В шесть мы закрываемся, пока разойдутся посетители, сменится охрана…
– Меня вполне устроит это время.
– Может быть, за вами прислать машину? Как-никак вы везете такую вещь… А у нас в Москве, увы, криминальная обстановка… Вы, надо полагать, в курсе.
– Разумеется! И с машиной не затрудняйтесь. Я приеду со своими телохранителями.
– Вот как! – воскликнул Любин. – Они прибыли с вами из Рима?
– Нет, Иван Кириллович, Бог с вами! Было бы слишком накладно. Я заключил договор с московской частной фирмой «Амулет».
– Ваша охрана и охрана блюда, пока вы доставите его в музей, скорее забота российской стороны.
– Полноте! Я выполняю волю своего деда. И кроме того, в России у меня есть еще одно дело… Одно коммерческое дело, связанное с риском. Так что, нанимая детективов, я думал и о нем. Да я, Иван Кириллович, месяца три назад писал вам об этом, помните?
– Простите… – Директор музея, испытав неловкость и смущение, стал судорожно вспоминать, о чем писал ему Александр Петрович. Вроде бы никакого письма от графа в последние месяцы не было… Или было? Музей ведет такую обширную переписку. – О чем речь? Напомните в двух словах.
– Ах, Иван Кириллович! Мне, право, неудобно! Я просил вас по вашим каналам поспособствовать мне в совершении сделки с администрацией города Ораниенбаум о приобретении ворот… – Возникла пауза. «Каких ворот?» – хотел спросить Любин, но промолчал. – Я вам подробно изложил. Там некто господин Родионов был категорически против.
– Да-да, припоминаю, – пролепетал Иван Кириллович. – Мне, право, ужасно неловко… Вечные дела, текучка…
– Ничего, ничего! – пришел ему на помощь граф Оболин. – Да, Иван Кириллович! Один нюанс… Это формальность, конечно. Я, подписывая договор с «Амулетом», не обратил внимания на один пункт, вернее, не придал ему значения. Дело в том, что мои телохранители, согласно этому договору, не должны оставлять меня одного ни днем ни ночью. Следуют за мной всюду. Вот и сейчас один из них, Евгений, сидит в гостиной моего номера. Так что они и в музее будут сопровождать меня, не обессудьте.
– Да ради бога! Хотя у нас вы были бы и так в полной безопасности. Охрана в музее надежная, проверенная, со всем техническим и прочим обеспечением.
– Тем лучше! – Внук графа Алексея Григорьевича Оболина весело рассмеялся. – У меня будет в залах вашего музея двойная охрана. Итак, запишите номер нашей машины. Это небольшой фургончик, «Мерседес-бенц».
– Записываю.
– А 816 ЕН, РУС 77. До вечера, Иван Кириллович!
– До вечера. Ждем.
Любин положил трубку телефона, откинулся на спинку кресла, и нервное напряжение не отпустило его, а, наоборот, возросло, прибавилось чувство тревоги: как бы чего не случилось с Александром Петровичем за долгий летний день в сегодняшней Москве, в гостинице «Космос», в которой – он читал где-то или видел сюжет по телевизору – вольготно себя чувствуют авторитеты столичного криминального мира.
«И зачем именно этот отель выбрал молодой граф? Впрочем, по голосу он не очень молод: в нем присутствует некая матерость. При нем такая ценность! И дело не в том, что блюдо из золота. Нет! Сегодня будет восстановлено единство сервиза „Золотая братина“. Если бы до этого дня дожил отец! – опять подумал директор. – Нет, это просто замечательно, что Александр Петрович нанял двух телохранителей!»
Весь день Любин думал лишь об одном: скорее бы пробило восемнадцать часов! Наконец он услышал долгожданный мелодичный звонок – просьба к последним посетителям музея покинуть залы. Наверное, эту привычку Иван Кириллович унаследовал от отца: после закрытия музея пройти по анфиладе тихих залов, спуститься в подвальный этаж, где под бронированным стеклом тускло поблескивают золотыми гранями (подсветка погашена) предметы чудо-сервиза… Вот и сейчас директор музея, гонимый восторгом и непонятной грустью, решил отправиться к «Братине». Но сначала надо предупредить охранников.
