Ради комфорта, богатства, карьеры, прижизненной славы нормальный человек не пойдет на смерть.
Для убийства Сталина требовался исполнитель-смертник, не щадящий своей жизни. Скажем, для того, чтобы Николаев застрелил Кирова, обстоятельства были самые благоприятные, и оставалось только разжигать у Николаева ревность и обеспечить ему возможность покушения. В случае со Сталиным такого исполнителя не нашлось.
Не исключено, что слух о «папке Виссарионова» или сами эти документы создавались для того, чтобы пробудить у потенциального убийцы лютую ненависть к Сталину, а затем, в случае удачного покушения, иметь материалы, оправдывающие убийцу. Заговорщики не имели таких идей, за которые стоит идти на смерть. У каждого из них были свои претензии к Сталину и его генеральной линии, — не более того. Для Тухачевского на первом месте, по-видимому, были честолюбивые мечты о наполеоновской славе. Но ради карьеры не расстаются с жизнью. Существенно и то, что все высшие военачальники к этому времени превратились в важных вельмож.
Чтобы убить тирана, надо прежде всего его иметь. Воспринимался ли Сталин как тиран? Ни его поведение — спокойное и рассудительное, ни его действия, которые предпринимались от имени Политбюро, ЦК ВКП(б), Совнаркома, не обличали в нем тирана. Он был вождем, причем во многом религиозного «харизматического» типа. А убить вождя, за которым стоит великая страна, многомиллионный народ, это совсем не то, что убить тирана, которого поддерживает только горстка сатрапов.
Власть тирана опирается только на силу. Власть вождя опирается на поддержку масс. Убив тирана, можно заслужить лавры героя, убив вождя — клеймо предателя. Если убьешь тирана, даже его приверженцы могут перейти на твою сторону. Если убьешь вождя — от тебя могут отвернуться даже многие твои сторонники, а поведение народных масс и вовсе будет непредсказуемым.
Кстати, Сталин, судя по всему, не был склонен раздувать инцидент с выстрелами в кремлевской библиотеке до масштабов крупного заговора и уж, тем более, организовывать в этой связи массовые репрессии. Но, насколько известно, покушавшаяся принадлежала к представителям свергнутого класса, а потому могла питать «классовую ненависть» к народному вождю…
Тут нетрудно предугадать резкое возражение: да разве был Сталин народным вождем?! Он узурпировал власть над народом и держал его в страхе, терроризировал его!
Можно сказать, именно террором против русского народа «прославился» не кто иной, как Тухачевский, руководивший подавлением Кронштадтского мятежа и кровавыми операциями против крестьян Центральной России — не только участниками антоновского восстания, но также и сочувствующими, с убийством заложников, массовыми расстрелами местных жителей.
Власть Сталина держалась на доверии масс. И это доказала Отечественная война, а особенно ее первая стадия, когда Красная армия терпела сокрушительные поражения. Если, бы в это время среди военачальников, солдат и значительной части советского народа преобладали пораженческие настроения то война была бы наверняка проиграна. От страха перед тираном не идут на смертный бой и уж тем более не побеждают.
