Где Майкл? Почему не возвращается? Не порвалась ли веревка? Не отцепился ли он каким-то образом? Не уводит ли его в сторону от них, он же ничего не видит в такую снеговерть? Или, того хуже, не лежит ли где-нибудь раненый или умирающий?
Ей хотелось отойти от лошадей. Хотелось пойти и потянуть за веревку. А как же дети?
Спокойно, Роуз.
Глубоко вздохнув, она последовала своему собственному приказу. Она отказывается впадать в панику. Майкл никогда не подводил ее. Ни разу за все годы, что знает его. Он вернется. Он доставит их в целости и сохранности домой.
Как будто в ответ на ее мысли он неожиданно появился рядом.
– Майкл! – Она бросилась ему на грудь. – О Майкл, мне было так страшно. – Она отклонилась назад, чтобы взглянуть на него. Все его лицо покрывал снег. На ресницах и бровях висели ледышки.
– Нигде никаких признаков Сары, – проговорил он, крепко прижав к себе Роуз. – Мы больше не можем ждать. Либо мы выберемся из этого, либо умрем.
– Я знаю. Я знаю.
Ей хотелось разреветься, но она сдержала слезы. Она должна думать о Майкле, Бенджамине и Софии. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь случилось с ее обожаемой семьей.
Господи, не оставь Сару, где бы она ни была!
Саре хотелось лечь и отдохнуть, хотя бы на минутку. Она так устала! Но она знала, что стоит только прилечь, и можно уже никогда не встать.
Позади остались горы и деревья, уже довольно долго она удалялась от них. Хорошо это или плохо, она не знала. В долине, казалось, ветер со снегом дул еще свирепей. Несмотря на то, что земля под ногами стала ровной, а не бугристой, сугробы сделались глубже, а ветер еще сильнее.
Дойти бы только до одной из ферм...
Ею почти совсем овладело чувство беспомощности. Она совершенно спокойно могла уже пройти мимо какой-нибудь фермы, а, может быть, и не одной. Могла пройти в нескольких футах or двери и не заметить. Она ничего не видит. Ни зги.
На глаза набежали слезы. «Какие они теплые, – подумала она. – Как могут быть теплыми слезы, когда все вокруг совершенно промерзло? «
Внезапно, зацепившись за что-то ногой, она упала лицом в глубокий сугроб. Попробовав подняться на ноги, опять свалилась.
– Я больше не могу, – сдавленно выдохнула она. Повернувшись к небу, она крикнула небесам: – Я не могу подняться!
Вспышка гнева поглотила остаток сил. Сдавшись, она покорно приняла свою судьбу, свернулась клубочком и успокоилась под падающим на нее снегом.
Держась за веревку, которую он протянул от дома к сараю, Джереми пошел проведать лошадь. Он заметил, что сугробы почти наполовину достигают крыши маленького амбара, и нет никаких признаков, что вьюга пошла на спад.
Он задержался в дверях амбара и бросил взгляд в сторону гор. «Удалось ли ей выбраться до начала метели? – подумал он. – Дома ли она сейчас? «
Он покачал головой, прогоняя беспокойные мысли, и вошел в амбар, прикрыв за собой дверь.
Он подбросил соломы в стойло, потом принес мерину овса.
– Вполне может получиться, парень, что мы здесь застрянем, – сказал он, когда конь опустил голову в ведро и довольно захрустел, не обращая никакого внимания на бушующий за этими прочными стенами буран.
Когда конь расправился с овсом, Джереми разбил лед, затянувший корыто с водой. Сделав все что можно для лошади, он поднял воротник куртки, натянул шапку на уши и только тогда отважился выйти в пургу.
Он не мог объяснить, что заставило его остановиться, еще не доходя до дома. Он не мог объяснить, что заставило его обернуться и всмотреться в слепящую снежную пелену. Он ничего не мог разглядеть. Не мог разглядеть даже амбара, из которого несколько мгновений назад вышел.
Сара.
Он покачал головой. У него явно от одиночества начинаются галлюцинации. Там нет ничего, кроме ветра и снега. Майкл срубил рождественские деревья и давно отвез Сару и других в Хоумстед. Нет никаких причин беспокоиться о ней.
Он шагнул к дому и снова остановился. Он мог поклясться, что слышал женский плач.
Это ветер. Ветер, и ничего другого.
Он снова направился к дому, и опять ему послышался плач, слабое короткое всхлипывание. Невероятно. При таком шуме бури ничего услышать нельзя. Он остановился и стал вглядываться в потоки несущегося на него снега.
А что, если это не один только ветер? Что если Сара и Рэфферти не успели выбраться с гор до начала метели? Что, если она там, одна и в беде?
Не в силах поступить иначе, он вернулся в амбар за еще одной веревкой и привязал ее за столб ограды рядом с утлом амбара. Сжав в руке другой конец веревки, он вслепую двинулся вперед.
