Что именно? Об этом остается только догадываться.
Возможно, он имел в виду то, что этих начальников «использовали» враги Кирова и генеральной линии партии; или то, что они не смогли предотвратить террористический акт. Но не исключено, что он намекал на упорное отстаивание первых двух версий, а в особенности «бытовой», выставляющей крупного партийного деятеля в неприглядном виде.
Так или иначе, расследование перешло к активной разработке версии о внутренних врагах. О ней были информированы и крупные партийные работники. Об этом можно судить по выдержке из протокола закрытого партийного собрания Облисполкома, Ленсовета, Облплана, Ленплана, Дома Крестьянина, Комитета партийного и советского контроля, состоявшегося в декабре.
«КАСС (Ленсовет): Посмотрите, все бывшие оппозиционеры устроились на тепленьких местах, а мы прохлопали.
ИБРАГИМОВ (облисполком): Я не верю ни одному бывшему оппозиционеру, многих из них нужно исключить из партии, а террористов — врагов народа — физически истребить. По-моему, преступление Зиновьева, Каменева и других руководителей оппозиции не меньше преступления Николаева, и всем им одна дорога».
Тут уже даже и не связывается оппозиционная деятельность с организацией убийства Кирова, а без каких-либо доказательств провозглашается равенство между ними' по степени ответственности. Этим заранее оправдываются любые, даже самые суровые репрессивные мероприятия.
О настроениях среди некоторой части рабочих можно судить по следующему документу:
«В Смольный, в областной комитет ВКП(б)
Заявление
Прошу разрешить мне отомстить за вождя города Ленинграда, тов. Кирова… Мы должны охранять всемирных вождей и если нашего одного вождя убили товарища Кирова, то попавших к нам классовых врагов… прошу дать мне их расстрелять под охраной и я бы стал стрелять не одной рукой, а с двух и сразу же уложил двух как паразитов всемирного пролетариата, и всех бы я их перестрелял…
Я лично беспартийный рабочий, бывший член партии и работаю на заводе «Электроприбор»…
Рябов»
(орфография подлинника).
Увы, нельзя выяснить, насколько искренним был этот человек в своей лютой ненависти к «паразитам всемирного пролетариата», и за что его исключили из партии, уж не за принадлежность ли к оппозиции?
Однако крупные партийные деятели по своей прыти и требованиям террора перещеголяли даже этого рабочего. Вот что говорил Н.С. Хрущев на партактиве Москвы в июне 1935 года:
«…На предприятиях у нас были случаи порчи оборудования, в столовых— отравления пищи. Все это делают контрреволюционеры, кулаки, троцкисты, зиновьевцы, шпионы и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».
Тут уже видится стремление все подряд, даже собственные огрехи и недостатки в работе, свалить на врагов, которые всем скопом именуются контрреволюционерами.
В то же время Троцкий возлагал ответственность за убийство Кирова на Сталина. Но это не было примитивное и бездоказательное утверждение того, что Сталин сам приказал организовать это преступление. Троцкий исходил из общей политической ситуации:
«Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности, вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование».
(Из статьи «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» — «Бюллетень оппозиции», 1935, № 41.)
Надо бы только заметить, что сам по себе терроризм возник и активно проявлял себя в политической жизни России задолго до Сталина, еще в XIX веке, а в революционные времена поощрялся и самим Троцким. Он приказывал беспощадно расстреливать, к примеру, отступивших бойцов Красной армии, а также выставлял сзади наступающих частей пулеметные отряды, которые должны были стрелять по своим, если они начнут отступать.
Однако дело не только, в прошлом. Сейчас Троцкий лицемерил еще и потому, что старательно забывал недавнее прошлое. В эти тревожные годы еще до убийства Кирова он попытался перейти к террористическим действиям прежде всего против Сталина. Так что статья, отрывок из которой приведен, должна была служить еще и своеобразной «дымовой завесой», скрывающей подлинные замыслы Троцкого.
…С 1932 по 1939 год одним из секретарей и телохранителей Троцкого был француз Жан Ван Ейженорт. Последующие 30 лет он оставался консультантом архива Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Он написал книгу: «С Троцким в ссылке: от Принкипо до Койоакана».
