— Ты права! — Джилли вспыхнула, даже и не пытаясь оправдаться. — Я и сама собиралась тебе все рассказать. Хотела, чтобы ты оценила по достоинству… мое рукоделие. — Она злобно хихикнула.
— Твое что?
— Мой гениальный план. Все было продумано. На это ушло семь лет — семь лет.
Стефани никак не могла понять:
— Ты что же, хочешь сказать, что задумала все это в тюрьме?
— А что еще мне было там делать? — Джилли обезоруживающе улыбнулась. — Ты ведь не знаешь, каково это, когда тебя день и ночь не оставляют в покое. Остается много времени для размышлений.
— Но я-то здесь при чем?
— О, ты, — Джилли мечтательно посмотрела на нее. — Только ты и не дала мне сойти с ума. Чистая ненависть — вот что поддерживало мои силы. Она давала… созидательную энергию — понимаешь, о чем я говорю?
— Но когда выяснилось, что мы сестры… — в отчаянии проговорила Стефани.
— Я еще больше тебя возненавидела! За все то, что досталось тебе, а должно было быть моим! И Макса я ненавидела тоже. Гнусный старый эгоист! Удочерить девчонку — ничего не давать ей в жизни, а потом, словно гранату, швырнуть ее имя в завещании — и вот мирись с этим.
— Он не был… — Стефани остановилась.
— Он не был кем, Стефани? — масленым тоном спросила Джилли. — Не пытайся защищать его. Надеюсь, он горит а аду.
— Джилли, — Стефани попыталась взять себя в руки. — Он причинял боль мне и причинял боль тебе. Ты не думаешь, что мы квиты?
— Но получила-то ты больше моего! — Это был возглас обиженного ребенка. — Ты получила деньги, получила все, что твоей душе угодно, и в конце концов ты получила Грега.
Грег… Загорелое лицо, надменное выражение рысьих глаз промелькнули в памяти Стефани, и она невольно содрогнулась.
— Он нас обеих заставил страдать, — грустно сказала она. — Уже одно это должно было бы сблизить нас.
— Только одна небольшая разница, сестренка, — прошептала Джилли. — Я заплатила за свою любовь семью годами жизни.
— Джилли, ты хочешь превратить себя в невинную жертву. Ты погубила человека!
— А ты погубила меня!
Голоса умолкли, и в комнате повисла тишина. Стефани устало заговорила:
— Да вовсе нет, Джилли. Только вижу, что тебе ничего не докажешь, ты все равно не поверишь. Я была наивной дурочкой, думала, что ты можешь измениться, начать новую жизнь. Нет, ты останешься моим черным ангелом, дай тебе только волю. Но я не собираюсь более давать тебе ее. С этого самого момента. — Она помолчала. Джилли тоже не открывала рта, но ее желтые глаза, сузившись, как у кошки, неотрывно смотрели на Стефани. — Может, ты еще не поняла, но признание Касси дало мне в руки именно те доказательства, которых не хватало. Ты все это время была соучастницей преступления — подлога, есть свидетели и документы. С твоим досье ты и оглянуться не успеешь, как тебя снова упекут за решетку.
Джилли судорожно вздохнула, и ее лицо приобрело серый оттенок:
— Ты не посмеешь…
— Посмею! — Взгляд Стефани был тверд как гранит. — Еще как посмею. Если только ты не уедешь из Сиднея и не оставишь меня — навсегда! — в покое.
— Но… куда мне податься? — запричитала Джилли. — Ведь все, что у меня есть, — здесь!
— Ничего у тебя здесь нет, Джилли, — презрительно сказала Стефани. — Только ложь, обман, порождение твоей воспаленной фантазии и воспоминания о смерти хорошего человека. Иди куда знаешь. Это огромный континент — места хватит нам обеим. Но только не подходи близко! — Она угрожающе подступила к Джилли и наставительно подняла палец:
— Надеюсь, все ясно, а иначе можешь попросить, сама знаешь кого, снова привести в порядок твою камеру в Нулаве — и собирай вещички! Пока, Джилли. — И она вышла.
Джилли нервно подошла к ближайшему креслу и рухнула как подкошенная. Совершенно неожиданно жизнь ее разлеталась на куски. Еще вчера она была на коне: Филип умер, и его деньги перешли к ней, Стефани катится вниз, Джейк в кармане. И вот — ничего нет, все растаяло как дым. И все из-за Стефани. Опять из-за Стефани. Снова она.
Но на сей-то раз как ей удалось достать ее? Как, как, как?
Лихорадочные ее размышления были прерваны телефонным звонком. Она не без труда оторвалась от разом возникших в голове планов мести.
— Да! Кто это?
— Это я, Олив. Слушай, тут такое выяснилось…
— Олив?
— Ну да, я, кто же еще? — в голосе зазвучали нетерпеливые нотки. — Сегодня утром я оказалась у «Харпер майнинг», и тут как раз выходит Джейк. Я взяла такси и последовала за ним — он ехал за город, на кладбище. Там у него могила.
— Могила? Чья?
— Ни за что не догадаешься. Грега Марсдена.
— Грега?
— Грег — его брат.
Тут Джилли внезапно озарило — полузабытые жесты и выражения, дразнящие отражения другого, в другое время жившего мужчины — все это слилось воедино в ослепительно ярком прозрении. Грег и Джейк — оба хищники, голодные и жестокие, люди одной породы. Братья. Ну разумеется. Но почему?..
— Джилли, ты слышишь меня?
Она с трудом заставила себя заговорить:
— Да, да. Олив, возвращайся домой и жди меня. Тут много чего произошло, и нам с тобой надо решить, что делать. Но сначала мне надо позвонить в гостиницу Джейку Сандерсу. Ему придется кое-что объяснить мне.
Эдем, казалось, погрузился в сон. Деннис и Касси с радостью ухватились за предложение Стефани отдохнуть и без оглядки устремились к красотам Голубых гор. Сару по-прежнему не отпускало напряжение. Не зная, как обернутся дела с «Харпер майнинг», а стало быть, с ними всеми, она не могла обрести покоя. Но даже добрые новости, тоскливо размышляла она, не расколят панцырь равнодушия, в который она вроде бы себя заковала. Все виделось ей бессмысленным и ненужным. Жизнь утратила цель.
Бездумно она вышла в сад, так изменившийся с тех пор, когда они с Томом любили друг друга в скрытой от глаз, сплошь увитой розами беседке. Том… почему он не звонит? С его стороны было бы милосерднее все сказать ей прямо. Тогда она могла бы начать новую жизнь. Здесь оставаться невозможно. И еще мучительнее от того, что видишь, как другие счастливы — Деннис и Касси, мама и Дэн. Нет, надо уезжать… но куда? «Куда-нибудь, куда угодно, — подумала она, закусив губу. — Мир ведь велик, очень велик. Должно же найтись место, где я могу быть если не совсем счастливой, то, во всяком случае, счастливее, чем здесь».
С каким-то унылым мазохизмом она прокручивала в памяти тот особенный день, который они провели с Томом. А сейчас все вокруг было тронуто увяданием и тленом. Тяжелые, иссеченные шрамами бурые головки цветов лежали на траве. Когда-то они были крышей в их обители любви, а теперь стелились печальным ковром, и бледное солнце пробивалось сквозь обнаженные металлические прутья беседки. Сара присела на скамейку, целиком отдавшись своему горю.
— Сара! — Ничьих шагов не было слышно. Кто бы это мог быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110