Такер почти всю жизнь был знаком с Чармиан, но та изменила ему. Правда, Мэгги так отличалась от Чармиан! В ней не было ничего искусственного, фальшивого. В этом Такер готов поклясться собственной жизнью. Он совершенно точно был уверен в том, что Мэгги сама не осознает, как прекрасна.
Такер тряхнул поводьями и прищелкнул языком:
– Поехали, старина.
Пора возвращаться в лагерь.
Мэгги сидела около фургона и штопала платье. Фиона и Рейчел замешивали тесто, причем ухитрялись высыпать на себя муки больше, чем попадало в огромную миску, и, слыша их веселый смех, Мэгги невольно подняла глаза. Сердце ее сжалось при виде сияющего лица сестры. Она никогда не видела Рейчел столь беззаботной и оживленной. Нужно бы радоваться таким переменам, и Мэгги была счастлива за сестру. Она жалела лишь себя. Чувствовала себя нелюбимой, никому не нужной. И это тоже было несправедливым. Рейчел любила ее.
Морин, отвернувшись от костра, строго сказала:
– Дети, вы никогда не испечете пирог, если не будете смотреть, что делаете.
– Да, мама, – послушно ответила Фиона, едва сдерживаясь, чтобы не хихикнуть.
Морин покачала головой, но, увидев выражение лица Мэгги, вытерла руки о передник и направилась к фургону:
– Наверное, не стоит их ругать. У бедняжек так мало развлечений, им все время приходится сидеть в этом душном фургоне.
Мэгги кивнула. Мать Такера уселась на скамью с девушкой, всматриваясь в лежавшую на коленях Мэгги ткань:
– Какое прекрасное рукоделие. Ты очень аккуратно шьешь. Это мама научила тебя?
– Мама?
Перед глазами Мэгги встал образ матери, прекрасной и жизнерадостной, легкокрылого мотылька.
– Нет, мама не умела шить. Меня научила няня.
– Твоя няня? Но я думала…
Поняв, что проговорилась, Мэгги, смутившись, быстро добавила:
– Это было давно. Слуг уволили, когда Рейчел была совсем маленькой.
– Война, – вздохнула Морин. – Она забрала наших слуг и дома.
Мэгги надеялась, что Морин Брениген подумает именно это. Она не собиралась признаваться, что когда-то Харрисы были богаты. Она так старалась вообще ничего не говорить о своей семье.
– «Туин Уиллоуз», так называлась наша плантация. Мы выращивали хлопок. Много хлопка. Фаррел, мой муж, был адвокатом, и притом хорошим. Порядочным, честным, благородным человеком. Такер так похож на него. Они намеревались вместе заняться практикой, когда настанет время.
– Такер хотел быть адвокатом? Морин с гордостью улыбнулась:
– Он уже адвокат, дорогая. И тоже очень хороший.
– Я не знала, – прошептала Мэгги, поняв, как мало ей известно о прошлом Такера и его семье. Она надеялась, что Морин продолжит рассказ, но в этот момент появился Уилле Бейкер. Бледное маленькое личико было повернуто к Мэгги. Ни слова не говоря, Уилле вскарабкался к ней на колени и прижался к ее груди. Она невольно обняла малыша, приглаживая его волосы, и ее взгляд встретился со взглядом Морин.
– Уилле, скажи-ка, – мягко спросила Мэгги, – где твоя мама?
Мальчик безмолвно, не шевелясь, показал пальцем на фургон Бейкеров.
– Мама будет беспокоиться, где ты. Не надо ее пугать. Давай-ка вернемся.
Мэгги уже хотела подняться, но Морин ее остановила:
– Подожди, Мэгги. Оставь Уиллса со мной. Девушка поколебалась, но тут же поняла:
– Оставайся с миссис Брениген, Уилле, а я скажу твоей маме, что ты у нас.