Проницательный австрийский писатель Лион Фейхтвангер посетивший в 1937 году Советский Союз, уже тогда отметил, если так можно сказать, народность сталинской диктатуры Вот что он писал:
«Поклонение и безмерный культ, которыми население окружает Сталина, — это первое, что бросается в глаза иностранцу путешествующему по Советскому Союзу. На всех углах и перекрестках, в подходящих и неподходящих местах видны гигантские бюсты и портреты Сталина… Не только политические речи, но даже и доклады на любые научные и художественные темы пересыпаны прославлениями Сталина, и часто это обожествление принимает безвкусные формы…
Не подлежит никакому сомнению, что это чрезмерное поклонение в огромном большинстве случаев искренне. Люди чувствуют потребность выразить свою благодарность, свое беспредельное восхищение. Они действительно думают, что всем, что они имеют и чем они являются, они обязаны Сталину. И хотя это обожествление Сталина может показаться прибывшему с Запада странным, а порой и отталкивающим, все же я нигде не находил признаков, указывающих на искусственность этого чувства. Оно выросло органически, вместе с успехами экономического строительства. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это новое благополучие. Народ должен иметь кого-нибудь, кому он мог бы выражать благодарность за несомненное улучшение своих жизненных условий, и для этой цели он избирает не отвлеченное понятие, не абстрактный «коммунизм», а конкретного человека — Сталина. Русский склонен к преувеличениям…»
Трудно во всем этом полностью согласиться с Фейхтвангером. Безусловно, культ личности Сталина складывался не только естественно, стихийно, но и в значительной мере искусственно, благодаря мощному пропагандистскому аппарату. Но если бы при этом не сложилось системы с обратной связью, когда пропаганда подтверждается наглядными фактами, а факты, в свою очередь, тиражируются и приукрашиваются пропагандой, без этого взаимодействия никакие ухищрения не смогли бы сотворить мнимый культ, вызывая только иронию или отвращение.
Однако продолжим цитирование: «Сталин действительно является плотью от плоти народа… Он больше, чем любой из известных государственных деятелей, говорит языком народа…
…Его речи очень обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке. Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова, каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом, который их слушает, и человеком, который их произносит.
Впрочем, Сталин, в противоположность другим стоящим у власти лицам, исключительно скромен. Он не присвоил себе никакого громкого титула и называет себя просто секретарем Центрального Комитета. В общественных местах он показывается только тогда, когда это крайне необходимо…
Сталин выделяется из всех мне известных людей, стоящих у власти, своей простотой. Я говорил с ним откровенно о безвкусном и не знающем меры культе его личности, и он мне тоже откровенно отвечал. Ему жаль, сказал он, времени, которое он должен тратить на представительство. Это вполне вероятно: Сталин — мне об этом много рассказывали и даже документально это подтверждали — обладает огромной работоспособностью и вникает сам в каждую мелочь, так что у него действительно не остается времени на излишние церемонии…
Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляет его бюсты и портреты — да еще какие!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Для убийства Сталина требовался исполнитель-смертник, не щадящий своей жизни. Скажем, для того, чтобы Николаев застрелил Кирова, обстоятельства были самые благоприятные, и оставалось только разжигать у Николаева ревность и обеспечить ему возможность покушения. В случае со Сталиным такого исполнителя не нашлось.
Не исключено, что слух о «папке Виссарионова» или сами эти документы создавались для того, чтобы пробудить у потенциального убийцы лютую ненависть к Сталину, а затем, в случае удачного покушения, иметь материалы, оправдывающие убийцу. Заговорщики не имели таких идей, за которые стоит идти на смерть. У каждого из них были свои претензии к Сталину и его генеральной линии, — не более того. Для Тухачевского на первом месте, по-видимому, были честолюбивые мечты о наполеоновской славе. Но ради карьеры не расстаются с жизнью. Существенно и то, что все высшие военачальники к этому времени превратились в важных вельмож.
Чтобы убить тирана, надо прежде всего его иметь. Воспринимался ли Сталин как тиран? Ни его поведение — спокойное и рассудительное, ни его действия, которые предпринимались от имени Политбюро, ЦК ВКП(б), Совнаркома, не обличали в нем тирана. Он был вождем, причем во многом религиозного «харизматического» типа. А убить вождя, за которым стоит великая страна, многомиллионный народ, это совсем не то, что убить тирана, которого поддерживает только горстка сатрапов.
Власть тирана опирается только на силу. Власть вождя опирается на поддержку масс. Убив тирана, можно заслужить лавры героя, убив вождя — клеймо предателя. Если убьешь тирана, даже его приверженцы могут перейти на твою сторону. Если убьешь вождя — от тебя могут отвернуться даже многие твои сторонники, а поведение народных масс и вовсе будет непредсказуемым.
