..
— Ах, госпожа обергофмейстерина! Ведь до слез его жалко, бедный маленький принц! — сказала Мариэтта, прикладывая к глазам кружевной платок.
— Нам ведь уже ничего не изменить, милая Мариэтта, это политические дела, ничего не сделаешь, надо покориться. Вы думаете, меня это не трогает, думаете, я не страдаю в душе?
— Верю, верю, госпожа обергофмейстерина, — рыдала старушка.
— А мне еще и показывать этого нельзя, — продолжала обергофмейстерина, — я должна скрывать, чтобы никто не заметил, как мне тяжело. Вы представить себе не можете, как мне часто больно бывает молчать и хранить эту роковую тайну.
— Сирота… без отца и без матери, — рыдала Мариэтта.
— Вы и рыцарь Раймонд заменяете ему обоих.
— Ах, Боже милосердный, от всей души… да ведь это все-таки не то, что должно быть. Мы любим и ласкаем, как только умеем, маленького принца, он так несчастен. Сейчас он, крошка, не понимает еще, что с ним случилось, чего он лишился, но потом, госпожа обергофмейстерина!
— Будем надеяться, что он никогда ничего не узнает и всегда будет считать вас своими родителями.
— Да, будем надеяться.
— Вы хотели что-то сообщить мне, милая Мариэтта? — спросила Эстебания.
Они сидели спиной к будуару королевы, отделенному лишь портьерой, так что не могли видеть, что делалось сзади. Между тем, при последних словах Мариэтты, портьера заколыхалась и из-за нее показалась голова дамы.
— Я пришла проститься с вами, госпожа обергофмейстерина, — продолжала Мариэтта, — не сердитесь, пожалуйста, что я так много плачу, я, право, не могу, мне слишком тяжело.
— Да в чем же дело, дорогая Мариэтта? Вы пришли проститься? Что это значит?
— Сейчас скажу, госпожа обергофмейстерина! Маленького принца совсем отсылают отсюда, чтобы никто не увидел и не услышал о нем, чтобы никто не знал о его рождении, чтобы никто о нем больше не думал.
— Отсылают? Вы, конечно, поедете с ним?
— Далеко, далеко отсюда! Это нам очень нелегко сделать.
— Но кто же так распорядился?
— Король и кардинал хотят, чтобы эту тайну совсем забыли, вы понимаете? Маленького принца отсылают отсюда.
— Куда же вас отправляют?
— Далеко, в старый замок на итальянской границе, — ответила старушка. — Муж вчера уже уехал с маленьким, а я еду завтра или послезавтра. Мне надо привести в порядок некоторые семейные дела, право, это как перед смертью, госпожа обергофмейстерина.
— Так, в пограничный замок… и я не увижу больше маленького принца!
— Я потихоньку ушла к вам, никто не должен знать о нашем отъезде, тайну хотят похоронить. Но я не могу молчать, бедная королева, у меня сердце кровью обливается, как подумаю об этом.
— Полно, Мариэтта, не говорите об этом, нам только еще тяжелее будет.
— Я не могла поступить иначе, мне надо было забежать сюда проститься, госпожа обергофмейстерина. Завтра и я уезжаю из Парижа… навсегда, я это чувствую. Подумайте, такое далекое, страшное путешествие, а мы так стары! Но на нас лежит святая обязанность, нам поручено беречь и воспитывать принца, и это будет единственной нашей заботой.
— Да благословит Бог вас и рыцаря Раймонда за это, и да поможет он вам! — сказала Эстебания, дружески обнимая Мариэтту, — прощайте, берегите себя и живите подольше ради бедного милого малютки, у него ведь теперь никого нет, кроме вас. Счастливого пути, не горюйте! Вы исполняете прекрасную, высокую обязанность, Мариэтта, утешайтесь этим, это придаст вам силы.
Старушка повернулась, чтобы уйти.
Голова у портьеры быстро исчезла.
Эстебания проводила добрую Мариэтту на лестницу и, ласково простившись с ней, вернулась к себе.
Не успела она войти, как из будуара королевы послышался звонок.
Эстебания испугалась.
Неужели королева была вбудуаре? Неужели она все слышала и так громко звонит? Перед тем Анна Австрийская была в своей приемной, но она, обыкновенно, никогда так сильно не звонила.
Обергофмейстерина поспешно вошла в будуар и отступила, взглянув на королеву. Никогда она еще не видела Анну Австрийскую в таком негодовании.
— Эстебания! — вскричала она дрожащим голосом, — ты обманула меня…
Лицо королевы, бледное, как у мертвой, нервно подергивалось
— Анна! — только и могла произнести обергофмейстерина.
— Я все знаю, у тебя сейчас была камерфрау Мариэтта, я слышала ваш разговор.
— Простите, теперь все пропало! Ах, я несчастная! — вскричала Эстебания.
