Ему совсем не хотелось сейчас слышать, что сказала мама. — Неужели ты правда думала, что я смогу забыть про твой день рождения и не прийти тебя поздравить?
Она замотала головой из стороны в сторону — нет, не думала.
— Ну вот и хорошо.
— Где ты его нашел? Мама сказала, что таких медведей… Что их не бывает. Вообще не бывает.
— Места надо знать, — ответил Иван с довольной улыбкой.
— Я его во сне видела.
— Я знаю.
— Я его теперь любить буду. Больше всех буду любить.
— И правильно, — одобрил Иван. — Такой классный медведь. Он этого заслуживает.
— Иван… Иван, а ты… Ты к нам не придешь? Мама торт купила… И свечки, семь штук… Я на них буду дуть, а потом желание загадывать… И еще целый килограмм разных шоколадных конфет…
— Я тебя про оценки спросил. А ты мне, между прочим, не ответила, — напомнил Иван охрипшим голосом.
Таня молчала. Смотрела на него своими удивительными серыми глазами, хлопала короткими и черными ресницами — такими же короткими и черными, как у Ивана, — и молчала.
А он вдруг подумал о том, что Ванька, которого семь с лишним лет назад убила Вера, должен был родиться именно в декабре. Примерно в этих же числах — в тот вечер, вернувшись домой после ультразвукового исследования, они с Верой подсчитывали срок и решили, что Ванька непременно родится в первых числах декабря.
Если бы Ванька родился, то, может быть, сегодня у него тоже был бы день рождения. И ему тоже исполнилось бы семь лет, как и Тане. И у него наверняка тоже были бы такие же глаза, как и у Ивана, с короткими и черными ресницами. И наверное, такие же каштановые волосы, как у Веры.
— Я сегодня одну только пятерку получила, — сказала Таня. — По математике.
Иван не услышал. Он пытался понять, почему у Тани такие же каштановые волосы, как у Веры. Точно такого же удивительного редкого оттенка красного дерева.
Почему у Тани такие же серые глаза и такие же короткие и черные ресницы, как у него.
Почему Таня родилась в начале декабря. Именно в начале декабря, когда должен был, но не смог родиться Ванька.
Почему…
— Иван! Ну Иван, что ли?
— Да, да, конечно…
— Ура! Ты правда согласен?
— Согласен… Таня, я…
— Ты не представляешь, какой красивый торт! Лора сама пекла! Лора знаешь какие красивые и вкусные торты печет? Ты таких никогда в жизни не пробовал! Ну пойдем же! Вот увидишь, мама не будет против… Пойдем…
— Таня…
Она уже тянула его за руку, а он даже не догадался забрать у нее тяжелый портфель, и бедной Тане приходилось тащить сразу портфель, медведя и Ивана.
Но ее это ничуть не смущало, потому что она, кажется, была чему-то очень рада.
— Таня! Ты куда меня тащишь?
— Как это — куда? Ты же сам сказал… Ты же сам согласился пойти к нам в гости… На день рождения… Есть торт. Ты чего, Иван?
— Я… Я не знаю, Таня. Я не могу… Мама…
— Мама будет рада, вот увидишь! Мама тебя знаешь как любит? Почти так же, как я!
Иван застыл на месте. Проглотил ком в горле и совсем тихо спросил:
— А ты… Ты меня… любишь, Таня?
— Ну конечно! Иван, ты такой же странный, как мама. Она тоже все время спрашивает — ты меня любишь? Почти каждый день спрашивает. Как будто я могу ее за один день разлюбить. Как будто вообще можно разлюбить маму. И ты такой же, как мама, да?
— Таня… Таня, Таня, погоди, постой… Дай отдышаться, я что-то… Тань, я тоже тебя люблю… Ужасно люблю тебя… Тань, а правда ведь, мы с тобой похожи, а?
— Похожи, — кивнула Таня. — Я же тебе еще давно говорила. У тебя ресницы такие же и нос такой же, как у меня, и губы…
— И губы, — повторил Иван, ощупывая свои губы. — Да, в самом деле… И губы тоже… Вот ведь… Здорово как, а? И губы…
— Ну, отдышался ты, что ли? Пойдем, а то мама будет волноваться! Все уже вышли, а мы с тобой тут… Погоди, я сейчас куртку в раздевалке возьму…
Таня вручила Ивану портфель и медведя и скрылась за дверью. Потом, очень быстро, появилась снова — в теплой оранжевой куртке, в сапогах и вязаной шапке.
— Ну вот, я готова. Идем?
Деваться было некуда. Но Иван уже не думал о том, что обещал себе не встречаться с Дианой. Теперь ему необходимо было с ней встретиться. Обязательно нужно было с ней встретиться, чтобы задать ей вопрос. Только один вопрос: почему Таня родилась в декабре? Почему у нее такие же короткие и черные ресницы, как у Ивана? И губы, и нос — как у Ивана? А волосы — каштановые, редкого оттенка красного дерева, как у Веры?