Н.Г. Фельштинский — редактор-составитель и комментатор нескольких десятков томов архивных документов — писал о нем: «Трудно найти человека, ближе знавшего в те годы Троцкого».
Незадолго до смерти Ейженорт заявил своему биографу Аните Феферман: «Имело прямой смысл убить лично Сталина…
Конечно же Сталин должен был быть уничтожен… В Советском Союзе назревало очень много разных событий, начиная с 1932 года и до убийства Кирова в 1934 году».
Если доверять мнению такого авторитетного троцкиста, Сталин вынужден был действовать в целях личной защиты, разворачивая массированные репрессии против оппозиционеров разных направлений. В ту пору его личность олицетворяла единство СССР и генеральную линию партии, направленную на строительство социализма в одной стране.
Все дело в том, что нацеливались на Сталина, как мы знаем, и белогвардейская, и германская разведки. Можно предположить, как были распределены роли. Германский консул обеспечивал материальную «подкормку» Николаева. Немецкие друзья из 74-й квартиры или их знакомые выполняли роль раздражителя, подбрасывая и без того кипевшему ревностью, униженному и оскорбленному Николаеву письма, провоцирующие его на преступление.
Неуравновешенного ревнивца, по всей вероятности, разрабатывали «втемную», и он не догадывался (возможно) о предопределенной ему роли. Этим можно объяснить его поведение на следствии и на скоротечном процессе. Агранов писал, что он держался стойко. Однако, вполне возможно, такая стойкость объяснялась тем, что ему просто-напросто нечего было сказать из того, чего от него добивались следователи.
Тем не менее из 13 человек оппозиционеров, привлеченных по делу «Ленинградского центра», семеро были достоверно знакомы с Николаевым. Из этой семерки Котолынов, Шатский, Ханик знали его с детства, а также работали вместе с ним в комсомоле.
Потом их политические линии разошлись. Эти трое стали оппозиционерами. Николаев принял участие в борьбе с новой оппозицией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Возможно, он имел в виду то, что этих начальников «использовали» враги Кирова и генеральной линии партии; или то, что они не смогли предотвратить террористический акт. Но не исключено, что он намекал на упорное отстаивание первых двух версий, а в особенности «бытовой», выставляющей крупного партийного деятеля в неприглядном виде.
Так или иначе, расследование перешло к активной разработке версии о внутренних врагах. О ней были информированы и крупные партийные работники. Об этом можно судить по выдержке из протокола закрытого партийного собрания Облисполкома, Ленсовета, Облплана, Ленплана, Дома Крестьянина, Комитета партийного и советского контроля, состоявшегося в декабре.
«КАСС (Ленсовет): Посмотрите, все бывшие оппозиционеры устроились на тепленьких местах, а мы прохлопали.
ИБРАГИМОВ (облисполком): Я не верю ни одному бывшему оппозиционеру, многих из них нужно исключить из партии, а террористов — врагов народа — физически истребить. По-моему, преступление Зиновьева, Каменева и других руководителей оппозиции не меньше преступления Николаева, и всем им одна дорога».
Тут уже даже и не связывается оппозиционная деятельность с организацией убийства Кирова, а без каких-либо доказательств провозглашается равенство между ними' по степени ответственности. Этим заранее оправдываются любые, даже самые суровые репрессивные мероприятия.
О настроениях среди некоторой части рабочих можно судить по следующему документу:
«В Смольный, в областной комитет ВКП(б)
Заявление
Прошу разрешить мне отомстить за вождя города Ленинграда, тов. Кирова… Мы должны охранять всемирных вождей и если нашего одного вождя убили товарища Кирова, то попавших к нам классовых врагов… прошу дать мне их расстрелять под охраной и я бы стал стрелять не одной рукой, а с двух и сразу же уложил двух как паразитов всемирного пролетариата, и всех бы я их перестрелял…
Я лично беспартийный рабочий, бывший член партии и работаю на заводе «Электроприбор»…
Рябов»
(орфография подлинника).