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
Загораживая лицо рукой, он всматривался в метель. Затем продвинулся вперед настолько, насколько позволила веревка в его руке.
– Эй! Вы меня слышите? Есть там кто-нибудь? Ему ответил только ветер.
Он повернулся, чтобы уйти в дом. Что-то попало ему под ноги, и он, упав на колени, чуть было не отпустил веревку.
Вот так и случилось, что он нашел ее, свернувшуюся калачиком, неподвижную, безмолвную, как смерть. Еще до того, как он смел снег с серебристо-серого плаща, он каким-то тайным чувством уже знал, что это Сара. Что-то в сердце подсказало Джереми, что он нужен Саре.
Джереми отнес Сару в дом. Сердце в груди у него неистово колотилось. Он положил ее на пол, поближе к печке.
Жива ли она?
Он смахнул снег с ее лица. Она была бледна, безмолвна и неподвижна. На миг ему почудилось самое худшее. Нагнув голову, он почувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.
– Слава Богу, – прошептал он, распрямляясь.
Он сбросил куртку и принялся за работу. Нужно снять с нее мокрую одежду. Нужно согреть ее и вытереть досуха. Нельзя терять ни минуты, ни одной секунды.
Стянув с ее рук перчатки, он мгновенно растер ее руки ладонями. Затем, приподняв ее, освободил от плаща. После этого перешел к ногам.
Последними словами ругал он шнурки на ее ботинках, но в конце концов справился и с ними. Стащив набрякшие от воды, покрывшиеся льдом ботинки, он кинул их к печке. Чулки у нее были мокрыми и неподатливыми. Стараясь действовать скорее, он задрал вверх ее замерзшие юбки, после этого скатал с ног чулки. С ее ступнями он поступил так же, как с ладонями, растерев их и лодыжки, чтобы разогнать кровь в надежде поскорее согреть ее.
Она начала дрожать, через некоторое время дрожь усилилась. Он знал, что должен разогреть ее, и как можно скорее.
В отношении того, как это сделать, в голову ему пришла одна-единственная мысль.
Быстро, но осторожно, Джереми снял с нее остальную одежду, вплоть до нижней рубашки и панталон. Здесь он остановился в нерешительности.
Уверен ли он, что поступает правильно? – задумался он.
Он посмотрел на ее лицо. На нем лежала смертельная бледность. Зубы стучали, тело било частой дрожью. Дотронуться до ее кожи было все равно что притронуться к куску льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Ей хотелось отойти от лошадей. Хотелось пойти и потянуть за веревку. А как же дети?
Спокойно, Роуз.
Глубоко вздохнув, она последовала своему собственному приказу. Она отказывается впадать в панику. Майкл никогда не подводил ее. Ни разу за все годы, что знает его. Он вернется. Он доставит их в целости и сохранности домой.
Как будто в ответ на ее мысли он неожиданно появился рядом.
– Майкл! – Она бросилась ему на грудь. – О Майкл, мне было так страшно. – Она отклонилась назад, чтобы взглянуть на него. Все его лицо покрывал снег. На ресницах и бровях висели ледышки.
– Нигде никаких признаков Сары, – проговорил он, крепко прижав к себе Роуз. – Мы больше не можем ждать. Либо мы выберемся из этого, либо умрем.
– Я знаю. Я знаю.
Ей хотелось разреветься, но она сдержала слезы. Она должна думать о Майкле, Бенджамине и Софии. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь случилось с ее обожаемой семьей.
Господи, не оставь Сару, где бы она ни была!
Саре хотелось лечь и отдохнуть, хотя бы на минутку. Она так устала! Но она знала, что стоит только прилечь, и можно уже никогда не встать.
Позади остались горы и деревья, уже довольно долго она удалялась от них. Хорошо это или плохо, она не знала. В долине, казалось, ветер со снегом дул еще свирепей. Несмотря на то, что земля под ногами стала ровной, а не бугристой, сугробы сделались глубже, а ветер еще сильнее.
Дойти бы только до одной из ферм...
Ею почти совсем овладело чувство беспомощности. Она совершенно спокойно могла уже пройти мимо какой-нибудь фермы, а, может быть, и не одной. Могла пройти в нескольких футах or двери и не заметить. Она ничего не видит. Ни зги.
На глаза набежали слезы. «Какие они теплые, – подумала она. – Как могут быть теплыми слезы, когда все вокруг совершенно промерзло? «
Внезапно, зацепившись за что-то ногой, она упала лицом в глубокий сугроб. Попробовав подняться на ноги, опять свалилась.
– Я больше не могу, – сдавленно выдохнула она. Повернувшись к небу, она крикнула небесам: – Я не могу подняться!