— Не ахай! Поздно теперь. Я все знаю! Это ты о моем ребенке говорила с Мариэттой, о моем ребенке, его у меня отняли и скрыли! Так и ты на стороне моих врагов. Ведь, когда я после родов сказала: «Боже мой, наверное двойня!», ты ответила: «Нет, моя дорогая Анна, у вас был только обморок и слишком сильные боли». И я не сомневалась в твоих словах.
— Простите, Анна! Пожалейте меня!
— И ты обманула меня, и ты мне лгала! — вскричала королева в порыве отчаяния, — и ты помогла отнять у меня то, что мне дороже всего на свете! Эстебания, все бы я тебе простила, только не это. Этого я никак от тебя не ожидала.
— Да выслушайте меня! — умоляла обергофмейстерина.
— Тяжелые минуты я переживаю, но виновные дорого поплатятся. У меня украли ребенка, его потихоньку увезли от меня. Клянусь всемогущим Богом, это бесчеловечный поступок! Но я все открою, я сейчас иду к королю!
— Святая Матерь Божья! Да пожалейте же вы меня, Анна, успокойтесь! Выслушайте меня.
— Ничего я не хочу от тебя слышать, ты меня обманула. Ступай, доложи королю, что я сейчас же хочу поговорить с ним!
— Это погубит меня, но дело не во мне, Анна! Подумайте, что вы погубите и добрую старуху Мариэтту, а ведь кроме нее у вашего бедного второго ребенка никого нет!
Эти слова подействовали.
Королева закрыла лицо руками и заплакала.
Эстебания подошла к ней.
— Не я виновата, Анна, мне приходилось повиноваться, чтобы не увеличить беду, отвратить же ее я не могла. Король отдал строгое приказание, король и кардинал велели увезти второго ребенка.
— Король и кардинал… — ледяным тоном повторила Анна, — так я привлеку короля к ответственности!
— О, господи, Анна, не доводите до этого. Вы знаете вспыльчивый характер короля. По какому праву вы хотите привлечь его к ответственности?
— По праву матери, Эстебания! Ты не знаешь, что значит мать, какую силу имеет это слово. Я иду к королю. Ступай скорее, доложи обо мне.
Донна Эстебания подошла к королеве и упала перед ней на колени.
— Так исполните мою последнюю просьбу, Анна, — сказала она умоляющим голосом, — не раздражайте и не оскорбляйте короля. Подумайте о вашем ребенке и о старой Мариэтте, которой он поручен. Я понимаю ваше отчаяние, но поймите же и вы, сколько я сама выстрадала. Мне было невыносимо тяжело скрывать от вас тайну. Теперь вы все знаете, на меня обрушиваются ваши упреки, ваша немилость, ваше проклятье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Ах, госпожа обергофмейстерина! Ведь до слез его жалко, бедный маленький принц! — сказала Мариэтта, прикладывая к глазам кружевной платок.
— Нам ведь уже ничего не изменить, милая Мариэтта, это политические дела, ничего не сделаешь, надо покориться. Вы думаете, меня это не трогает, думаете, я не страдаю в душе?
— Верю, верю, госпожа обергофмейстерина, — рыдала старушка.
— А мне еще и показывать этого нельзя, — продолжала обергофмейстерина, — я должна скрывать, чтобы никто не заметил, как мне тяжело. Вы представить себе не можете, как мне часто больно бывает молчать и хранить эту роковую тайну.
— Сирота… без отца и без матери, — рыдала Мариэтта.
— Вы и рыцарь Раймонд заменяете ему обоих.
— Ах, Боже милосердный, от всей души… да ведь это все-таки не то, что должно быть. Мы любим и ласкаем, как только умеем, маленького принца, он так несчастен. Сейчас он, крошка, не понимает еще, что с ним случилось, чего он лишился, но потом, госпожа обергофмейстерина!
— Будем надеяться, что он никогда ничего не узнает и всегда будет считать вас своими родителями.
— Да, будем надеяться.
— Вы хотели что-то сообщить мне, милая Мариэтта? — спросила Эстебания.
Они сидели спиной к будуару королевы, отделенному лишь портьерой, так что не могли видеть, что делалось сзади. Между тем, при последних словах Мариэтты, портьера заколыхалась и из-за нее показалась голова дамы.
— Я пришла проститься с вами, госпожа обергофмейстерина, — продолжала Мариэтта, — не сердитесь, пожалуйста, что я так много плачу, я, право, не могу, мне слишком тяжело.
— Да в чем же дело, дорогая Мариэтта? Вы пришли проститься? Что это значит?
— Сейчас скажу, госпожа обергофмейстерина! Маленького принца совсем отсылают отсюда, чтобы никто не увидел и не услышал о нем, чтобы никто не знал о его рождении, чтобы никто о нем больше не думал.
— Отсылают? Вы, конечно, поедете с ним?
— Далеко, далеко отсюда! Это нам очень нелегко сделать.
— Но кто же так распорядился?
— Король и кардинал хотят, чтобы эту тайну совсем забыли, вы понимаете? Маленького принца отсылают отсюда.
— Куда же вас отправляют?
