Брат Грегори умолк, в Дженни медленно проговорила:
— Вы хотите сказать, они боятся, что муж мой не станет их защищать? Или что они ненавидят его за осаду Клеймора и выжженные поля?
— Ни то, ни другое, — сокрушенно отвечал брат Грегори. — Крестьяне — большие философы и хорошо знают, что каждому поколению придется увидеть свои поля сожженными, когда лорд их ввяжется в драку с одним из себе подобных. Но что касается вашего мужа, дела обстоят совсем иначе.
— Иначе? — переспросила Дженни. — В каком смысле?
— Он посвятил войне всю свою жизнь, и они опасаются, что все враги его один за другим устремятся на Клеймор в жажде мести. Либо он сам навлечет их на свою голову из любви к битвам, — Это смешно, — возразила она.
— Правда, но пройдет время, прежде чем они это поймут.
— А я думала, они будут гордиться, потому что ведь он… ведь для англичан он герой.
— Они гордятся. И чувствуют облегчение, и уверены, что в отличие от своего предшественника он захочет и сможет, если понадобится, защитить их. Сила и могущество дают ему тут немалое преимущество. На самом деле они преисполнены благоговения перед ним.
— А кажется, что они преисполнены ужаса, — горько заметила Дженни, вспоминая, как служанки вели себя в его присутствии.
— Верно, и на то есть особые причины.
— Не вижу я никаких особых причин, по которым им следовало бы его бояться, — с полной убежденностью заявила она.
— Да, но взгляните-ка их глазами: новым их господином стал человек, прозванный Волком в честь злобного, прожорливого зверя, который нападает и рвет свою жертву в клочья, пожирая ее. Больше того, легенда — не факт, а легенда — гласит, что у него нет жалости ни к кому, кто стоит у него на дороге. Став их лордом, он получил также право решать, какие налоги им придется платить; естественно, будет председательствовать в суде при разбирательствах, назначать наказания провинившимся — все это его право. Ну а теперь, — многозначительно посмотрел на нее брат Грегори, — пожелали бы вы, чтобы все это решал за вас такой человек, учитывая его репутацию безжалостного и жестокого?
Дженни разгневалась:
— Ох, но ведь он не безжалостен и не жесток. Будь он хоть вполовину так плох, нам с сестрою в его руках выпала б не такай судьба, а гораздо хуже.
— Воистину, — согласился священник, улыбнувшись ей с оттенком гордости. — Остается теперь только ждать, покуда муж ваш поживет какое-то время средь этих людей и они смогут вывести собственные заключения.
— По-вашему, получается все очень просто, — заключила Дженни, вставая и оправляя юбки. — И, должно быть, так оно и есть. Надеюсь, долго ждать не придется, они скоро поймут, что он…
Дверь распахнулась, и оба они оглянулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как на сердитой физиономии Ройса появляется облегчение.
— Никто не знал, куда вы подевались, — сказал он и зашагал к Дженнифер, зловеще громыхая сапогами по натертому деревянному полу церкви. — Впредь не исчезайте, не доложив кому-нибудь, куда направляетесь.
Брат Грегори бросил один-единственный взгляд на негодующее лицо Дженнифер и вежливо извинился. Как только дверь закрылась за ним, Дженни резко бросила:
— Я и не знала, что я здесь пленница.
— Зачем тебе понадобилось покидать замок? — поинтересовался Ройс, не потрудившись прикинуться, будто не понял значения ее слов.
— Затем, что я хотела поговорить наедине с братом Грегори, — мрачно уведомила его Дженни. — Теперь твой черед ответить на мой вопрос. Почему мне запрещено покидать замок? Я у себя дома или в тюрьме? Я не собираюсь…
— Ты у себя дома, — перебил он, неожиданно усмехнулся, к полному ее замешательству, и добавил, тихонько и восхищенно фыркая:
— И у тебя самые синие в мире глаза. Когда ты злишься, они становятся цвета мокрого синего бархата.
— Мокрого бархата? — кисло переспросила она, морщя носик. — Мокрого бархата…
Белые зубы его сверкнули в широчайшей улыбке.
— Разве нет? А что я должен был сказать? Улыбка была неотразимой, и Дженни поддалась его озорному настроению.
— Ну мог бы сказать, что они цвета… — она увидела большой сапфир, украшающий распятие, и предложила:
— …сапфиров. Это неплохое сравнение.
— Ах, но сапфиры холодные, а глаза твои теплые и выразительные. Как, лучше? — хихикнул он, не слыша более возражений насчет мокрого бархата, — Гораздо, — охотно согласилась она. — Не соблаговолишь ли продолжить?
— Комплименты?
— Конечно.
Губы его дрогнули от смеха.
— Очень хорошо. Ресницы твои напоминают мне черную от сажи метелку.
Развеселившаяся Дженни залилась мелодичным смехом.
— Метелку! — радостно хохотала она, укоризненно Качая головой.
— Точно. А кожа твоя белая, мягкая, гладкая… Глядя на нее, я вспоминаю…
— Ну? — фыркая, подтолкнула она.
— Яйцо. Продолжать?
— О, пожалуйста, больше не надо, — пробормотала она сквозь смех.
— Как я понял, у меня ничего не вышло? — ухмыляясь, уточнил он.
— Я-то думала, — упрекнула она, задыхаясь, — что даже при английском дворе требуется хоть какое-то галантное обхождение. Ты что, никогда не бывал при дворе?
— Старался бывать как можно меньше, — мягко ответил он, но внимание его привлекли ее полные улыбающиеся губы, и Ройс без предупреждения сгреб Дженни в объятия, прижавшись к этим губам жадным, торопливым ртом.
Дженни охватывал сладостный, чувственный поток его желания, и она с усилием отвела губы. Взор его, уже потемневший от страсти, проникал в самую глубину ее глав.
— Ты не сказал, почему, — дрожащим шепотом напомнила она, — мне запрещено покидать замок.
Ройс медленно погладил ее по плечам и снова склонил к ней голову.
— Только на несколько дней… — отвечал он, целуя ее после каждой фразы, — пока я не удостоверюсь, что за стенами… — он прижал ее крепче, — ничего не грозит.
Дженни отдалась невероятному наслаждению от поцелуев, ощущая, как его мускулистое тело напрягается от желания.
Солнце уже клонилось к закату, когда они пересекали двор по дороге к большому залу.
— Интересно, что тетушка Элинор задумала на ужин, — проговорила она, улыбаясь ему.
— В данный момент, — многозначительно заметил Ройс, — у меня разгорелся аппетит вовсе не на еду. Однако, раз уж о том зашла речь, скажи, твоя тетка и правда такая мастерица в поварских делах, как она утверждает?
Дженни искоса нерешительно глянула на него;
— Честно сказать, не могу вспомнить, чтобы в нашем семействе ее когда-нибудь расхваливали за это. Ее всегда почитали за целебные снадобья; мудрые женщины со всей Шотландии прибывали к ней за мазями и отварами всяких сортов. Тетушка Элинор убеждена, что соответствующая еда, соответствующим образом приготовленная, излечивает всевозможные недуги и что некоторые продукты обладают особой лечебной силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109