Ночью охрана Музея народного искусства России состояла из четырех человек. Один охранник нес свое дежурство в будке у ворот особняка, обеспеченной телефонной связью с комнатой, где размешались пульт и мониторы, с кабинетом директора и с отделением милиции – оно рядом, за квартал от Второго Зацепного переулка; он же при необходимости автоматически открывал массивные ворота усадьбы. Сегодня в наружной будке дежурил Николай Якименко, недавно принятый на работу по протекции, заслуживающей полного доверия, – из спецназа (после того как его комиссовали: он в Чечне получил легкое ранение и возвращаться на прежнюю службу не захотел). Это был молчаливый, замкнутый парень могучего телосложения, четкий, резкий, чем-то похожий на робота, для которого главное в жизни – приказ, и выполнить его надо во что бы то ни стало. Еще днем Иван Кириллович сказал ему, что в половине седьмого подъедет к воротам музея фургончик «Мерседес-бенц» номер А 816 ЕН, РУС 77 и троих людей, которые в нем будут, надлежит пропустить к нему.
– Все понял, товарищ директор! Будет сделано, – четко ответил белобрысый, коротко стриженный Николай Якименко, и Иван Кириллович, впервые внимательно заглянув в его глаза, увидел в их синеве и ясности нечто неумолимое.
– Когда они подъедут, позвоните мне, – сказал Любин.
– Слушаюсь!
У пульта и мониторов дежурили еще трое охранников во главе с командиром всей группы. Итого четыре человека, все вооруженные автоматами Калашникова с полным боекомплектом, все прошедшие соответствующую подготовку или в армии, или в милиции, или на спецкурсах, все трижды проверенные. Всего их было двенадцать человек, и всех лично знал Иван Кириллович Любин. Каждая смена (а их было три) заступала на работу в семнадцать часов на полные сутки, и двое суток люди отдыхали. Командиры групп получали оклады в полтора раза больше директорского, у остальных охранников она приближались к месячному заработку Любина. И он считал, что это справедливо. Охрана в Музее народного искусства России – особая гордость ее директора. Она досталась ему по наследству от отца, Кирилла Захаровича Любина, бессменного руководителя музея со дня его основания.
В конце шестидесятых годов произошла дерзкая, даже наглая кража деревянной скульптуры монаха в человеческий рост, привезенной из глухой старообрядческой деревни Пензенской области, – редчайшего экспоната конца XVII века. Следствие показало, что похищение произошло при попустительстве или халатности ночных сторожей. Вот после этого случая Кирилл Захарович добился двух нововведений, которые коренным образом изменили статус охраны его музея. Во-первых, теперь подбор кадров происходил при активном участии его руководства, а дубликаты личных дел передавались в отдел кадров, то есть они как бы становились членами коллектива музея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
– Меня вполне устроит это время.
– Может быть, за вами прислать машину? Как-никак вы везете такую вещь… А у нас в Москве, увы, криминальная обстановка… Вы, надо полагать, в курсе.
– Разумеется! И с машиной не затрудняйтесь. Я приеду со своими телохранителями.
– Вот как! – воскликнул Любин. – Они прибыли с вами из Рима?
– Нет, Иван Кириллович, Бог с вами! Было бы слишком накладно. Я заключил договор с московской частной фирмой «Амулет».
– Ваша охрана и охрана блюда, пока вы доставите его в музей, скорее забота российской стороны.
– Полноте! Я выполняю волю своего деда. И кроме того, в России у меня есть еще одно дело… Одно коммерческое дело, связанное с риском. Так что, нанимая детективов, я думал и о нем. Да я, Иван Кириллович, месяца три назад писал вам об этом, помните?
– Простите… – Директор музея, испытав неловкость и смущение, стал судорожно вспоминать, о чем писал ему Александр Петрович. Вроде бы никакого письма от графа в последние месяцы не было… Или было? Музей ведет такую обширную переписку. – О чем речь? Напомните в двух словах.
– Ах, Иван Кириллович! Мне, право, неудобно! Я просил вас по вашим каналам поспособствовать мне в совершении сделки с администрацией города Ораниенбаум о приобретении ворот… – Возникла пауза. «Каких ворот?» – хотел спросить Любин, но промолчал. – Я вам подробно изложил. Там некто господин Родионов был категорически против.
– Да-да, припоминаю, – пролепетал Иван Кириллович. – Мне, право, ужасно неловко… Вечные дела, текучка…
– Ничего, ничего! – пришел ему на помощь граф Оболин. – Да, Иван Кириллович! Один нюанс… Это формальность, конечно. Я, подписывая договор с «Амулетом», не обратил внимания на один пункт, вернее, не придал ему значения. Дело в том, что мои телохранители, согласно этому договору, не должны оставлять меня одного ни днем ни ночью. Следуют за мной всюду. Вот и сейчас один из них, Евгений, сидит в гостиной моего номера. Так что они и в музее будут сопровождать меня, не обессудьте.
– Да ради бога! Хотя у нас вы были бы и так в полной безопасности. Охрана в музее надежная, проверенная, со всем техническим и прочим обеспечением.