— Далеко, в старый замок на итальянской границе, — ответила старушка. — Муж вчера уже уехал с маленьким, а я еду завтра или послезавтра. Мне надо привести в порядок некоторые семейные дела, право, это как перед смертью, госпожа обергофмейстерина.
— Так, в пограничный замок… и я не увижу больше маленького принца!
— Я потихоньку ушла к вам, никто не должен знать о нашем отъезде, тайну хотят похоронить. Но я не могу молчать, бедная королева, у меня сердце кровью обливается, как подумаю об этом.
— Полно, Мариэтта, не говорите об этом, нам только еще тяжелее будет.
— Я не могла поступить иначе, мне надо было забежать сюда проститься, госпожа обергофмейстерина. Завтра и я уезжаю из Парижа… навсегда, я это чувствую. Подумайте, такое далекое, страшное путешествие, а мы так стары! Но на нас лежит святая обязанность, нам поручено беречь и воспитывать принца, и это будет единственной нашей заботой.
— Да благословит Бог вас и рыцаря Раймонда за это, и да поможет он вам! — сказала Эстебания, дружески обнимая Мариэтту, — прощайте, берегите себя и живите подольше ради бедного милого малютки, у него ведь теперь никого нет, кроме вас. Счастливого пути, не горюйте! Вы исполняете прекрасную, высокую обязанность, Мариэтта, утешайтесь этим, это придаст вам силы.
Старушка повернулась, чтобы уйти.
Голова у портьеры быстро исчезла.
Эстебания проводила добрую Мариэтту на лестницу и, ласково простившись с ней, вернулась к себе.
Не успела она войти, как из будуара королевы послышался звонок.
Эстебания испугалась.
Неужели королева была вбудуаре? Неужели она все слышала и так громко звонит? Перед тем Анна Австрийская была в своей приемной, но она, обыкновенно, никогда так сильно не звонила.
Обергофмейстерина поспешно вошла в будуар и отступила, взглянув на королеву. Никогда она еще не видела Анну Австрийскую в таком негодовании.
— Эстебания! — вскричала она дрожащим голосом, — ты обманула меня…
Лицо королевы, бледное, как у мертвой, нервно подергивалось
— Анна! — только и могла произнести обергофмейстерина.
— Я все знаю, у тебя сейчас была камерфрау Мариэтта, я слышала ваш разговор.
— Простите, теперь все пропало! Ах, я несчастная! — вскричала Эстебания.
— Не ахай! Поздно теперь. Я все знаю! Это ты о моем ребенке говорила с Мариэттой, о моем ребенке, его у меня отняли и скрыли! Так и ты на стороне моих врагов. Ведь, когда я после родов сказала: «Боже мой, наверное двойня!», ты ответила: «Нет, моя дорогая Анна, у вас был только обморок и слишком сильные боли». И я не сомневалась в твоих словах.
— Простите, Анна! Пожалейте меня!
— И ты обманула меня, и ты мне лгала! — вскричала королева в порыве отчаяния, — и ты помогла отнять у меня то, что мне дороже всего на свете! Эстебания, все бы я тебе простила, только не это. Этого я никак от тебя не ожидала.
— Да выслушайте меня! — умоляла обергофмейстерина.
— Тяжелые минуты я переживаю, но виновные дорого поплатятся. У меня украли ребенка, его потихоньку увезли от меня. Клянусь всемогущим Богом, это бесчеловечный поступок! Но я все открою, я сейчас иду к королю!
— Святая Матерь Божья! Да пожалейте же вы меня, Анна, успокойтесь! Выслушайте меня.
— Ничего я не хочу от тебя слышать, ты меня обманула. Ступай, доложи королю, что я сейчас же хочу поговорить с ним!
— Это погубит меня, но дело не во мне, Анна! Подумайте, что вы погубите и добрую старуху Мариэтту, а ведь кроме нее у вашего бедного второго ребенка никого нет!
Эти слова подействовали.
Королева закрыла лицо руками и заплакала.
Эстебания подошла к ней.
— Не я виновата, Анна, мне приходилось повиноваться, чтобы не увеличить беду, отвратить же ее я не могла. Король отдал строгое приказание, король и кардинал велели увезти второго ребенка.
— Король и кардинал… — ледяным тоном повторила Анна, — так я привлеку короля к ответственности!
— О, господи, Анна, не доводите до этого. Вы знаете вспыльчивый характер короля. По какому праву вы хотите привлечь его к ответственности?
— По праву матери, Эстебания! Ты не знаешь, что значит мать, какую силу имеет это слово. Я иду к королю. Ступай скорее, доложи обо мне.
Донна Эстебания подошла к королеве и упала перед ней на колени.
— Так исполните мою последнюю просьбу, Анна, — сказала она умоляющим голосом, — не раздражайте и не оскорбляйте короля. Подумайте о вашем ребенке и о старой Мариэтте, которой он поручен. Я понимаю ваше отчаяние, но поймите же и вы, сколько я сама выстрадала. Мне было невыносимо тяжело скрывать от вас тайну. Теперь вы все знаете, на меня обрушиваются ваши упреки, ваша немилость, ваше проклятье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102