Кстати, Сталин, судя по всему, не был склонен раздувать инцидент с выстрелами в кремлевской библиотеке до масштабов крупного заговора и уж, тем более, организовывать в этой связи массовые репрессии. Но, насколько известно, покушавшаяся принадлежала к представителям свергнутого класса, а потому могла питать «классовую ненависть» к народному вождю…
Тут нетрудно предугадать резкое возражение: да разве был Сталин народным вождем?! Он узурпировал власть над народом и держал его в страхе, терроризировал его!
Можно сказать, именно террором против русского народа «прославился» не кто иной, как Тухачевский, руководивший подавлением Кронштадтского мятежа и кровавыми операциями против крестьян Центральной России — не только участниками антоновского восстания, но также и сочувствующими, с убийством заложников, массовыми расстрелами местных жителей.
Власть Сталина держалась на доверии масс. И это доказала Отечественная война, а особенно ее первая стадия, когда Красная армия терпела сокрушительные поражения. Если, бы в это время среди военачальников, солдат и значительной части советского народа преобладали пораженческие настроения то война была бы наверняка проиграна. От страха перед тираном не идут на смертный бой и уж тем более не побеждают.
Проницательный австрийский писатель Лион Фейхтвангер посетивший в 1937 году Советский Союз, уже тогда отметил, если так можно сказать, народность сталинской диктатуры Вот что он писал:
«Поклонение и безмерный культ, которыми население окружает Сталина, — это первое, что бросается в глаза иностранцу путешествующему по Советскому Союзу. На всех углах и перекрестках, в подходящих и неподходящих местах видны гигантские бюсты и портреты Сталина… Не только политические речи, но даже и доклады на любые научные и художественные темы пересыпаны прославлениями Сталина, и часто это обожествление принимает безвкусные формы…
Не подлежит никакому сомнению, что это чрезмерное поклонение в огромном большинстве случаев искренне. Люди чувствуют потребность выразить свою благодарность, свое беспредельное восхищение. Они действительно думают, что всем, что они имеют и чем они являются, они обязаны Сталину. И хотя это обожествление Сталина может показаться прибывшему с Запада странным, а порой и отталкивающим, все же я нигде не находил признаков, указывающих на искусственность этого чувства. Оно выросло органически, вместе с успехами экономического строительства. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это новое благополучие. Народ должен иметь кого-нибудь, кому он мог бы выражать благодарность за несомненное улучшение своих жизненных условий, и для этой цели он избирает не отвлеченное понятие, не абстрактный «коммунизм», а конкретного человека — Сталина. Русский склонен к преувеличениям…»
Трудно во всем этом полностью согласиться с Фейхтвангером. Безусловно, культ личности Сталина складывался не только естественно, стихийно, но и в значительной мере искусственно, благодаря мощному пропагандистскому аппарату. Но если бы при этом не сложилось системы с обратной связью, когда пропаганда подтверждается наглядными фактами, а факты, в свою очередь, тиражируются и приукрашиваются пропагандой, без этого взаимодействия никакие ухищрения не смогли бы сотворить мнимый культ, вызывая только иронию или отвращение.
Однако продолжим цитирование: «Сталин действительно является плотью от плоти народа… Он больше, чем любой из известных государственных деятелей, говорит языком народа…
…Его речи очень обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке. Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова, каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом, который их слушает, и человеком, который их произносит.
Впрочем, Сталин, в противоположность другим стоящим у власти лицам, исключительно скромен. Он не присвоил себе никакого громкого титула и называет себя просто секретарем Центрального Комитета. В общественных местах он показывается только тогда, когда это крайне необходимо…
Сталин выделяется из всех мне известных людей, стоящих у власти, своей простотой. Я говорил с ним откровенно о безвкусном и не знающем меры культе его личности, и он мне тоже откровенно отвечал. Ему жаль, сказал он, времени, которое он должен тратить на представительство. Это вполне вероятно: Сталин — мне об этом много рассказывали и даже документально это подтверждали — обладает огромной работоспособностью и вникает сам в каждую мелочь, так что у него действительно не остается времени на излишние церемонии…
Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляет его бюсты и портреты — да еще какие!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116