— Разве вас путает путешествие через Индокитай?
— Я этого не говорю, но смею заметить только, что тогда наше путешествие будет немного длинным…
— В нашем распоряжении целый год, Джеймс.
— Да, времени достаточно. Итак…
— Итак, если мы не найдем этого оружия в Юаньяне, мы переправимся через реку Меконг, потом Салуин, потом Менам и очутимся на берегах Иравади. Оттуда нам нетрудно будет добраться в лодке до Амарапуры, Города Бессмертных.
— Удивительный вы человек! — воскликнул пораженный американец. — Слушая вас, можно подумать, что вы уже сто раз проделали весь этот путь.
— Маршрут вам нравится?
— Конечно, нравится.
— И вы чувствуете себя расположенным принести любую жертву, чтобы только отыскать этот меч?
— Я сделаю все, что вы пожелаете.
— Ну и отлично! А теперь начнем с маленькой жертвы.
— О! О! — воскликнул янки, начиная беспокоиться.
— Джеймс! — сказал капитан, откупоривая бутылку старого виски и наполняя два стакана. — Вы знаете, и может быть, даже лучше меня, что китайское правительство неохотно пускает иностранцев в свои владения.
— Это я знаю, — согласился американец. — Мы рискуем тут головами. Если мы войдем в Гуанси в европейской одежде, они нас живо арестуют.
— Ну, это уж слишком! А тогда что же мы станем делать? — спросил поляк.
— Я хочу сделать вам предложение, которое мне самому кажется восхитительным.
— А именно?
— Загримируемся китайцами!
— Что?!!
— Я говорю, что нам надо будет привесить себе на затылок биэнъ-дзик , а на спину надеть нань-чхань-гуй .
— Что?… Мне одеться китайцем! Мне, гражданину свободной Америки! Мне, чистокровнейшему янки, напялить на себя этот проклятый нанъ-чханъ-гуй .
— Если у вас есть лучший план, то сообщите его нам. Американец сидел, разинув рот, будучи не в состоянии издать ни единого звука.
— Джеймс, теперь не время колебаться, — сказал капитан, — и не время создавать самим себе препятствия.
— Но подумайте!.. Мне одеться китайцем! Чистокровнейшему янки нарядиться»
— К черту чистокровнейших янки!
— Но ведь надо мной все будут смеяться.
— Велика важность! Речь идет о том, чтобы выиграть пари. Кстати, разве вы не были одеты китайцем, когда попали в заваруху в Плавучем городе?
Американец не знал, что сказать. Он искал, что возразить, и не находил.
— Итак, что же вы решили? — спросил капитан.
— Что же мне решить?… Неужели надеть косу?!
— Надевайте, сэр Джеймс! — сказал поляк. — Когда у нас будут косы, мы станем курить опиум и пить чай, как настоящие китайцы.
— А ты разве также привяжешь себе косу, Казимир?
— Конечно. И для большего эффекта даже подкрашусь. Американец яростно чесал за ухом и отдувался, как тюлень. Для него, заклятого врага китайцев, было крайне тяжело решиться надеть на себя китайский костюм и привязать косу.
— Ну что же, сэр Джеймс? — вмешался поляк. — О чем вы там размышляете с таким печальным лицом?
— Я думаю о косе. Путешествовать с таким подлым украшением и обуть ноги в пару лианг-сие на высокой подошве!..
— Да разве вам не кажется естественным, что в Китае путешествуют в китайской одежде? — сказал капитан, смеясь.
— Да… пожалуй, вы правы.
— Ну?! — нетерпеливо протянул капитан.
— Ну… если уж это так крайне необходимо… я дам себя… дам себя разрисовать и одеть.
— Значит решено, Джеймс. Вы оденетесь китайцем.
— Мы привяжем вам длинную косу на затылок и наклеим вам пару очков на нос, — добавил ехидно поляк.
— О-о!.. Как вы спешите! Вы летите, точно два паровоза! Какая это, однако, жертва!
— Утешьтесь, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь речь идет о священном мече…
— К черту священный меч и всех азиатских богов! Это несчастное оружие уже стоит стольких жертв, а мы еще не начинали путешествовать!
Капитан посмотрел на часы.
— Одиннадцать часов, — сказал он. — Нам едва хватит времени на то, чтобы совершить свой туалет.
Американец тяжело вздохнул и последовал за капитаном и поляком в соседнюю комнату. Там он не без содрогания увидел кафтаны, рубашки, кальсоны, косы, шляпы, сандалии, пояса, кошельки, очки и веера — все предметы, необходимые доблестным сынам Небесной империи.
Китайский цирюльник сбрил им бороды, начернил усы, пригнув их кончики книзу, обрил часть головы и приколол великолепную косу длиной в девяносто сантиметров, называемую биэньдзи .
Американец не переставал отдуваться и вздыхать; это переодевание леденило кровь в его жилах.
