Решив привлечь на свою сторону стереотипы буржуазной морали, судьи обвинили Марию Антуанетту не только в нимфомании и проституции, но и в кровосмесительстве, замешенном на педофилии, то есть в том, что наверняка должно было вызвать ужас у почтенных буржуа, которые, между прочим, за милую душу пользовались услугами малолетних шлюх, но не допускали мысли о собственных детях в такой роли…
И вот во время процесса судья говорит, что в ходе детального революционного расследования «обнаружились и самые противоестественные грехи» обвиняемой, после чего по его знаку в зал вводят восьмилетнего мальчика и девочку чуть старше его — детей Марии Антуанетты и Людовика XVI. Им, испуганным, голодным, претерпевшим всевозможные издевательства тюремщиков, начали задавать вопросы, от которых, по свидетельствам очевидцев, краснели даже рыбные торговки, сидевшие на местах для публики.
— А скажи-ка, дитя мое, — обращался к малышу общественный обвинитель Гебер, — когда твоя мать занималась с тобой греховными забавами, она…
И так далее, на что мальчик обязан был дать утвердительный ответ, равно как и девочка.
Марию Антуанетту за все «такое» приговорили к смертной казни.
Один из судей цинично заметил после вынесения приговора: «Революция никому не мстит, она лишь избавляется от скверны».
Что говорить, если главный монстр этой революции — Робеспьер, самый кровожадный из всех известных Истории революционеров, был искренне возмущен этим судебным процессом!
16 октября 1793 года Мария Антуанетта взошла на эшафот.
Направляясь к гильотине, она случайно наступила на ногу одного из палачей и проговорила свои последние слова: «Прошу прощения, мсье, это было не намеренно».

КСТАТИ:
«Когда пятилетний Моцарт, только что отбежав от клавесина, растянулся на скользком дворцовом паркете, и семилетняя Мария Антуанетта, единственная из всех, бросилась к нему и подняла его, — он сказал: „Я на ней женюсь“, и когда императрица Мария-Терезия спросила его, почему, — „Из благодарности“.
Скольких она и потом, Королевой Франции, поднимала с паркета — всегда скользкого для игроков — честолюбцев — кутил, крикнул ли ей кто-нибудь из благодарности — «Да здравствует королева!», когда она в своей тележке проезжала на эшафот…»
Марина Цветаева

А весной следующего, 1794 года, пришел черед Дантона. Когда его везли в тележке к месту казни, он, указывая на дом, где жил Робеспьер, крикнул: «Сегодня я, а завтра он отправится туда же!»
Уже стоя на эшафоте, он обратился к палачу: «Покажи эту голову народу, она того стоит…»
Через три месяца беспрерывных казней, когда, по выражению Гете, «один мерзавец вытеснял другого», когда людей ради ускорения процесса стали судить и приговаривать к смерти уже не индивидуально, а большими группами, палач показал народу и голову главного головоруба — Робеспьера.
Вместе с ним казнили более сотни наиболее рьяных революционеров, после чего буржуазия наконец-то установила элементарный порядок, при котором террор был объявлен вне закона, а люмпен-пролетарии перестали льстиво именоваться «основной производительной силой общества».
Были упразднены революционные комитеты в провинциях и в самом Париже, где уже не наблюдалось бесплатных трапез для городского дна.
Все это, естественно, не произошло само собой и не было следствием воцарения здравого смысла на руинах революционного безумия, а было прямым следствием очередного государственного переворота. Этот переворот, названный термидорианским , так как произошел он от термидора (27 июля 1794 года), не был озвучен орудийными залпами и ревом обезумевших толп, напротив, он был, можно сказать, камерным, но решительным и быстрым. Члены Конвента из числа «новых богачей» (или «новых французов»), некие Тальен, Фрерон, Баррас и другие, добились принятия декрета об аресте радикалов, препятствующих выходу Франции на нормальный путь развития и тем самым создающих реальную угрозу ее существованию. Декрет был принят, а все прочее, в том числе и казнь Робеспьера, было уже делом техники.
Новая буржуазия стала безраздельной хозяйкой государства. Так-то оно так, но этот статус «новых французов» был скорее декларацией, чем осязаемой реалией бытия, потому что государства как такового фактически уже не было, а была лишь территория , на которой хозяйничали разбойничьи шайки, дезертиры и самодеятельные органы местной власти, но закон давно уже стал абстрактным понятием.
Развалить любое государство можно в один день, но для восстановления его требуется немалое время, да еще при наличии сильных и решительных людей, возглавляющих процесс государственной реабилитации.
Но где взять таких людей? Законодательная власть, предоставленная громоздким Советом пятисот и аморфным Советом старейшин, такими людьми не располагала, а исполнительная власть осуществлялась Директорией, из пяти членов которой один лишь Поль Баррас обладал качествами лидера, но реализовывал их большей частью в деле возведения здания личного благополучия, которое занимало первое место на шкале его ценностей. Это был, кроме всего прочего, страстный любитель чувственных наслаждений, в которых знал толк, но при этом не ценил выше денег, за которые их можно было бы купить.
И еще одно обстоятельство: Баррас был сугубо штатским человеком, что при существующем положении вещей было достаточно весомым недостатком. Баррасу требовался в качестве приводного ремня его политики умелый, смелый и не слишком совестливый генерал.
И такой генерал нашелся. Им оказался некий Набулионе Буона парте (1769—1821 гг.), известный в более привычном произношении как Наполеон Бонапарт, впоследствии император Наполеон Первый.
Уроженец острова Корсика, фактически оккупированного французскими войсками, Наполеон с самого раннего детства воспитывался в атмосфере враждебности относительно Франции. Но судьбе было так угодно, чтобы этот смуглый мальчик, который едва владел французским языком, был направлен на учебу в военное училище города Бриенна, что в Восточной Франции, а затем в Парижскую военную школу, которую он закончил 30 октября 1785 года с патентом подпоручика артиллерии французской армии.
Далее — служба в полку, стоявшем в городе Валансе, полуголодное существование ввиду необходимости поддерживать семью, оставшуюся почти без средств после смерти отца, заботился о матери, братьях, сестрах…
Он, как истинный южанин, заботился бы о них и в случае самого безмятежного благополучия этой семьи, что и делал всю свою Жизнь, зачастую наперекор здравому смыслу, но… через натуру, как говорится, не перешагнешь…
Гитлер в свое время не без раздражения отмечал, что причиной краха этого гениального человека в немалой степени была его привязанность к родственникам, довольно посредственным и алчным людям, которых он ставил на ключевые посты вместо умных, порядочных и верных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166