Если бы вы были честным человеком, вы должны были бы сохранить открытую вам с такой непостижимой доверчивостью тайну обычно столь подозрительным кардиналом.
— Что мне честь, когда мне грозит опасность! Я поклялся только одному кардиналу не изменять тайне, но кардинал умер, что освобождает меня от клятвы.
— Теперь вам остается только защищаться от предъявленных обвинений, которые будут вам сейчас представлены, — продолжал маркиз, — потом вы выслушаете наш приговор.
— Я не принимаю вашего приговора: вы не судьи! Вы лично ненавидите меня, — воскликнул Жюль Гри. — Вот справедливость! Давно ли во Франции стало принятым нападать на человека, силой брать его и тайно судить? Вы неожиданно напали на меня! Вас было трое, а я один! Мне интересно будет узнать, однако, долго ли вы намерены продолжать эту комедию!
— Во-первых, вы обвиняетесь в том, что постыдным образом злоупотребляли вашими правами. Вы жестоко обращались с мальчиком, вы били его плетью, вы целые месяцы заставляли его томиться в сыром погребе, посадив на хлеб и воду! Признаете ли вы себя виновным в этом?
— Я повторяю, что имел на то полное право и действовал согласно инструкциям его эминенции.
— Во-вторых, — когда мы, по приказу ее величества королевы, прибыли в замок для расследования ваших низких поступков, вы стреляли в нас из мушкета, и то, что пуля скользнула только по одежде барона, не более, как счастливая случайность, вы же со своей стороны имели намерение лишить его жизни, а эт о называется покушением на преднамеренное убийство.
— Ложь! Подлая ложь! Я защищался!
— Ваша вина по отношению к нам, по просьбе господина барона де Сент-Аманд, прощена вам! Мы не хотим, чтобы вы думали, что мы в нашем приговоре руководствуемся личной враждой.
— А, так вы хотите очиститься от этого подозрения? Премного благодарен вам за ваши великие милости! — засмеялся Жюль Гри.
— Но мы знаем друг друга! Будет еще и на моей улице праздник! Вы не раз еще вспомните эту ночь, это я вам обещаю. Произнесите только ваш приговор! Увидим еще, чья возьмет!
— Теперь я приступаю к последнему и самому главному пункту обвинения, — снова начал маркиз, не обращая внимания на дерзкие слова обвиняемого, — к убийству старого кастеляна замка, Баптиста Раналя.
— Убийство? — спросил, побледнев, Жюль Гри.
— Кастелян перед смертью показал, что вы смертельно ранили его у блокгауза, в лесу. Раналь работал около срубленного дерева, когда вы подошли к блокгаузу, держа в руках уже приготовленный мушкет. Вы приблизились к старику, грубо начали выговаривать ему за то, что он отнес мальчику немного пищи. «Мальчишка должен умереть», — кричали вы, — «а вы даете ему есть! Я научу вас подчиняться»! Когда же старик Раналь спросил вас, имеете ли вы право морить голодом несчастного мальчика, вы подняли свой мушкет и выстрелили в кастеляна. Хотите ли вы что-нибудь сказать в ответ на это обвинение?
— Он раздразнил меня своими словами! Я застрелил его потому, что он был строптивый, непокорный слуга!
— Вы совершили убийство и будете за это наказаны, — продолжал маркиз.
— Господа, — обратился он к Милону и виконту, — мы должны произнести приговор. Я считаю, что за убийство кастеляна он заслуживает смерти — кровь требует крови. О других его преступлениях мы уже говорить не будем. Только одна смерть может искупить его вину.
— За этими словами последовало торжественное молчание. Через несколько минут Милон встал со своего места.
— Я вполне осознаю важность вины обвиняемого, друзья мои, — сказал он, — и по человеческим законам убийца заслуживает смерти; несмотря на это, я предлагаю не передавать его в руки палача! По всему видно, обвиняемый действовал с разрешения кардинала Ришелье, поэтому я считаю, что лучше будет приговорить его к пожизненному заключению в Бастилии, таким образом мы сделаем его безвредным, и у него будет время раскаяться в своих преступлениях!
— О! Скажите, пожалуйста! Как вы добры и милостивы, — язвительно засмеялся Жюль Гри. Каким было бы правосудие в Париже, если бы я был наказан по вашему приговору! Маркиз вопросительно взглянул на виконта.
— Я согласен с мнением барона, — сказал Этьенн.
— Итак, приговор произнесен, — заключил маркиз. Верховный суд состоялся. — Преступник приговорен к пожизненному заточению в Бастилию. Подпишите протокол, друзья мои. Я завтра представлю его ее величеству королеве.
Все три мушкетера подписались под протоколом и встали со своих мест.
Жюль Гри ухмылялся и ждал, что будет дальше.
— Следуйте за нами, — приказал маркиз, — я не советую противиться нам или делать попытку к бегству, если вы дорожите жизнью.
— Куда вы хотите меня вести?
— В Бастилию!
— Это неслыханное насилие! — закричал Жюль Гри, теперь только понявший, что дела его плохи. — Вы не уйдете от моего мщения.
— Марш к карете! — скомандовал маркиз. Этьенн и Милон обнажили шпаги, чтобы проводить осужденного в Бастилию.
Через час Жюль Гри уже сидел за крепкими стенами Бастилии.
III. В СКЛЕПЕ СЕН-ДЕНИСКОЙ ЦЕРКВИ
Прошел год после описанных событий. Однажды вечером церковный сторож старого Сен-Дениского аббатства в необычный час отворил двери церкви и принялся зажигать свечи у икон.
Вероятно, в церкви должна была совершиться какая-нибудь торжественная служба, но какая, этого никто не знал. Поэтому около аббатства не было ни любопытных, ни молящихся.
В склепе этого храма, названного Крипта или подземный склеп, в основном покоились тела членов королевского дома.
Внутри церкви, около места ведшего на хоры, был ход в склеп, отверстие которого постоянно закладывалось четырьмя каменными плитами.
К вечеру, о котором мы говорим, каменные плиты были сняты, это обстоятельство указывало на то, что ночью кто-то намеревался посетить склеп. Не предстояло ли погребение кого-нибудь из королевской фамилии? Но ничего не было известно о смерти какого-либо члена королевского дома.
Обитатели Сен-Дени уже собирались отойти ко сну.
На улицах было тихо, только изредка можно было видеть возвращавшегося домой прохожего, засидевшегося допоздна где-нибудь в гостях.
Никто не обращал внимания на то, что высокие окна старинного аббатства были освещены, а перед церковью не было заметно никаких приготовлений, как то обычно бывает в торжественных случаях. Солдаты не были расставлены для охраны дорог, придворные не толпились на паперти церкви.
Пробило полночь.
В это время со стороны парижской дороги послышался громкий лошадиный топот.
Вскоре три всадника прибыли к аббатству, соскочили с лошадей и привязали их за поводья к железной решетке церковной ограды.
Потом они приблизились ко входу, куда проникал свет от зажженных свеч, при котором можно было узнать в прибывших всадниках трех мушкетеров королевы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102