Вопросов получилось гораздо больше, чем один. Целых пять, подсчитал Иван, если считать вопрос про глаза и про нос отдельно, как два разных вопроса.
— Мама! — закричала Таня. — Мама! Смотри, кто у меня есть!
Иван не знал, про него ли она сейчас говорит или про медведя. Или, возможно, про них двоих…
Он поднял глаза и увидел Диану. Лицо у нее было бледным, а глаза — испуганными. Почти такими же испуганными, как в тот вечер, когда в дверь позвонила соседка тетя Вера и Диана чего-то очень сильно испугалась. Голова у нее была не покрыта, и на макушке торчал тот самый хвост, в который Иван влюбился тысячу лет тому назад.
— Здравствуй, — сказал он тихо и остановился. — Я случайно увидел в магазине такого медведя, которого хотела Таня. И решил ей его подарить.
Диана молчала, плотно сжав губы.
— Ты не думай, — снова заговорил Иван. — Ты не думай, я не стану… Я сейчас уйду… Я только спросить у тебя хотел…
— Таня, — раздался наконец ее почти незнакомый голос. — Танечка, возьми медвежонка и пойди поиграй на детской площадке. Покатай его на качелях. Он будет доволен.
Таня просияла. Бросила портфель и помчалась катать медведя на качелях. Диана долго смотрела ей вслед, потом повернулась — все такая же бледная, только теперь в глазах у нее был уже не испуг, а несгибаемая решимость. Плечи расправлены, подбородок вздернут.
И голос у Дианы оказался совсем чужой. Как будто для того, чтобы поговорить с Иваном, она одолжила на время этот голос у какого-то другого человека. И у Ивана было такое ощущение, что разговаривает с ним сейчас вовсе не Диана, а просто чей-то чужой голос. К Диане никакого отношения не имеющий.
— Я не отдам тебе ее, — сказал голос. — И не надейся. И не рассчитывай. Она моя дочь. А ты… Ты не имеешь на нее никакого права.
Иван молчал. Он все еще хотел спросить у Дианы про Танины глаза, про ее волосы и про декабрь, но почти сразу понял, что теперь это уже не важно. Есть что-то другое, что он непременно должен сказать сейчас Диане. Только вот — что?
Ее глаза были как две льдинки. Холодные, колючие. Он никогда еще не видел у Дианы таких глаз. Да и сама Диана совершенно была на себя не похожа. Хоть и торчал у нее на макушке хвост, напоминающий верхушку от ананаса.
— Ты слышишь? Ты слышишь меня?
Иван молчал.
— Господи, почему ты молчишь? — Голос слегка, едва заметно, дрогнул, и в нем послышались знакомые нотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Она замотала головой из стороны в сторону — нет, не думала.
— Ну вот и хорошо.
— Где ты его нашел? Мама сказала, что таких медведей… Что их не бывает. Вообще не бывает.
— Места надо знать, — ответил Иван с довольной улыбкой.
— Я его во сне видела.
— Я знаю.
— Я его теперь любить буду. Больше всех буду любить.
— И правильно, — одобрил Иван. — Такой классный медведь. Он этого заслуживает.
— Иван… Иван, а ты… Ты к нам не придешь? Мама торт купила… И свечки, семь штук… Я на них буду дуть, а потом желание загадывать… И еще целый килограмм разных шоколадных конфет…
— Я тебя про оценки спросил. А ты мне, между прочим, не ответила, — напомнил Иван охрипшим голосом.
Таня молчала. Смотрела на него своими удивительными серыми глазами, хлопала короткими и черными ресницами — такими же короткими и черными, как у Ивана, — и молчала.
А он вдруг подумал о том, что Ванька, которого семь с лишним лет назад убила Вера, должен был родиться именно в декабре. Примерно в этих же числах — в тот вечер, вернувшись домой после ультразвукового исследования, они с Верой подсчитывали срок и решили, что Ванька непременно родится в первых числах декабря.
Если бы Ванька родился, то, может быть, сегодня у него тоже был бы день рождения. И ему тоже исполнилось бы семь лет, как и Тане. И у него наверняка тоже были бы такие же глаза, как и у Ивана, с короткими и черными ресницами. И наверное, такие же каштановые волосы, как у Веры.
— Я сегодня одну только пятерку получила, — сказала Таня. — По математике.
Иван не услышал. Он пытался понять, почему у Тани такие же каштановые волосы, как у Веры. Точно такого же удивительного редкого оттенка красного дерева.
Почему у Тани такие же серые глаза и такие же короткие и черные ресницы, как у него.
Почему Таня родилась в начале декабря. Именно в начале декабря, когда должен был, но не смог родиться Ванька.
Почему…
— Иван! Ну Иван, что ли?
— Да, да, конечно…
— Ура! Ты правда согласен?
— Согласен… Таня, я…
— Ты не представляешь, какой красивый торт! Лора сама пекла! Лора знаешь какие красивые и вкусные торты печет? Ты таких никогда в жизни не пробовал! Ну пойдем же! Вот увидишь, мама не будет против… Пойдем…
— Таня…
Она уже тянула его за руку, а он даже не догадался забрать у нее тяжелый портфель, и бедной Тане приходилось тащить сразу портфель, медведя и Ивана.
