Достанут! Метеоритного-то железа достанут...
А вечерами, когда эксперименты можно было переложить на подчиненных, Клэр учила его верховой езде. Ну, по правде говоря, верховой езде - громко сказано! Просто они катались на очень и очень смирных лошадках по той части Ред-Рок Вэлли, по которой разрешалось кататься службой безопасности.
Павел ни на минуту не забывал о браслете, который сковывал его запястье.
Не боясь показаться смешным, на верховые прогулки Павел надевал широкополый "стетсон", и Клэр хохотала, приговаривая:
- Ты похож на Джона Вэйна в "Долине мертвецов", не хватает только кольта и винчестера!
У них был свой маршрут. Проскакав две мили по дороге к каньону, они подъезжали к ручью. И там спешивались, отпустив лошадок погулять в поисках съедобной колючки...
Они садились на гладкий обломок красного песчаника и глядели на воду, изредка бросая в нее камешки. Сидели и любовались аризонским закатом.
- Мне иногда кажется, что все это нереально, - говорила Клэр.
- Как?
- Как жизнь ковбоев в рекламе сигарет "Мальборо"...
- Я не думал об этом...
- А я думала, и мне кажется, что мы живем какой-то ненастоящей жизнью...
- Почему?
- Как в тех фантастических фильмах, где зрителю намекают, что все происходящее только внушается ему...
- Ну, это целая философская концепция, это еще древние придумали...
- Но я думаю так, что есть и настоящая жизнь, при том, что есть жизнь и внушаемая нам...
- Две жизни параллельно?
- Ага!
- Как это?
- Одна жизнь, внушаемая нам - ежедневная рутина, а вторая, настоящая любовь...
Павел глядел на нее удивленно.
А Клэр глядела на воду, и лицо ее было грустным и красивым...
- Ты единственный друг... - сказал Павел в задумчивости.
- Что? - переспросила Клэр.
- Ты друг, - сказал Павел, - и я тебе благодарен, что ты возишься со мной - бесперспективным эмоциональным подранком.
- Моя специальность орнитолога обязывает с подранками возиться, отвечала Клэр, направляясь к лошадям...
* * *
Эксперименты продвигались достаточно удачно. По крайней мере, удачно, если говорить о первой серии приближения.
В глубочайшем, прорезавшем толщу скалы бункере они создали условия, моделирующие высокие температуры и давление, которые возникали при ударе метеорита о земную поверхность.
Нажатие кнопки. Всплеск разряда в миллион электрон-вольт... И после того, как образцы остывали, лаборанты спускались в камеру и собирали их.
Вот они, искусственные шарики - копии звездных брызг! И все бы хорошо... И похожи внешне. И по электрическим и магнитным свойствам - почти идентичны каплям звездной крови... Только вот крутиться не хотят, как настоящие импактиты. Не желают - хоть ты тресни!
- Как в том анекдоте. Намазывать уже можно, а вот жрать пока нельзя, сказал Павел после очередной серии испытаний.
- Что? - переспросил Эдди.
- А был такой анекдот, - уныло ответил Павел, - во Вторую мировую один еврей, чтобы не идти на фронт, предложил Государственному Комитету Обороны оставить его в тылу и дать ему денег, паек и лабораторию, а за это он в течение двух лет обещал наладить производство сливочного масла из обычного дерьма...
- Ну? - переспросил Эдди.
- А то и ну, что через два года с еврея потребовали отчета о затраченных средствах. Он и говорит комитетчикам, что, де, половина проблемы уже решена - намазывать на хлеб продукт уже можно, но жрать пока нет...
Эдди из приличия тихо хихикнул.
- Значит, и у нас полдела сделано, на природный импактит капли уже похожи, а то, что не желают работать, как гироскоп, отнесем к проблемам второго плана...
По средам, вечером, после конной прогулки, Павел вновь связывался с домом.
Лизавета сидела на фоне той же книжной полки со знакомыми корешками Пушкина и Достоевского, но на этот раз блузка на ней была голубая с кружавчиками.
- Как мальчики, как Таня? - спросил Павел.
- Я передавала Татьяне твое пожелание говорить с ней, - ответила Лизавета - но она еще не готова... Ты ведь должен ее понять, после того что произошло между вами, она не может так сразу, она ведь не машина какая-нибудь...
* * *
Идиллия оборвалась резко, в один день.
Утром под привычной "Кроникл" он обнаружил на пороге своего домика увесистое издание... "Лос-Анджелес Тайме", которую до сего дня ему ни разу не приносили...
С живым интересом просматривая многостраничный "матрац", пробежав глазами передовицы о результатах первичных выборов в штате Калифорния и о речи Клинтона перед выпускниками академии Вест-Пойнт, Павел раскрыл полосной разворот светской хроники...
И там увидел... Среди дюжины фотографий всяких разных голливудских знаменитостей в сногсшибательных нарядах он увидел свою жену Татьяну, сидящую на коленях у какого-то цыгана, у какого-то Гришки Распутина, нагло ухмыляющегося и откровенно лапающего его... его жену.
Павел приблизил газету к глазам, поискал рукою очки и принялся внимательно читать убористый текст заметки...
Колин Фитцсиммонс предложил главную женскую роль в своем новом фильме сорокалетней чешской актрисе Тане Розен. В то время, как муж актрисы отбывает срок в тюрьме за изнасилование малолетней, сама Таня весело развлекается в Лос-Анджелесе, заведя роман с известным исполнителем цыганских песен Григорием Опиумом-Орловским.
Павел еще раз перечитал текст. Ошибки быть не могло. Это была его жена Татьяна. Все верно.
Но почему?
И тут он вспомнил, как Таня спрашивала тогда, еще перед судом, правда ли то, в чем его обвиняют? Вспомнил и что ответил ей тогда. А что он мог сделать? Только верить, что она не поверит.
Вот какая история у них теперь вышла!
И Павел, открыв свой мини-бар, достал бутылку бурбона, где с прошлой вечеринки оставалось где-то с треть... И допил крупными глотками из горлышка... До дна.
Вторая мерзость случилась во время очередного разговора по видео с Лизаветой.
Та снова сидела на том же фоне, только цвет блузки поменялся с голубого на красный. Цвет блузки поменялся... А прическа - не поменялась. Та же прядь, точь-в-точь такая же, отбившись от массы других волос, свисала над левым ухом свояченицы.
- Лиза, а почему ты ничего мне не говорила о том, что Таня переехала в Лос-Анджелес и снимается в кино? - спросил Павел, как только они поздоровались.
- Я не хотела беспокоить тебя, - ответила Лизавета после мучительно долгой паузы.
Паузы чересчур длинной. Ненатурально длинной. Ненатуральной оттого, что лицо свояченицы ничегошеньки не выражало. Как будто он, Павел, не в обмане ее упрекнул, не в утаивании чего-то важного, а так, в какой-то ерунде...
И тут Павел решился. Мысль пришла в голову мгновенно.
- Ты, Лизавета, ты опять нам с Таней медвежью услугу оказываешь, как тогда, в Хмелицах, помнишь? - спросил Павел внимательно вглядываясь в Лизаветино лицо, - тогда мы с Танечкой тоже поссорились, а ты придумала, как нас мирить, да только еще пуще поссорила, помнишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75