Затем он зашел в хвост другому и всадил ему очередь в брюхо. Под кабиной пилота мелькнула вспышка огня, и внезапно весь самолет охватило красное пламя, так как взорвались баки. «Мессер» запылал, как факел. Июль стал для Бадера очень удачным месяцем. За 8 дней он сбил 4 самолета, 2 «вероятно сбил» и еще 2 повредил. Но это лишь раздразнило его аппетит.
В течение двух дней погода была плохой, и Бадер захватил с собой Холдена, чтобы посетить ближайшую площадку для гольфа. Однако они договорились, что если небо над Францией расчистится, на аэродроме выпустят сигнальную ракету. После этого Холден бегом помчится к машине, заберет Бадера, и они прибудут на аэродром в течение 10 минут. Бадер проводил большую часть свободного времени за гольфом, однако постоянно оглядывался, опасаясь не заметить сигнальную ракету. Он командовал крылом во всех вылетах и не собирался менять это. Однако лишь изредка у него получалось расслабиться за гольфом. Даже когда крыло не летало, пилоты дежурили в готовности к взлету. Возможности забыть о войне и расслабиться не было.
Кроме того, Бадер был вынужден заниматься бумажной работой в своем офисе, однако он уделял ей мало внимания. Как-то раз Холден был вместе с ним, когда сержант притащил целую кипу документов.
«Какого черта, что это, сержант?» — спросил Бадер.
«Бумаги для вас, сэр».
«Хорошо, я их посмотрю», — пообещал Бадер и хладнокровно выкинул почти все бумаги в корзину для мусора.
Однако он находил время, чтобы писать маленькому мальчику. Семилетнему Норману Роули ампутировали обе ноги, после того как он попал под автобус. Бадер написал ему, что все будет нормально, и если Норман очень захочет и очень постарается, то станет летчиком. (Это помогло мальчику лучше всяких лекарств. Он гордился тем, что стал другом Бадера.)
Иногда в своем желании командовать лично Бадер перегибал палку, так как не подготовил себе замену. Все-таки он не каждый день мог вести крыло, и это создавало опасный вакуум. Однако с реальностью такой угрозы никто не считался. Летчики охотно соглашались с тем, что он величайший из командиров истребительных частей (которые пока еще живы).
В те дни, когда не было рейдов, он любил поднимать свой «Спитфайр» в небо. В двери комнаты Холдена вдруг возникала знакомая крепкая фигура.
«Кен! Высший пилотаж!»
«О'кей, сэр. Буду готов через минуту».
«В чем дело, болван! Разве ты не хочешь полетать?»
«Хочу. Но сначала я должен закончить с этими бумагами».
«К черту! Идем со мной!»
И в течение следующего часа Холден, Тэрнер и Бартон (который тоже был завербован аналогичным способом) крутились в небе, пытаясь удержаться за Бадером, который выписывал петли, спирали, иммельманы и прочие мыслимые и немыслимые фигуры. Пилотаж прямо над аэродромом был запрещен, но Бадер очень часто игнорировал запрет. Как-то раз, садясь после учебного полета, он увидел другие «Спитфайры» выделывающие кренделя над летным полем. Бадер сразу бросился к рации и приказал:
«Говорит ДБ. Немедленно прекратить пляски над аэродромом».
После того как Бадер отчитал виновников, Холден заметил:
«Это немного слишком, сэр. Нечестно ругать их, когда вы сами только что делали то же самое».
Бадер расхохотался и назидательно ответил:
«А вот это совсем другое дело, Кен».
Но это была только веселая выходка, которую не следовало воспринимать всерьез. Обычно он говорил нарушителям:
«Не делайте так. Я потерял свои ноги, делая это, и более опытные пилоты погибали, позволяя себе такое. Если вы намерены погибнуть, предоставьте это вражеской пуле, а не плохому пилотированию. Я знаю — вы видели, как я сам делаю это. Ладно, когда вы станете командирами авиакрыльев, тоже займетесь тем же. А до того извольте соблюдать ограничения по высоте».
Высший пилотаж после боя был еще более серьезным нарушением. Он никогда не забывал картину, висевшую в ангаре Кранвелла, — «Последняя петля». На ней был изображен самолет, у которого отламывается поврежденное хвостовое оперение. Он сам никогда не делал так называемых «победных бочек» и грозил арестом любому, кто себе такое позволит, грозно добавляя:
«В следующий раз я точно тебя посажу».