Она передала мальчика Морин и пошла к фургону. Изнутри доносился тихий плач: очевидно, Сьюзен старалась сдержаться и не хотела, чтобы ее слышали. Видимо, поэтому Мэгги показалось, что сердце ее сейчас разорвется от жалости.
– Миссис Бейкер…
Она отвернула занавеску, вглядываясь в пыльный полумрак.
– Сьюзен?
Послышалось негромкое всхлипывание.
– Что?
Не ожидая приглашения, Мэгги забралась в фургон.
Сьюзен лежала на постели, повернув голову ко входу.
– Сьюзен…
Мэгги встала на колени и коснулась плеча женщины.
– Уилле беспокоится о вас.
– Уилле?
Сьюзен попыталась сесть:
– Где он? Я думала, он здесь.
– Ничего страшного. С ним миссис Брениген. Сьюзен Бейкер удалось наконец выпрямиться и сесть поудобнее, опираясь спиной на толстый матрац.
– Я, кажется, не могу перестать плакать, – снова всхлипнула она.
– Вам не за что извиняться.
– У меня все время в ушах стоит этот ужасный треск, когда колесо отлетело и голова Маршалла ударилась о бок фургона, а малышей унесло.
Мэгги, глядя на свои руки, безмолвно кивнула.
– Я боюсь… смертельно боюсь… хотя знаю, что не должна так себя вести. Все были ужасно добры к нам, предлагали помощь, приносили еду. Но я не знаю, что с нами станется.
– Разве вы не собираетесь к своему брату в Орегон?
Сьюзен кивнула, прикладывая к распухшим глазам платочек.
– Джордж примет нас, но не очень-то будет рад.
– Уверена, что вы ошибаетесь.
Мэгги совсем не была в этом уверена, но что еще можно сказать в подобных обстоятельствах?
Молодая вдова долго глядела на нее, прежде чем спросить:
– Сколько вам лет, Мэгги?
– Скоро будет восемнадцать.
– В вашем возрасте я уже ждала Тимми. Осенью ему исполнилось бы три года.
Затуманенные глаза задумчиво смотрели вдаль.
– Маршалл и я поженились, когда мне было шестнадцать, а ему почти девятнадцать. И пяти лет не прошло, а кажется, все так давно было. Он сделал предложение и сказал, что я единственная на свете; и не успела я опомниться, как уже стояла перед священником. Маршалл был хорошим человеком, просто нам не повезло.
Слезы снова водопадом покатились по щекам.
– Не знаю, что теперь будет. Кто нам поможет, кто о нас позаботится?
Мэгги схватила Сьюзен за плечи, слегка тряхнула:
– Слушайте меня, Сьюзен Бейкер. Вы прекрасно справитесь. И сумеете позаботиться об Уиллсе и о малыше. Вы переживете тяжелые времена. Это, конечно, будет нелегко, но вы можете это сделать. Я знаю это, потому что сама была в таком же положении. Человек может добиться всего, чего захочет. И сделать все, что обязан.
Девушка присела на корточки.
– Но лежать в постели и плакать не годится. Ни к чему это не приведет. И ничему не поможет. А теперь вставайте, умойтесь и причешитесь, а потом сходите за маленьким Уиллсом. Знаю, вы тоскуете по мужу и Тимми, но ваш второй сын жив и нуждается в вас.
Сьюзен с удивлением уставилась на Мэгги и наконец кивнула.
– Вот так-то лучше. Приходите к нам. Поужинаем сегодня вместе. Уверена, миссис Брениген не станет возражать.
Сьюзен чувствовала себя неловко в присутствии таких женщин, как Морин Брениген. Морин была настоящей леди. Все, что она делала или говорила, как двигалась, любое легкое движение руки, поднятая бровь – говорило о высоком положении и благородном происхождении. Рядом с ней Сьюзен чувствовала себя невежественной и уродливой. Она не умела читать и писать, никогда не ходила в школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72