Увы, нельзя выяснить, насколько искренним был этот человек в своей лютой ненависти к «паразитам всемирного пролетариата», и за что его исключили из партии, уж не за принадлежность ли к оппозиции?
Однако крупные партийные деятели по своей прыти и требованиям террора перещеголяли даже этого рабочего. Вот что говорил Н.С. Хрущев на партактиве Москвы в июне 1935 года:
«…На предприятиях у нас были случаи порчи оборудования, в столовых— отравления пищи. Все это делают контрреволюционеры, кулаки, троцкисты, зиновьевцы, шпионы и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».
Тут уже видится стремление все подряд, даже собственные огрехи и недостатки в работе, свалить на врагов, которые всем скопом именуются контрреволюционерами.
В то же время Троцкий возлагал ответственность за убийство Кирова на Сталина. Но это не было примитивное и бездоказательное утверждение того, что Сталин сам приказал организовать это преступление. Троцкий исходил из общей политической ситуации:
«Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности, вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование».
(Из статьи «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» — «Бюллетень оппозиции», 1935, № 41.)
Надо бы только заметить, что сам по себе терроризм возник и активно проявлял себя в политической жизни России задолго до Сталина, еще в XIX веке, а в революционные времена поощрялся и самим Троцким. Он приказывал беспощадно расстреливать, к примеру, отступивших бойцов Красной армии, а также выставлял сзади наступающих частей пулеметные отряды, которые должны были стрелять по своим, если они начнут отступать.
Однако дело не только, в прошлом. Сейчас Троцкий лицемерил еще и потому, что старательно забывал недавнее прошлое. В эти тревожные годы еще до убийства Кирова он попытался перейти к террористическим действиям прежде всего против Сталина. Так что статья, отрывок из которой приведен, должна была служить еще и своеобразной «дымовой завесой», скрывающей подлинные замыслы Троцкого.
…С 1932 по 1939 год одним из секретарей и телохранителей Троцкого был француз Жан Ван Ейженорт. Последующие 30 лет он оставался консультантом архива Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Он написал книгу: «С Троцким в ссылке: от Принкипо до Койоакана».
Н.Г. Фельштинский — редактор-составитель и комментатор нескольких десятков томов архивных документов — писал о нем: «Трудно найти человека, ближе знавшего в те годы Троцкого».
Незадолго до смерти Ейженорт заявил своему биографу Аните Феферман: «Имело прямой смысл убить лично Сталина…
Конечно же Сталин должен был быть уничтожен… В Советском Союзе назревало очень много разных событий, начиная с 1932 года и до убийства Кирова в 1934 году».
Если доверять мнению такого авторитетного троцкиста, Сталин вынужден был действовать в целях личной защиты, разворачивая массированные репрессии против оппозиционеров разных направлений. В ту пору его личность олицетворяла единство СССР и генеральную линию партии, направленную на строительство социализма в одной стране.
Все дело в том, что нацеливались на Сталина, как мы знаем, и белогвардейская, и германская разведки. Можно предположить, как были распределены роли. Германский консул обеспечивал материальную «подкормку» Николаева. Немецкие друзья из 74-й квартиры или их знакомые выполняли роль раздражителя, подбрасывая и без того кипевшему ревностью, униженному и оскорбленному Николаеву письма, провоцирующие его на преступление.
Неуравновешенного ревнивца, по всей вероятности, разрабатывали «втемную», и он не догадывался (возможно) о предопределенной ему роли. Этим можно объяснить его поведение на следствии и на скоротечном процессе. Агранов писал, что он держался стойко. Однако, вполне возможно, такая стойкость объяснялась тем, что ему просто-напросто нечего было сказать из того, чего от него добивались следователи.
Тем не менее из 13 человек оппозиционеров, привлеченных по делу «Ленинградского центра», семеро были достоверно знакомы с Николаевым. Из этой семерки Котолынов, Шатский, Ханик знали его с детства, а также работали вместе с ним в комсомоле.
Потом их политические линии разошлись. Эти трое стали оппозиционерами. Николаев принял участие в борьбе с новой оппозицией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116