Но что-то удерживало меня. Мы подходили к знакомой лестнице, и днем
все вокруг выглядело иначе, чем в темноте, - прозрачнее, свободнее было в
сосновом бору.
- Я пришел, Серж...
- Уже? Ты долго? Если что, так я подожду... - Он явно не хотел
расставаться, потому что стоило ему остаться без дела, как его нестерпимо
тянуло в Париж, домой...
- Не знаю, Серж...
- Словом, полчасика тут поброжу, красиво как... - Он повернулся ко
мне спиной, чтобы я не сказал ему "нет", и засеменил по дороге - круглый,
как колобок, в нелепой, чем-то напоминающей русские боярские шапки времен
Ивана Грозного, меховой треуголке.
Я почти взбежал по лестнице вверх и увидел широко распахнутую дверь.
Не знаю почему, но именно открытая настежь дверь, за которой начиналась
темнота, насторожила меня. Невольно замедлил шаг и осторожно позвал:
- Дик...
Ответа не последовало.
- Грегори, - голос прозвучал как-то приглушенно.
Я шагнул вперед, переступил порог и зажмурил глаза, чтобы привыкнуть
к полутемноте комнаты, окна которой оказались затянутыми плотной шторой.
Мне почудился тихий вздох.
- Есть здесь кто живой? - спросил я, еще не зная, что попал в самую
точку и жизнь покинула этот дом и человека, который еще недавно назывался
Диком Грегори, американским журналистом и моим другом, с которым у нас
было много общего, хотя нередко мы чувствовали, что не можем понять друг
друга.
Дик полулежал в том же кресле, где он сидел в прошлый мой приход. Я
увидел бессильно откинутую назад голову и расползшееся на груди темное
пятно, подчеркнутое ослепительно-белым свитером. Руки, бессильно опущенные
на колени, еще держали ручку, но ни листочка бумаги на столе не было. Эта
бессмысленная ручка в пальцах мертвеца заставила меня осмотреться. В
полумраке я разглядел перевернутый и выпотрошенный кожаный чемодан,
разбросанные по полу вещи Дика, открытую дверцу бара.
Я попятился на лестницу, и оттуда, сверху, закричал:
- Серж!
Казанкини буквально прилетел на мой зов и сразу понял, что мы здесь
лишние.
- Кто это? - спросил он сдавленным голосом.
- Дик Грегори, журналист...
- Ему уже ничем нельзя помочь?
- Думаю, что нет...
Серж засопел, что выдавало крайнюю степень его волнения, но ничего
спрашивать не стал. Да и что я мог ему ответить?
- Пошли, - сказал я.
Мы почти бегом удалялись от дома. Я мучительно думал, что же мне
предпринять теперь. Полиция, расследование, вопросы. Мне не хотелось
никому ничего рассказывать - ни о Дике, ни о его опасениях, тем более что
я действительно ничего толком не знал, да и, по-видимому, никогда не
узнаю.
- Вот что Серж, ты пока никому об этом ни слова...
- ???
- За этим стоит что-то очень серьезное, но, поверь, толком не знаю
что.
- Ты не обманываешь?
- Ну вот, даже Серж сомневается в моей правдивости, - я сделал
попытку изобразить на губах усмешку.
- Я-то не сомневаюсь, но так хочется узнать, что же это такое?
- Наверное, внутренние счеты. Дик кому-то перешел дорогу. Я так
думаю. Он в последнее время занимался одной историей. Дик Грегори был
настоящим журналистом, поверь мне, Серж, из тех, кто лезет к черту на
рога, лишь бы добыть истину!
- Слава богу, я занимаюсь спортивной журналистикой! - сказал Серж. -
Но только ты мне даешь слово, что расскажешь, если дело прояснится!
- Обещаю! - легко согласился я, зная, что никогда и ничего не
расскажу Сержу потому, что сам никогда не узнаю, что же в действительности
случилось. Со смертью Грегори и тайна гибели Зотова тоже покрывалась
беспросветным мраком.
Напротив старого Ледового дворца, помнившего еще триумф Сопи Хени,
мы, буркнув несколько слов на прощание, разбежались в разные стороны. То,
что случилось в десяти минутах ходьбы отсюда, казалось плохим сном,
который хотелось поскорее забыть.
Без цели я пошел по Мейн-стрит. Кто-то наступал мне на ноги, кто-то
толкал меня, кого-то толкал и кому-то наступал на ноги я, мне вслед летели
не всегда вежливые выражения, но я брел и брел вперед, словно там, вдали,
можно обрести спокойствие. Ни одной мысли в голове, сплошная сумятица.
Было холодно, слякотно, сырой ветер проникал сквозь куртку и леденил
тело, замерзли руки и, кажется, посинел нос, - во всяком случае, из него
текло, и мне поминутно приходилось доставать платок.
Задержался у передвижной эстрады, где четверо лихих ковбоев в
широченных шляпах лихо дули в трубы, стучали в тарелки, и музыка "кантри"
вызывала в памяти дикие прерии и неунывающих переселенцев, греющихся у
костра, - сколько раз я видел их на экранах. Ребята на телеге, куда были
впряжены два спокойных битюга, старались вовсю, и люди приплясывали,
согреваясь.
Забрел в магазин, где показывали новинки горнолыжного снаряжения
фирмы "Кабер". Вместо итальянцев за прилавком стояли обыкновенные
американцы, один из них спросил: "Вы хотели бы получить информацию, сэр?"
- но я отрицательно покрутил головой, и они снова уткнулись в цветной
экран телевизора, показывавшего утреннюю тренировку горнолыжников.
Из магазина я снова выбрался на людную Мейн-стрит.
Не покидало ощущение, что кто-то идет за мной следом, я чувствовал
устремленный в спину тяжелый, колючий взгляд.
Ноги сами занесли меня в церквушку, где к черной доске, на которой
обычно пишется расписание богослужения, была приколота бумажка с
приглашением зайти на чашку кофе.
В небольшой комнате стояло пять или шесть столов, от камина исходило
тепло, сидели и тихо разговаривали туристы, так же, как и я, заглянувшие
сюда, чтобы согреться. Перед каждым дымила белая чашечка с кофе, а между
столами неслышно передвигался средних лет высокий священник в черном.
Подошел он и ко мне, приветливо предложил кофе и пригласил принять участие
в беседе. Я попросил чашечку и добавил, что просто посижу, послушаю. Он
согласно кивнул головой и отошел в угол, где виднелась небольшая
кофеварка. Кофе получился горячим, ароматным.
Запоздалое сожаление шевельнулось в душе. Мне почудилось, что будь я
понастойчивее, Дик бы открыл мне правду и - кто знает! - не удалось бы мне
уберечь его от беды.

- ...Мне быть бы сыщиком, Олег. - Дик посмотрел на меня, и глаза его
лучились от, с трудом сдерживаемого, смеха. - Знаешь, эдаким современным
Пинкертоном или отцом Брауном. Меня просто-таки тянет, неудержимо влечет
туда, где пахнет опасностью...
- Тогда займись полицейской журналистикой, пиши об убийствах и
ограблениях.
- Э, нет, мне противен ореол героизма, создаваемый вокруг
элементарных подонков, - решительно отрезал Дик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31