– Тем лучше! – Внук графа Алексея Григорьевича Оболина весело рассмеялся. – У меня будет в залах вашего музея двойная охрана. Итак, запишите номер нашей машины. Это небольшой фургончик, «Мерседес-бенц».
– Записываю.
– А 816 ЕН, РУС 77. До вечера, Иван Кириллович!
– До вечера. Ждем.
Любин положил трубку телефона, откинулся на спинку кресла, и нервное напряжение не отпустило его, а, наоборот, возросло, прибавилось чувство тревоги: как бы чего не случилось с Александром Петровичем за долгий летний день в сегодняшней Москве, в гостинице «Космос», в которой – он читал где-то или видел сюжет по телевизору – вольготно себя чувствуют авторитеты столичного криминального мира.
«И зачем именно этот отель выбрал молодой граф? Впрочем, по голосу он не очень молод: в нем присутствует некая матерость. При нем такая ценность! И дело не в том, что блюдо из золота. Нет! Сегодня будет восстановлено единство сервиза „Золотая братина“. Если бы до этого дня дожил отец! – опять подумал директор. – Нет, это просто замечательно, что Александр Петрович нанял двух телохранителей!»
Весь день Любин думал лишь об одном: скорее бы пробило восемнадцать часов! Наконец он услышал долгожданный мелодичный звонок – просьба к последним посетителям музея покинуть залы. Наверное, эту привычку Иван Кириллович унаследовал от отца: после закрытия музея пройти по анфиладе тихих залов, спуститься в подвальный этаж, где под бронированным стеклом тускло поблескивают золотыми гранями (подсветка погашена) предметы чудо-сервиза… Вот и сейчас директор музея, гонимый восторгом и непонятной грустью, решил отправиться к «Братине». Но сначала надо предупредить охранников.
Ночью охрана Музея народного искусства России состояла из четырех человек. Один охранник нес свое дежурство в будке у ворот особняка, обеспеченной телефонной связью с комнатой, где размешались пульт и мониторы, с кабинетом директора и с отделением милиции – оно рядом, за квартал от Второго Зацепного переулка; он же при необходимости автоматически открывал массивные ворота усадьбы. Сегодня в наружной будке дежурил Николай Якименко, недавно принятый на работу по протекции, заслуживающей полного доверия, – из спецназа (после того как его комиссовали: он в Чечне получил легкое ранение и возвращаться на прежнюю службу не захотел). Это был молчаливый, замкнутый парень могучего телосложения, четкий, резкий, чем-то похожий на робота, для которого главное в жизни – приказ, и выполнить его надо во что бы то ни стало. Еще днем Иван Кириллович сказал ему, что в половине седьмого подъедет к воротам музея фургончик «Мерседес-бенц» номер А 816 ЕН, РУС 77 и троих людей, которые в нем будут, надлежит пропустить к нему.
– Все понял, товарищ директор! Будет сделано, – четко ответил белобрысый, коротко стриженный Николай Якименко, и Иван Кириллович, впервые внимательно заглянув в его глаза, увидел в их синеве и ясности нечто неумолимое.
– Когда они подъедут, позвоните мне, – сказал Любин.
– Слушаюсь!
У пульта и мониторов дежурили еще трое охранников во главе с командиром всей группы. Итого четыре человека, все вооруженные автоматами Калашникова с полным боекомплектом, все прошедшие соответствующую подготовку или в армии, или в милиции, или на спецкурсах, все трижды проверенные. Всего их было двенадцать человек, и всех лично знал Иван Кириллович Любин. Каждая смена (а их было три) заступала на работу в семнадцать часов на полные сутки, и двое суток люди отдыхали. Командиры групп получали оклады в полтора раза больше директорского, у остальных охранников она приближались к месячному заработку Любина. И он считал, что это справедливо. Охрана в Музее народного искусства России – особая гордость ее директора. Она досталась ему по наследству от отца, Кирилла Захаровича Любина, бессменного руководителя музея со дня его основания.
В конце шестидесятых годов произошла дерзкая, даже наглая кража деревянной скульптуры монаха в человеческий рост, привезенной из глухой старообрядческой деревни Пензенской области, – редчайшего экспоната конца XVII века. Следствие показало, что похищение произошло при попустительстве или халатности ночных сторожей. Вот после этого случая Кирилл Захарович добился двух нововведений, которые коренным образом изменили статус охраны его музея. Во-первых, теперь подбор кадров происходил при активном участии его руководства, а дубликаты личных дел передавались в отдел кадров, то есть они как бы становились членами коллектива музея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160