Но ее это ничуть не смущало, потому что она, кажется, была чему-то очень рада.
— Таня! Ты куда меня тащишь?
— Как это — куда? Ты же сам сказал… Ты же сам согласился пойти к нам в гости… На день рождения… Есть торт. Ты чего, Иван?
— Я… Я не знаю, Таня. Я не могу… Мама…
— Мама будет рада, вот увидишь! Мама тебя знаешь как любит? Почти так же, как я!
Иван застыл на месте. Проглотил ком в горле и совсем тихо спросил:
— А ты… Ты меня… любишь, Таня?
— Ну конечно! Иван, ты такой же странный, как мама. Она тоже все время спрашивает — ты меня любишь? Почти каждый день спрашивает. Как будто я могу ее за один день разлюбить. Как будто вообще можно разлюбить маму. И ты такой же, как мама, да?
— Таня… Таня, Таня, погоди, постой… Дай отдышаться, я что-то… Тань, я тоже тебя люблю… Ужасно люблю тебя… Тань, а правда ведь, мы с тобой похожи, а?
— Похожи, — кивнула Таня. — Я же тебе еще давно говорила. У тебя ресницы такие же и нос такой же, как у меня, и губы…
— И губы, — повторил Иван, ощупывая свои губы. — Да, в самом деле… И губы тоже… Вот ведь… Здорово как, а? И губы…
— Ну, отдышался ты, что ли? Пойдем, а то мама будет волноваться! Все уже вышли, а мы с тобой тут… Погоди, я сейчас куртку в раздевалке возьму…
Таня вручила Ивану портфель и медведя и скрылась за дверью. Потом, очень быстро, появилась снова — в теплой оранжевой куртке, в сапогах и вязаной шапке.
— Ну вот, я готова. Идем?
Деваться было некуда. Но Иван уже не думал о том, что обещал себе не встречаться с Дианой. Теперь ему необходимо было с ней встретиться. Обязательно нужно было с ней встретиться, чтобы задать ей вопрос. Только один вопрос: почему Таня родилась в декабре? Почему у нее такие же короткие и черные ресницы, как у Ивана? И губы, и нос — как у Ивана? А волосы — каштановые, редкого оттенка красного дерева, как у Веры?
Вопросов получилось гораздо больше, чем один. Целых пять, подсчитал Иван, если считать вопрос про глаза и про нос отдельно, как два разных вопроса.
— Мама! — закричала Таня. — Мама! Смотри, кто у меня есть!
Иван не знал, про него ли она сейчас говорит или про медведя. Или, возможно, про них двоих…
Он поднял глаза и увидел Диану. Лицо у нее было бледным, а глаза — испуганными. Почти такими же испуганными, как в тот вечер, когда в дверь позвонила соседка тетя Вера и Диана чего-то очень сильно испугалась. Голова у нее была не покрыта, и на макушке торчал тот самый хвост, в который Иван влюбился тысячу лет тому назад.
— Здравствуй, — сказал он тихо и остановился. — Я случайно увидел в магазине такого медведя, которого хотела Таня. И решил ей его подарить.
Диана молчала, плотно сжав губы.
— Ты не думай, — снова заговорил Иван. — Ты не думай, я не стану… Я сейчас уйду… Я только спросить у тебя хотел…
— Таня, — раздался наконец ее почти незнакомый голос. — Танечка, возьми медвежонка и пойди поиграй на детской площадке. Покатай его на качелях. Он будет доволен.
Таня просияла. Бросила портфель и помчалась катать медведя на качелях. Диана долго смотрела ей вслед, потом повернулась — все такая же бледная, только теперь в глазах у нее был уже не испуг, а несгибаемая решимость. Плечи расправлены, подбородок вздернут.
И голос у Дианы оказался совсем чужой. Как будто для того, чтобы поговорить с Иваном, она одолжила на время этот голос у какого-то другого человека. И у Ивана было такое ощущение, что разговаривает с ним сейчас вовсе не Диана, а просто чей-то чужой голос. К Диане никакого отношения не имеющий.
— Я не отдам тебе ее, — сказал голос. — И не надейся. И не рассчитывай. Она моя дочь. А ты… Ты не имеешь на нее никакого права.
Иван молчал. Он все еще хотел спросить у Дианы про Танины глаза, про ее волосы и про декабрь, но почти сразу понял, что теперь это уже не важно. Есть что-то другое, что он непременно должен сказать сейчас Диане. Только вот — что?
Ее глаза были как две льдинки. Холодные, колючие. Он никогда еще не видел у Дианы таких глаз. Да и сама Диана совершенно была на себя не похожа. Хоть и торчал у нее на макушке хвост, напоминающий верхушку от ананаса.
— Ты слышишь? Ты слышишь меня?
Иван молчал.
— Господи, почему ты молчишь? — Голос слегка, едва заметно, дрогнул, и в нем послышались знакомые нотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78