в этот час все, о чем они могли думать, непременно принимало форму бутылки с водой. Сидели в пылающей тени парашютного шелка и ждали. Между вялыми всплесками разговоров все чувствовали на себе давящее белесое молчание небосвода. В этом молчании слышалась огромность пустыни.
Кроу тихонько удалился в самолет, чтобы поговорить с мальчиком-немцем, но Кепель спал. Внутрь салона проникал солнечный свет через дыру в крыше, проломленную стойкой. На свету голова юноши была золотистой и лицо тоже – на щетине блестели капельки пота. Он был похож на спящее божество. Кроу нашел кусок материи и заткнул дыру, но и сейчас лицо Кепеля озарялось остатками тлеющей в нем жизни.
Обезьянка не спала, но пить не хотела.
– Бимбо, – нежно заговаривал с ней Кроу. – Бедный Бимбо, все будет хорошо.
В глазках животного он мог видеть свое отражение. О чем она думает? Какие мысли бывают у обезьян? Те же, что и у всех теперь. Пить. Но заставить ее попить не удалось. Он вышел наружу и уселся в тени.
Стрингер держался особняком. Невзирая на жгучее солнце, все продолжал осматривать обломки, весь погруженный в себя.
Тилни пошел за следующей пригоршней фиников. Уже двое суток он ел их, как конфеты. Лумис решился выпить вторую порцию воды за этот день – один полный глоток из бутылки. Для этого он отошел в сторону, потому что кое-кто уже покончил со своей дневной нормой – один вид вскинутой над головой бутылки был бы жестокостью по отношению к ним.
Белами сидел на парашютном мешке, жмурясь от солнца. Его солнечные очки сломались при посадке. До него донеслись слова Кроу:
– А все-таки нам повезло.
– Повезло? – удивился Белами.
– Повезло, что мы здесь, а не там. – Кроу думал о Харрисе и Робе. И о бедняге Тракере.
Снова нависло молчание.
Тилни доел последний финик. Слышно было его неровное дыхание.
– Они найдут нас, – бормотал он, – обязательно найдут, правда?
Никто не отвечал. "Бедняга", – подумал Кроу и обратился к Белами:
– Слышал про трех черепах?
– Про кого? – глаза Белами были зажмурены.
– Они сидели на большой скале на берегу моря – Том, Дик и Гарри. День был жаркий, вроде как сегодня, и они заспорили, кому идти за пивом...
Вернулся Лумис и тихо присел под тентом.
– Гарри проиграл, и идти выпало ему. Прошло шесть месяцев, и Том спросил у Дика: "Послушай, а не слишком ли долго Гарри несет нам пиво?" И тут они услыхали из-за скалы голос Гарри: "Еще одно слово, и я совсем не пойду".
Преувеличенно громко рассмеялся один Уотсон, и снова навалилось молчание. Кроу кусал губы и проклинал себя за то, что вспомнил о пиве, но было поздно.
Все слышали, как дышит Тилни, – то был звук самого страха.
Лицо обжигала жара. Столб дыма бросал на песок полосу тени – дорогу, не имевшую конца.
Кто-то вернулся под полог, Белами открыл глаза и увидел Стрингера. Он поочередно оглядел каждого из них, требуя к себе внимания. На фоне яркого песка лица его не было видно, только очки.
– Я исследовал самолет. – Он замолчал, видимо, хотел убедиться, что его слушают.
– Вы? – удивился Таунс.
– Да. – У него был тихий вкрадчивый голос, как у нервного школьника. – У нас есть все необходимое, чтобы построить новый самолет и улететь.
Семеро мужчин молча глядели на него. Таунс осведомился:
– Вы шутите?
Стрингер отвернулся.
– Я так и думал, что вы скажете нечто в этом роде. – И он отошел, обиженно ссутулившись.
Минуту спустя, Кроу сказал:
– Шутка вышла неудачная.
– Лучше, чем твоя про черепах, – ответил Белами.
Снова надвинулось гнетущее молчание.
Глава 6
Его неподвижная тень кривилась на ломаных панелях фюзеляжа, безжалостное солнце, проходя через линзы очков, разноцветно искрило. Узелки на носовом платке, закрывавшем голову, торчали на его тени, как рожки, будто еще одна шутка бога Пана – уродец с кривой спиной и бриллиантом вместо глаза.
Он коснулся металлического лонжерона и обжег руку. Никак не привыкнешь, подумал он, отдергивая руку. После двухдневного ковыряния в этих обломках ладони и пальцы покрылись волдырями. На крыле можно было жарить яичницу.
Во рту жгло. Только это напоминало ему о том, что у него есть тело, которому скоро предстоит умереть. Это его не пугало – расстраиваться не было никакого смысла, но стыдно умирать как раз в тот момент, когда поставил перед собой прекрасную задачу. Похоже, это будет единственная задача, которую ему так и не удастся решить. Он почти сожалел, что она пришла ему на ум.
