыталась его оттолкнуть.
– Пожалуйста, сойдите с меня, – приказала она таким тоном, словно никогда не кричала от страсти в его объятиях, сгорая от желания. – Вы меня раздавите.
Он медленно поднял голову, словно не поверил собственным ушам. Прошло несколько томительно долгих секунд. Хотя когда она уставилась на него этим своим холодным взглядом, он повиновался.
Бринн торопливо опустила подол сорочки, прикрывая наготу, и натянула одеяло до подбородка.
– Надеюсь, вы закончили, – выдавила она из себя. Прошло еще несколько долгих секунд в молчании. И тогда он крепко взял ее за подбородок и, повернув ее лицом к себе, посмотрел ей в глаза, обдав холодом.
– Не притворяйся, что тебе не понравилось заниматься со мной любовью, – тихо сказал он. – Твоего жара хватило бы, чтобы айсберг растопить.
Не дав ей шанса ответить, Лусиан встал, поднял с пола халат, на ходу накинул его на плечи, и через пару секунд Бринн услышала, как он вышел, хлопнув дверью. Так он поставил точку в разговоре.
Бринн перевернулась на живот, сжимая в руках одеяло. Ей было больно. Очень больно.
Внезапно она почувствовала себя отчаянно одинокой и глубоко несчастной. Никогда в жизни ей не было так горько. Она хотела ранить Лусиана, заставить его уйти, покинуть ее постель. Так почему же она чувствовала себя такой… раздавленной?
Глава 9
Если не брать в расчет ночные визиты, всю следующую неделю Бринн почти не видела Лусиана. Ее вполне устраивало такое положение вещей. У каждого из них была своя жизнь. Но в этом они мало отличались от других супружеских пар из общества, хотя у нее был совсем особый повод лишний раз не пересекаться с мужем – давнее цыганское проклятие и та угроза, что оно с собой несло.
В течение дня Лусиан дома не бывал. Наверное, занимался государственными делами. По крайней мере, так говорила Рейвен. Если верить подруге, то в Уайтхолле у Лусиана был свой кабинет от министерства иностранных дел.
Впервые Рейвен дала понять подруге, что Лусиан работает на правительство, что было весьма необычным для человека с его статусом и состоянием, когда Бринн пошла с ней, выбирать наряд для свадьбы. Тщательно изучив отрез кружевного полотна цвета слоновой кости, Бринн заявила, что эту ткань покупать нельзя из-за плохого качества.
– Как вы это определили? – поинтересовалась Рейвен.
– Вы видели тут пропущенные стежки? А цвет? Ткань прокрашена неравномерно, да и узор выполнен с ошибками. Вот здесь не так, как тут, видите? Я уверена, что мы найдем ткань намного качественнее этой за ту же цену.
Когда подруги вышли из магазина в сопровождении лакея, который нес покупки, Рейвен спросила у Бринн, откуда она так много знает о кружеве.
– Я много этого добра продала модисткам и шляпницам за последние несколько лет.
Рейвен в недоумении приподняла брови:
– Ваша семья занимается торговлей?
Бринн колебалась с ответом, не зная, все ли можно говорить этой женщине.
– Что-то вроде того, – ответила Бринн, решив, что Рейвен достойна ее доверия и не склонна предубеждениям.
Но у нас, в Корнуолле, когда мы говорим о торговле, то имеем в виду свободную торговлю.
– Контрабанда? – У Рейвен загорелись глаза. – Как интересно! – Оглянувшись через плечо, словно желая посмотреть, не подслушивает ли их кто-нибудь, и, очевидно, вспомнив, что они находятся на улице среди большого скопления народа, она понизила голос: – Расскажите мне об этом, прошу вас.
Бринн невесело усмехнулась:
– Я совсем не считаю контрабанду чем-то интересным и захватывающим. На самом деле это тяжелый труд. Тяжелый и опасный. Но там, откуда я родом, это лишь способ выжить, способ свести концы с концами. Мало можно назвать семей, которые, так или иначе, не связаны с контрабандой.
– И вы сами тоже принимали в этом участие?
– Нечасто. В основном я занималась сбытом различного контрабандного товара.
– Я думаю, мне было бы приятно, – задумчиво протянула Рейвен, – заниматься чем-то таким, чем женщинам не положено заниматься. Чем-то запретным, волнующим… И все же на вашем месте я не стала бы рассказывать о том, чем вы занимались, Лусиану.
На этот раз любопытно стало Бринн.
– Почему?
– Потому что он питает сильную неприязнь к контрабандистам. Я слышала, что он по этому поводу думает, и высказывал он свое мнение, не стесняясь в выражениях. Контрабандисты обманывают правительство, которое остро нуждается в доходах от налогов, в средствах, которые могли бы помочь победить французов. Я могу понять его точку зрения, даже если я ее не разделяю. Лусиан не один год работает над тем, чтобы Наполеон избавил Европу от своего присутствия. И Лусиан гордится своей работой, даже если общество считает шпионаж вульгарным промыслом, недостойным аристократа.
– Шпионаж?
Рейвен рассмеялась. Ее позабавила реакция Бринн, которую эта новость повергла в шок.
– Лусиан – шпион экстра-класса. Такие, как он, в министерстве на вес золота. А он вам об этом разве не говорил? У Бринн тревожно забилось сердце.
– Мой брат сказал только, что он работает в министерстве иностранных дел.
– Он там и работает. В департаменте разведки. Все, конечно, очень засекречено. Иногда Лусиан исчезает на целую неделю или даже больше. Не сомневаюсь, что его посылают с какими-то особыми заданиями. Он о своей работе не говорит, но его все равно считают героем.
Бринн едва слышала последнее предложение, не в силах оправиться от потрясения. Вот это открытие! Могла ли она невольно сообщить ему что-то такое, что навело бы его на мысль об участии в контрабанде старшего брата? Раньше она не считала, что Лусиан представляет собой опасность для ее семьи, лишь для нее одной, но теперь поняла, что он опасен и для Грея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76