Туалет их был непродолжителен. Они умылись желтой водой, которая оставила на лицах оттенок, свойственный китайцам, надели pusain , или шелковую рубашку, а сверх нее панъ-чханъ-гуй , спускавшийся до самых колен, с отверстием на правой стороне груди, которое и застегнули на многие крючки и пуговицы, стянули его широким поясом кхуанъ-яодай , к нему привесили кхоо-бао , в котором лежала трубка, очки из прокопченного кварца и веер.
Американец, дойдя до этого этапа, остановился. Пот лил с него градом, как после тяжелой работы.
— Смелее, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь вы уже и так наполовину китаец; скорее заканчивайте свой туалет.
— Вам это кажется смешным, а для меня это стоит двенадцати подвигов Геракла, — отвечал американец.
Делая над собой нечеловеческое усилие, он решился натянуть наконец шальвары и обуть сандалии с широкими носами и высокой войлочной подошвой. Напялив на голову уродливую шляпу в виде гриба, он бросился к зеркалу.
— Ах!!! — воскликнул он удивленно. — Я стал настоящим китайцем! Затем внимательно стал рассматривать свои глаза, боясь увидеть
их косыми, но оказалось, что, несмотря на перемену костюма, глаза остались такими же, как были.
Поляк и капитан, видя его словно приросшим к зеркалу, покатывались со смеху.
— Какой величественный китаец! — воскликнул Казимир. — Клянусь пушкой! Ей-Богу, сэр Джеймс, вы великолепный китаец.
— Плут! — отвечал американец, в свою очередь так громко рассмеявшийся, что стены комнаты дрогнули.
В эту минуту пробило двенадцать часов. На берегу уже собрались лодки европейцев и американцев с факторий и джонка с семью гребцами. Нельзя было терять ни минуты.
Двери и окна виллы были плотно забаррикадированы, чтобы вилла в их отсутствие не подверглась ограблению и не сделалась добычей ночных грабителей Хуанпу, которых там бесчисленное множество, и все три искателя приключений, вооруженные карабинами, пистолетами и здоровенными bowie- knifes , спустились к берегу.
Крекнер, Ольваэс, Баррадо, Родни и до полсотни друзей ожидали их.
Расставание было трогательно, а пожелания нескончаемы. Каждому хотелось обнять и поцеловать трех неустрашимых путешественников, которым, может быть, не суждено было больше увидеть Кантон.
В двенадцать с четвертью был дан сигнал к отъезду; капитан, Джеймс и Казимир взошли на джонку, довольно сильно раскачиваемую волнами прилива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Я этого не говорю, но смею заметить только, что тогда наше путешествие будет немного длинным…
— В нашем распоряжении целый год, Джеймс.
— Да, времени достаточно. Итак…
— Итак, если мы не найдем этого оружия в Юаньяне, мы переправимся через реку Меконг, потом Салуин, потом Менам и очутимся на берегах Иравади. Оттуда нам нетрудно будет добраться в лодке до Амарапуры, Города Бессмертных.
— Удивительный вы человек! — воскликнул пораженный американец. — Слушая вас, можно подумать, что вы уже сто раз проделали весь этот путь.
— Маршрут вам нравится?
— Конечно, нравится.
— И вы чувствуете себя расположенным принести любую жертву, чтобы только отыскать этот меч?
— Я сделаю все, что вы пожелаете.
— Ну и отлично! А теперь начнем с маленькой жертвы.
— О! О! — воскликнул янки, начиная беспокоиться.
— Джеймс! — сказал капитан, откупоривая бутылку старого виски и наполняя два стакана. — Вы знаете, и может быть, даже лучше меня, что китайское правительство неохотно пускает иностранцев в свои владения.
— Это я знаю, — согласился американец. — Мы рискуем тут головами. Если мы войдем в Гуанси в европейской одежде, они нас живо арестуют.
— Ну, это уж слишком! А тогда что же мы станем делать? — спросил поляк.
— Я хочу сделать вам предложение, которое мне самому кажется восхитительным.
— А именно?
— Загримируемся китайцами!
— Что?!!
— Я говорю, что нам надо будет привесить себе на затылок биэнъ-дзик , а на спину надеть нань-чхань-гуй .
— Что?… Мне одеться китайцем! Мне, гражданину свободной Америки! Мне, чистокровнейшему янки, напялить на себя этот проклятый нанъ-чханъ-гуй .
— Если у вас есть лучший план, то сообщите его нам. Американец сидел, разинув рот, будучи не в состоянии издать ни единого звука.
— Джеймс, теперь не время колебаться, — сказал капитан, — и не время создавать самим себе препятствия.
— Но подумайте!.. Мне одеться китайцем! Чистокровнейшему янки нарядиться»
— К черту чистокровнейших янки!
— Но ведь надо мной все будут смеяться.
— Велика важность! Речь идет о том, чтобы выиграть пари. Кстати, разве вы не были одеты китайцем, когда попали в заваруху в Плавучем городе?
Американец не знал, что сказать. Он искал, что возразить, и не находил.
