ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


Между прочим, еще один виновник несчастий благородного короля Артура — сэр Гавейн, чьими стараниями началась война между войсками короля и рыцаря Ланселота, война, которая ослабила государство и дала реальную возможность негодяю Мордреду поднять мятеж против отца. А это сэр Гавейн — родной племянник Артура. Так вот…

Право слово, я не приверженец Адольфа Гитлера, но одна из его фраз меня искренне восхищает. Это фраза: «Родственники — не люди» , фраза, не придуманная Гитлером, а лишь к месту процитированная, пожалуй, но иногда удачная цитата имеет решающее значение. А то, что родственники — не люди, подтверждено всей Историей, начиная с очень поучительного эпизода, в котором участвуют братья Авель и Каин.
Так или иначе, но в Истории, в памяти человечества, остались король Артур, его неоднозначная красавица-жена, его славные рыцари, его героические победы — и не имеет никакого значения, он ли покоится в могиле, что обнаружена была в Гластонберри и над которой был водружен каменный крест с надписью: «Здесь отдыхает от забот славный король Артур…»
И славен он независимо от политической конъюнктуры или столь же преходящей моды на популярные образы, как это было с Карлом Великим в 1938 году в гитлеровской Германии и примерно в то же историческое время с Иваном Грозным в СССР, когда эти образы вдруг стали необычайно популярными, а совсем еще недавно они же преподносились обывателю не иначе как полоумные самодержцы, истребители народных масс и т.п.
Легендарный, и в то же время совершенно реальный князь Игорь Святославич , герой жемчужины древнерусской литературы — «Слова о полку Игореве». Это, бесспорно, шедевр средневековой литературы, отражающий куда более социально значимые проблемы, чем, скажем, легенды о Тристане или о Нибелунгах. Здесь уже речь идет не о трагедии любовников, бросающих вызов обществу и не о внутриклановых разборках, а о борьбе с внешним врагом, о защите родины, что соответствует идее поиска коллективной идентичности, невозможной, пожалуй, без противопоставления НАС — благородных, честных, защищающих самые светлые идеалы, какие только возможны в этом жестоком мире, и ИХ — агрессивных, жестоких, алчных, представляющих собой неизбывную угрозу для своих мирных соседей, то есть, для НАС. Следовательно, как говорится, сам Бог велел собрать войско и нанести превентивный удар по этим мерзавцам…
И, вот, по свидетельству неизвестного автора «Слова о полку Игореве», северские князья во главе с Игорем Святославичем выступают в поход против половцев (1185 г.) «Слово» потрясает своими поэтическими достоинствами, которые настолько значительны, что надежно заслоняют неприглядность ситуации, когда защитники родной земли вместо того, чтобы радеть о ее благе, опустошают ее кровавыми междоусобицами. Доблесть без позитивной цели крайне порочна, и эта простая мысль находит в «Слове» однозначное подтверждение.
Поход заканчивается неудачей, князю Игорю удается бежать из плена, но не в этом дело. Право слово, земле русской было и есть чем гордиться, и это поважнее военных походов, которыми вообще не стоит гордиться никакой стране и ни в какие времена. Так что «Слово о полку Игореве» гораздо ценнее и полка, и Игоря, и того бесславного похода.

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
«Копья поют на Дунае.
Слышен голос Ярославны, кукушкою в безвестье рано она кукует:
«Полечу, — сказала, — кукушкою по Дунаю,
смочу бобровый рукав в Каяле-реке,
оботру у князя кровавые его раны на крепком его теле».

Это произведение было положено в основу классической оперы Бородина «Князь Игорь». Вот чем стоит гордиться, а вовсе не военными авантюрами или мячами в воротах футбольного противника с последующим мордобоем фанов и уличными беспорядками…
Процесс поиска коллективной идентичности включает в себя трансформацию исторических персонажей в национальных героев, в символы самоотверженности и патриотизма, в лидеров, возглавляющих процесс конфронтации с соседями или с чужеземными захватчиками, в некий эталон поведения, отвечающего нормам господствующей морали.
Одним из таких персонажей можно назвать испанского рыцаря Родриго Диаса де Бивара, прозванного Сидом (арабы называли его Эль Сидом). Как реальный исторический персонаж он был доблестным вождем, то и дело сражавшимся то на стороне мавров, оккупировавших Испанию, то против них. Этакая мятущаяся личность, которой, если по большому счету, было не так уж важно, за кого именно воевать.
Однако через сто лет после смерти этот человек был востребован уже в качестве национального героя, активного деятеля так называемой реконкисты (национально-освободительной войны испанцев против сарацин на Пиренейском полуострове). О его подвигах повествовал такой памятник испанского героического эпоса, как «Песнь о моем Сиде», где он уже предстает как верный вассал короля Альфонса VI и пылкий патриот христианской Испании.
Нужно отметить, что главный герой той поры — рыцарь, и никто другой. Это потом в этом качестве на арену Истории выйдут торгаши, ростовщики и их наемники, а пока что золото имеет значение всего лишь одного из средств достижения тех или иных значимых целей. Меч в ту пору был гораздо предпочтительнее…

КСТАТИ:
«Все мое», — сказало злато;
«Все мое», — сказал булат.
«Все куплю», — сказало злато;
«Все возьму», — сказал булат.
Александр Пушкин
Однако пройдет совсем немного времени, и злато заставит булат служить ему, поначалу даже не подозревая об этом, затем — сокрушаясь, как это можно было так влипнуть, а совсем немного погодя — вполне сознательно…
Кризис жанра


Примерно к середине XI века произошел довольно ощутимый перелом в европейском коллективном сознании, перелом, который не мог не повлиять на коллективное бытие.
Тогда в Европе завершался процесс образования государств, создавалось какое-то подобие консолидированной защиты от внешних, неевропейских врагов, от нехристей иными словами. Формировалось понятие европейской общности.
Формировалась и система европейских ценностей, в которой не последнее место занимала идеология рыцарского сословия, призванного стать нравственным стержнем общества, эталоном духовности, носителем именно тех качеств, характеризующих человека, который, цитируя Сократа, «ест, чтобы жить, а не живет, чтобы есть» , как это присуще большинству людей иных слоев общественной пирамиды.
Разумеется, это был некий идеал, зачастую всего лишь задекларированный, далекий от реалий бытия, но все же идеал, норма, ценность которой едва ли кто-нибудь осмелился бы оспаривать, по крайней мере, публично.
Понятно, что этим идеалом часто прикрывались, что его не менее часто извращали в угоду низменным страстям, что едко спрашивали у его верных носителей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161