Зато в делах важных Бадер был пунктуален и методичен. Не раз можно было слышать критические утверждения, что он устроил «театр одного актера». Но все великие лидеры поступают так же. Можно считать, что 90 процентов критики вызвано обычной завистью. Даже в сумерках, когда эскадрильям отменялась готовность, Бадеру было мало. Он начинал приставать к Тому Пайку, командиру эскадрильи ночных истребителей. Он просил его взять с собой в «Бофайтер» на охоту за немецкими бомбардировщиками. Он умоляюще повторял: «Я люблю смотреть, как они падают, горящие. Ночью это будет выглядеть гораздо красивее». Но Пайк не мог взять его с собой, так как в самолете не было свободного места. Между этой парой возникла несколько необычная дружба. Пайк был высоким и худым, с подвижным лицом и мягкими манерами. После того как он сбил несколько немецких самолетов, фрицы прозвали этого вежливого и скромного человека «Убийцей».
12 июля над Хазебруком 616-я эскадрилья под командованием Бадера схватилась с 15 «мессерами». Бадер обстрелял один из них и видел вспышку в кабине немецкого истребителя. Затем он пошел в лобовую на другого немца, и под огнем английских пулеметов от «мессера» в разные стороны полетели обломки. Через несколько секунд Бадер обстрелял третий Me-109, который круто пошел к земле, волоча за собой хвост черного дыма. После этого он погнался сквозь тучу за четвертым и обстрелял его сзади. Из кабины «мессера» вылетел факел оранжевого пламени, потом вспыхнул весь самолет и камнем полетел вниз. Один уничтоженный и три поврежденных! Но Бадер сделал лишь одну отметку в летной книжке, не обращая внимания на «поврежденные».
Пару дней спустя он вместе с Дандасом и Джонсоном атаковал одиночный «мессер». Бадер спикировал на него, однако немец бросился наутек. Сначала «мессер» попытался уйти на пикировании, потом начал набор высоты… Бадер последовал за ним, хотя от перегрузок у него темнело в глазах. Он выводил «Спитфайр» из пике практически вслепую. А когда серая пелена упала с глаз, то перед собой он увидел чистое небо. Никаких следов противника — «мессер» словно растворился.
Когда истребители вернулись в Тангмер, Бадер принялся расспрашивать Дандаса и Джонсона, что они видели. Дандас ответил:
«Сэр, это был блестящий выстрел».
«Какого черта? Ты о чем?» — недовольно проворчал Бадер, подозревая, что над ним смеются.
Дандас не понял:
«Как о чем? Вы были в 400 ярдах от „мессера“, когда фриц выпрыгнул».
У Бадера отпала челюсть.
«Что?! Но ведь я даже не стрелял!»
Вообще никто из них не сделал ни выстрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
В течение двух дней погода была плохой, и Бадер захватил с собой Холдена, чтобы посетить ближайшую площадку для гольфа. Однако они договорились, что если небо над Францией расчистится, на аэродроме выпустят сигнальную ракету. После этого Холден бегом помчится к машине, заберет Бадера, и они прибудут на аэродром в течение 10 минут. Бадер проводил большую часть свободного времени за гольфом, однако постоянно оглядывался, опасаясь не заметить сигнальную ракету. Он командовал крылом во всех вылетах и не собирался менять это. Однако лишь изредка у него получалось расслабиться за гольфом. Даже когда крыло не летало, пилоты дежурили в готовности к взлету. Возможности забыть о войне и расслабиться не было.
Кроме того, Бадер был вынужден заниматься бумажной работой в своем офисе, однако он уделял ей мало внимания. Как-то раз Холден был вместе с ним, когда сержант притащил целую кипу документов.
«Какого черта, что это, сержант?» — спросил Бадер.
«Бумаги для вас, сэр».
«Хорошо, я их посмотрю», — пообещал Бадер и хладнокровно выкинул почти все бумаги в корзину для мусора.
Однако он находил время, чтобы писать маленькому мальчику. Семилетнему Норману Роули ампутировали обе ноги, после того как он попал под автобус. Бадер написал ему, что все будет нормально, и если Норман очень захочет и очень постарается, то станет летчиком. (Это помогло мальчику лучше всяких лекарств. Он гордился тем, что стал другом Бадера.)
Иногда в своем желании командовать лично Бадер перегибал палку, так как не подготовил себе замену. Все-таки он не каждый день мог вести крыло, и это создавало опасный вакуум. Однако с реальностью такой угрозы никто не считался. Летчики охотно соглашались с тем, что он величайший из командиров истребительных частей (которые пока еще живы).
В те дни, когда не было рейдов, он любил поднимать свой «Спитфайр» в небо. В двери комнаты Холдена вдруг возникала знакомая крепкая фигура.
«Кен! Высший пилотаж!»
«О'кей, сэр. Буду готов через минуту».