— Итак, что же вы решили? — спросил капитан.
— Что же мне решить?… Неужели надеть косу?!
— Надевайте, сэр Джеймс! — сказал поляк. — Когда у нас будут косы, мы станем курить опиум и пить чай, как настоящие китайцы.
— А ты разве также привяжешь себе косу, Казимир?
— Конечно. И для большего эффекта даже подкрашусь. Американец яростно чесал за ухом и отдувался, как тюлень. Для него, заклятого врага китайцев, было крайне тяжело решиться надеть на себя китайский костюм и привязать косу.
— Ну что же, сэр Джеймс? — вмешался поляк. — О чем вы там размышляете с таким печальным лицом?
— Я думаю о косе. Путешествовать с таким подлым украшением и обуть ноги в пару лианг-сие на высокой подошве!..
— Да разве вам не кажется естественным, что в Китае путешествуют в китайской одежде? — сказал капитан, смеясь.
— Да… пожалуй, вы правы.
— Ну?! — нетерпеливо протянул капитан.
— Ну… если уж это так крайне необходимо… я дам себя… дам себя разрисовать и одеть.
— Значит решено, Джеймс. Вы оденетесь китайцем.
— Мы привяжем вам длинную косу на затылок и наклеим вам пару очков на нос, — добавил ехидно поляк.
— О-о!.. Как вы спешите! Вы летите, точно два паровоза! Какая это, однако, жертва!
— Утешьтесь, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь речь идет о священном мече…
— К черту священный меч и всех азиатских богов! Это несчастное оружие уже стоит стольких жертв, а мы еще не начинали путешествовать!
Капитан посмотрел на часы.
— Одиннадцать часов, — сказал он. — Нам едва хватит времени на то, чтобы совершить свой туалет.
Американец тяжело вздохнул и последовал за капитаном и поляком в соседнюю комнату. Там он не без содрогания увидел кафтаны, рубашки, кальсоны, косы, шляпы, сандалии, пояса, кошельки, очки и веера — все предметы, необходимые доблестным сынам Небесной империи.
Китайский цирюльник сбрил им бороды, начернил усы, пригнув их кончики книзу, обрил часть головы и приколол великолепную косу длиной в девяносто сантиметров, называемую биэньдзи .
Американец не переставал отдуваться и вздыхать; это переодевание леденило кровь в его жилах.
Туалет их был непродолжителен. Они умылись желтой водой, которая оставила на лицах оттенок, свойственный китайцам, надели pusain , или шелковую рубашку, а сверх нее панъ-чханъ-гуй , спускавшийся до самых колен, с отверстием на правой стороне груди, которое и застегнули на многие крючки и пуговицы, стянули его широким поясом кхуанъ-яодай , к нему привесили кхоо-бао , в котором лежала трубка, очки из прокопченного кварца и веер.
Американец, дойдя до этого этапа, остановился. Пот лил с него градом, как после тяжелой работы.
— Смелее, Джеймс! — сказал капитан. — Ведь вы уже и так наполовину китаец; скорее заканчивайте свой туалет.
— Вам это кажется смешным, а для меня это стоит двенадцати подвигов Геракла, — отвечал американец.
Делая над собой нечеловеческое усилие, он решился натянуть наконец шальвары и обуть сандалии с широкими носами и высокой войлочной подошвой. Напялив на голову уродливую шляпу в виде гриба, он бросился к зеркалу.
— Ах!!! — воскликнул он удивленно. — Я стал настоящим китайцем! Затем внимательно стал рассматривать свои глаза, боясь увидеть
их косыми, но оказалось, что, несмотря на перемену костюма, глаза остались такими же, как были.
Поляк и капитан, видя его словно приросшим к зеркалу, покатывались со смеху.
— Какой величественный китаец! — воскликнул Казимир. — Клянусь пушкой! Ей-Богу, сэр Джеймс, вы великолепный китаец.
— Плут! — отвечал американец, в свою очередь так громко рассмеявшийся, что стены комнаты дрогнули.
В эту минуту пробило двенадцать часов. На берегу уже собрались лодки европейцев и американцев с факторий и джонка с семью гребцами. Нельзя было терять ни минуты.
Двери и окна виллы были плотно забаррикадированы, чтобы вилла в их отсутствие не подверглась ограблению и не сделалась добычей ночных грабителей Хуанпу, которых там бесчисленное множество, и все три искателя приключений, вооруженные карабинами, пистолетами и здоровенными bowie- knifes , спустились к берегу.
Крекнер, Ольваэс, Баррадо, Родни и до полсотни друзей ожидали их.
Расставание было трогательно, а пожелания нескончаемы. Каждому хотелось обнять и поцеловать трех неустрашимых путешественников, которым, может быть, не суждено было больше увидеть Кантон.
В двенадцать с четвертью был дан сигнал к отъезду; капитан, Джеймс и Казимир взошли на джонку, довольно сильно раскачиваемую волнами прилива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70