Выйдя на свободу, он вскоре попадает в новую историю, гораздо более серьезную и чреватую тяжкими последствиями…
Проходя по площади Виктуар, маркиз встречает уличную проститутку, тридцатишестилетнюю Розу Келлер, как говорится, уже «вышедшую в тираж». Они договариваются о ее услугах, причем, де Сад особо оговаривает некоторую их необычность. Далее он привозит ее на свою виллу, где подвергает жестокой порке и другим истязаниям.
Проститутка выпрыгнула в окно и побежала прямехонько в полицейский участок…
Дело становится предметом судебного разбирательства. Несмотря на то, что семья де Сада откупилась от выпоротой проститутки суммой, на которую можно было бы нанять примерно три тысячи проституток ее класса, обвинение с маркиза не снимается. Лишь вмешательство Людовика XV вынуждает суд вынести оправдательный приговор.
Позднее де Сад вложит в уста одного из своих героев такие слова: «Вспомните, как у парижских судей в знаменитом деле 1769 года выпоротый зад уличной девки вызвал больше сожаления, чем толпы людей, брошенных на голодную смерть. Они надумали засудить молодого офицера, который пожертвовал лучшими годами своей жизни ради процветания своего короля, вернулся и получил награду — унижение из рук врагов той страны, которую он защищал».
Через три года, в июне 1772, маркиза вновь вызывают в суд, на этот раз по обвинению в попытке отравления некоей Маргариты Кост, которую он будто бы угостил отравленными конфетами. В действительности никакой «отравы» в тех конфетах не было, а было лишь сильное возбуждающее средство, с помощью которого неуемный маркиз хотел убедить эту закомплексованную девицу в тщетности сопротивления элементарным законам Природы.
Кроме того, де Саду предъявляют обвинение в попытке совершения акта содомии с тремя девицами, чье целомудрие позволяло проведение сеанса группового секса, но только исключая его анальную разновидность, на которой так настаивал их партнер.
Но попытка — не пытка, и эта история была бы благополучно забыта, если бы не новый скандал.
Маркиз пригласил на бал, который он устраивал в своем замке, вполне благонамеренных и ортодоксально настроенных дам и господ. Бал проходил в том же духе, в каком проходят обычно подобные мероприятия, но вот на десерт подаются великолепные конфеты, начиненные так называемой «шпанской мушкой» — сильнейшим афродизиаком, устоять против действия которого едва ли возможно. И тут происходит забавнейшая метаморфоза: чопорные дамы и господа вдруг раскрепощаются и выказывают такие наклонности, что завсегдатаи публичных домов должны, как говорится, отдыхать…
Разумеется, после такого спектакля де Сад скрывается в Италии от судебного преследования. По возвращении во Францию он берется под стражу и направляется в Бастилию.
Там-то он и начинает писать свои эпатирующие романы.
В 1781 году был написан первый из них — «Жюстина». За ним последовали: «Сто двадцать дней Содома», «Алина и Валькур», «Философия в будуаре», «Жюльетта»…
Трудно провести четкую границу между де Садом-литератором и де Садом-философом, а может быть, и не стоит этого делать, воспринимая его творчество как единое целое, которое находилось в очень сложном соотношении со всем комплексом идей, настроений, тенденций и художественных течений конца XVIII века. В определенной мере его творчество может быть определено как квинтэссенция всех этих факторов, прямо или косвенно формирующих ту ситуацию, которая называется революционной.
В итоге всех столкновений противоборствующих идей, взглядов и учений пьедестал победительницы заняла идея ничтожности, бренности, дешевизны человеческого бытия.
Идеи Просвещения трансформировались не только в осознание мудрости и беспредельности человеческого разума, но и в грубый материализм, в агрессивный атеизм, в нравственный нигилизм, выплескивающие на поверхность житейского моря не только концепцию естественного человека, но и философию насилия.
Доигрались, господа просветители…

КСТАТИ:
Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно:
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
Игорь Губерман
Маркиз де Сад не является сочинителем, автором показанных им ужасов. Он лишь обнажает их, снимает с них фиговые листки и подносит к нашим глазам, которые упрямо не желают видеть очевидное. Существуют философы-мистики, философы-экзистенциалисты, киники, материалисты, гедонисты и так далее, но маркиз де Сад занимает среди этой разношерстной братии совершенно особое место, представляя (если можно так выразиться) философию человеческого подсознания, вскрывая и анализируя те слои личности, которые соответствуют такому, пожалуй, понятию, как «спецхран», куда не допускаются не только посторонние, но и сам владелец избегает приближаться к запретной двери, не то что отворять ее…
Там, за дверью, находится истинный образ человека, не сдерживаемый условностями, не обезображенный стереотипами, не облагороженный наработанным имиджем. Он зачастую страшен, непереносим, отвратителен, но… какой уж есть…
Де Сад в своих мрачных триллерах не порочил человечество, как заявляли (и продолжают заявлять) его обвинители, он просто-напросто подносил к его глазам зеркало. А то, что это зеркало было вогнутым, увеличивающим, способным показать внутренность «спецхрана», — отнюдь не факт глумления философа над человеческой природой, а лишь попытка обратить внимание самоуспокоенных и самодовольных людей на их собственную сущность, тщательно камуфлируемую светскими манерами, фрачным сукном и шелками бальных туалетов придворных красавиц.

КСТАТИ:
«Представляете, если бы люди могли вывернуть свои души наизнанку — грациозно, словно переворачивая лепесток розы, — представить их сиянию солнца и дыханию майского ветерка».
Юкио Мисима
Жестокости де Сада — лишь бледный и откровенно гротескный отголосок подлинных жестокостей окружающего мира — явных, тайных и ожидающих своего часа за железной дверью «спецхрана»…
Де Сад ни в коем случае не призывал к злу, напротив, он, как мог, отвращал от него людей посредством своей кровавой фантастики. «Говорят, что мои кисти, — писал он, — слишком сильны. Хотите знать, почему? Я не желаю пробуждать любовь к пороку… Я сделал героев, избравших стезю порока, настолько ужасающими, что они, конечно, не внушат ни жалости, не любви… Повторяю: я всегда буду описывать преступление только адскими красками; я хочу, чтобы его видели без покровов, чтобы его презирали, чтобы его боялись…»
Не в пример нашим современным «ваятелям» теле— и кинопродукции, где гангстеры, киллеры, насильники и грабители представлены в довольно-таки привлекательном свете, где они — заботливые сыновья и нежные любовники, а если и занимаются своим грязным делом, то как-то нехотя, между прочим, потому что так сложилось, а то бы ни-ни… Как будто у миллионов других людей какие-то особые, лабораторные жизненные обстоятельства, не такие, как у этих «несчастных», которые ну просто скрипя сердце убивают, грабят и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166