«В чем дело, болван! Разве ты не хочешь полетать?»
«Хочу. Но сначала я должен закончить с этими бумагами».
«К черту! Идем со мной!»
И в течение следующего часа Холден, Тэрнер и Бартон (который тоже был завербован аналогичным способом) крутились в небе, пытаясь удержаться за Бадером, который выписывал петли, спирали, иммельманы и прочие мыслимые и немыслимые фигуры. Пилотаж прямо над аэродромом был запрещен, но Бадер очень часто игнорировал запрет. Как-то раз, садясь после учебного полета, он увидел другие «Спитфайры» выделывающие кренделя над летным полем. Бадер сразу бросился к рации и приказал:
«Говорит ДБ. Немедленно прекратить пляски над аэродромом».
После того как Бадер отчитал виновников, Холден заметил:
«Это немного слишком, сэр. Нечестно ругать их, когда вы сами только что делали то же самое».
Бадер расхохотался и назидательно ответил:
«А вот это совсем другое дело, Кен».
Но это была только веселая выходка, которую не следовало воспринимать всерьез. Обычно он говорил нарушителям:
«Не делайте так. Я потерял свои ноги, делая это, и более опытные пилоты погибали, позволяя себе такое. Если вы намерены погибнуть, предоставьте это вражеской пуле, а не плохому пилотированию. Я знаю — вы видели, как я сам делаю это. Ладно, когда вы станете командирами авиакрыльев, тоже займетесь тем же. А до того извольте соблюдать ограничения по высоте».
Высший пилотаж после боя был еще более серьезным нарушением. Он никогда не забывал картину, висевшую в ангаре Кранвелла, — «Последняя петля». На ней был изображен самолет, у которого отламывается поврежденное хвостовое оперение. Он сам никогда не делал так называемых «победных бочек» и грозил арестом любому, кто себе такое позволит, грозно добавляя:
«В следующий раз я точно тебя посажу».
Зато в делах важных Бадер был пунктуален и методичен. Не раз можно было слышать критические утверждения, что он устроил «театр одного актера». Но все великие лидеры поступают так же. Можно считать, что 90 процентов критики вызвано обычной завистью. Даже в сумерках, когда эскадрильям отменялась готовность, Бадеру было мало. Он начинал приставать к Тому Пайку, командиру эскадрильи ночных истребителей. Он просил его взять с собой в «Бофайтер» на охоту за немецкими бомбардировщиками. Он умоляюще повторял: «Я люблю смотреть, как они падают, горящие. Ночью это будет выглядеть гораздо красивее». Но Пайк не мог взять его с собой, так как в самолете не было свободного места. Между этой парой возникла несколько необычная дружба. Пайк был высоким и худым, с подвижным лицом и мягкими манерами. После того как он сбил несколько немецких самолетов, фрицы прозвали этого вежливого и скромного человека «Убийцей».
12 июля над Хазебруком 616-я эскадрилья под командованием Бадера схватилась с 15 «мессерами». Бадер обстрелял один из них и видел вспышку в кабине немецкого истребителя. Затем он пошел в лобовую на другого немца, и под огнем английских пулеметов от «мессера» в разные стороны полетели обломки. Через несколько секунд Бадер обстрелял третий Me-109, который круто пошел к земле, волоча за собой хвост черного дыма. После этого он погнался сквозь тучу за четвертым и обстрелял его сзади. Из кабины «мессера» вылетел факел оранжевого пламени, потом вспыхнул весь самолет и камнем полетел вниз. Один уничтоженный и три поврежденных! Но Бадер сделал лишь одну отметку в летной книжке, не обращая внимания на «поврежденные».
Пару дней спустя он вместе с Дандасом и Джонсоном атаковал одиночный «мессер». Бадер спикировал на него, однако немец бросился наутек. Сначала «мессер» попытался уйти на пикировании, потом начал набор высоты… Бадер последовал за ним, хотя от перегрузок у него темнело в глазах. Он выводил «Спитфайр» из пике практически вслепую. А когда серая пелена упала с глаз, то перед собой он увидел чистое небо. Никаких следов противника — «мессер» словно растворился.
Когда истребители вернулись в Тангмер, Бадер принялся расспрашивать Дандаса и Джонсона, что они видели. Дандас ответил:
«Сэр, это был блестящий выстрел».
«Какого черта? Ты о чем?» — недовольно проворчал Бадер, подозревая, что над ним смеются.
Дандас не понял:
«Как о чем? Вы были в 400 ярдах от „мессера“, когда фриц выпрыгнул».
У Бадера отпала челюсть.
«Что?! Но ведь я даже не стрелял!»
Вообще никто из них не сделал ни выстрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106