Вспышка гнева поглотила остаток сил. Сдавшись, она покорно приняла свою судьбу, свернулась клубочком и успокоилась под падающим на нее снегом.
Держась за веревку, которую он протянул от дома к сараю, Джереми пошел проведать лошадь. Он заметил, что сугробы почти наполовину достигают крыши маленького амбара, и нет никаких признаков, что вьюга пошла на спад.
Он задержался в дверях амбара и бросил взгляд в сторону гор. «Удалось ли ей выбраться до начала метели? – подумал он. – Дома ли она сейчас? «
Он покачал головой, прогоняя беспокойные мысли, и вошел в амбар, прикрыв за собой дверь.
Он подбросил соломы в стойло, потом принес мерину овса.
– Вполне может получиться, парень, что мы здесь застрянем, – сказал он, когда конь опустил голову в ведро и довольно захрустел, не обращая никакого внимания на бушующий за этими прочными стенами буран.
Когда конь расправился с овсом, Джереми разбил лед, затянувший корыто с водой. Сделав все что можно для лошади, он поднял воротник куртки, натянул шапку на уши и только тогда отважился выйти в пургу.
Он не мог объяснить, что заставило его остановиться, еще не доходя до дома. Он не мог объяснить, что заставило его обернуться и всмотреться в слепящую снежную пелену. Он ничего не мог разглядеть. Не мог разглядеть даже амбара, из которого несколько мгновений назад вышел.
Сара.
Он покачал головой. У него явно от одиночества начинаются галлюцинации. Там нет ничего, кроме ветра и снега. Майкл срубил рождественские деревья и давно отвез Сару и других в Хоумстед. Нет никаких причин беспокоиться о ней.
Он шагнул к дому и снова остановился. Он мог поклясться, что слышал женский плач.
Это ветер. Ветер, и ничего другого.
Он снова направился к дому, и опять ему послышался плач, слабое короткое всхлипывание. Невероятно. При таком шуме бури ничего услышать нельзя. Он остановился и стал вглядываться в потоки несущегося на него снега.
А что, если это не один только ветер? Что если Сара и Рэфферти не успели выбраться с гор до начала метели? Что, если она там, одна и в беде?
Не в силах поступить иначе, он вернулся в амбар за еще одной веревкой и привязал ее за столб ограды рядом с утлом амбара. Сжав в руке другой конец веревки, он вслепую двинулся вперед.
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
Загораживая лицо рукой, он всматривался в метель. Затем продвинулся вперед настолько, насколько позволила веревка в его руке.
– Эй! Вы меня слышите? Есть там кто-нибудь? Ему ответил только ветер.
Он повернулся, чтобы уйти в дом. Что-то попало ему под ноги, и он, упав на колени, чуть было не отпустил веревку.
Вот так и случилось, что он нашел ее, свернувшуюся калачиком, неподвижную, безмолвную, как смерть. Еще до того, как он смел снег с серебристо-серого плаща, он каким-то тайным чувством уже знал, что это Сара. Что-то в сердце подсказало Джереми, что он нужен Саре.
Джереми отнес Сару в дом. Сердце в груди у него неистово колотилось. Он положил ее на пол, поближе к печке.
Жива ли она?
Он смахнул снег с ее лица. Она была бледна, безмолвна и неподвижна. На миг ему почудилось самое худшее. Нагнув голову, он почувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.
– Слава Богу, – прошептал он, распрямляясь.
Он сбросил куртку и принялся за работу. Нужно снять с нее мокрую одежду. Нужно согреть ее и вытереть досуха. Нельзя терять ни минуты, ни одной секунды.
Стянув с ее рук перчатки, он мгновенно растер ее руки ладонями. Затем, приподняв ее, освободил от плаща. После этого перешел к ногам.
Последними словами ругал он шнурки на ее ботинках, но в конце концов справился и с ними. Стащив набрякшие от воды, покрывшиеся льдом ботинки, он кинул их к печке. Чулки у нее были мокрыми и неподатливыми. Стараясь действовать скорее, он задрал вверх ее замерзшие юбки, после этого скатал с ног чулки. С ее ступнями он поступил так же, как с ладонями, растерев их и лодыжки, чтобы разогнать кровь в надежде поскорее согреть ее.
Она начала дрожать, через некоторое время дрожь усилилась. Он знал, что должен разогреть ее, и как можно скорее.
В отношении того, как это сделать, в голову ему пришла одна-единственная мысль.
Быстро, но осторожно, Джереми снял с нее остальную одежду, вплоть до нижней рубашки и панталон. Здесь он остановился в нерешительности.
Уверен ли он, что поступает правильно? – задумался он.
Он посмотрел на ее лицо. На нем лежала смертельная бледность. Зубы стучали, тело било частой дрожью. Дотронуться до ее кожи было все равно что притронуться к куску льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71