В этом месте груз пробил корпус самолета: когда машину завертело, разлетелись по сторонам буровые наконечники из клети; на первых фазах торможения их швырнуло вперед, поломав задние сиденья, пока самолет вертелся волчком; затем центробежная сила направила их в бок фюзеляжа, и теперь они валялись разбросанными по песку, а на некоторых остались куски мяса с почерневшей кровью. Он обратил на это внимание еще вчера и удивлялся, почему нет мух, до тех пор, пока не понял, что здесь не выживает ничто – даже муха.
Он перебирал в уме цифры и названия своих любимых понятий: габариты, вес, рычаги и отношения момента, ожидаемая подъемная сила, лобовое сопротивление и угол атаки несущих поверхностей, ракурс и кривизна того, к чему испытывал наибольшее влечение, – крыла. Он мечтал обо всем этом, как поэт, отыскивающий драгоценные рифмы среди нагромождения словесного мусора.
Задача была красивой, но и сложной. Жаль было оставлять ее нерешенной. Всю свою жизнь он не уклонялся от задач, но теперь выбора не было. Можно сказать, смерть – это способ уклониться от решений.
Чья-то тень приблизилась к его собственной, и ему это не понравилось. Прошел час с того времени, как он их оставил, но они все еще были ему противны за то, что не согласились с его идеей.
– Раньше мы вас не видели на нефтеразработках.
Он нарочно прикрыл глаза – как будто удалив человека из поля своего зрения, можно лишить его существования. Тянулась тяжелая жаркая тишина.
– Вы бурильщик?
– Нет, – ответил он, все же глянув на подошедшего. Им оказался штурман. Штурман был ему не так отвратителен, потому что обладал техническим умом и мыслил цифрами.
– Не в отпуск же вы сюда явились, – сказал Моран, и Стрингер опять возненавидел его.
– Как ни странно, в отпуск. – Слишком легко люди хватаются за готовые ответы. – Мой брат – геофизик-аналитик в Джебел Сарра. Я навещал его. – Он был не прочь поговорить о брате: Джек обладал великолепным умом, он им гордился.
Моран стоял, уперев руки в бедра, по лицу катился пот, и его поражало, как этот мальчишка может часами стоять на солнце. На нем даже не видно испарины. Все же стоит поговорить насчет его предложения. Если им суждено отдать концы, то уж лучше так...
– Вы тоже геофизик?
– Нет.
Моран подождал еще, но разъяснении не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Кроу тихонько удалился в самолет, чтобы поговорить с мальчиком-немцем, но Кепель спал. Внутрь салона проникал солнечный свет через дыру в крыше, проломленную стойкой. На свету голова юноши была золотистой и лицо тоже – на щетине блестели капельки пота. Он был похож на спящее божество. Кроу нашел кусок материи и заткнул дыру, но и сейчас лицо Кепеля озарялось остатками тлеющей в нем жизни.
Обезьянка не спала, но пить не хотела.
– Бимбо, – нежно заговаривал с ней Кроу. – Бедный Бимбо, все будет хорошо.
В глазках животного он мог видеть свое отражение. О чем она думает? Какие мысли бывают у обезьян? Те же, что и у всех теперь. Пить. Но заставить ее попить не удалось. Он вышел наружу и уселся в тени.
Стрингер держался особняком. Невзирая на жгучее солнце, все продолжал осматривать обломки, весь погруженный в себя.
Тилни пошел за следующей пригоршней фиников. Уже двое суток он ел их, как конфеты. Лумис решился выпить вторую порцию воды за этот день – один полный глоток из бутылки. Для этого он отошел в сторону, потому что кое-кто уже покончил со своей дневной нормой – один вид вскинутой над головой бутылки был бы жестокостью по отношению к ним.
Белами сидел на парашютном мешке, жмурясь от солнца. Его солнечные очки сломались при посадке. До него донеслись слова Кроу:
– А все-таки нам повезло.
– Повезло? – удивился Белами.
– Повезло, что мы здесь, а не там. – Кроу думал о Харрисе и Робе. И о бедняге Тракере.
Снова нависло молчание.
Тилни доел последний финик. Слышно было его неровное дыхание.
– Они найдут нас, – бормотал он, – обязательно найдут, правда?
Никто не отвечал. "Бедняга", – подумал Кроу и обратился к Белами:
– Слышал про трех черепах?
– Про кого? – глаза Белами были зажмурены.
– Они сидели на большой скале на берегу моря – Том, Дик и Гарри. День был жаркий, вроде как сегодня, и они заспорили, кому идти за пивом...
Вернулся Лумис и тихо присел под тентом.
– Гарри проиграл, и идти выпало ему. Прошло шесть месяцев, и Том спросил у Дика: "Послушай, а не слишком ли долго Гарри несет нам пиво?" И тут они услыхали из-за скалы голос Гарри: "Еще одно слово, и я совсем не пойду".
Преувеличенно громко рассмеялся один Уотсон, и снова навалилось молчание. Кроу кусал губы и проклинал себя за то, что вспомнил о пиве, но было поздно.
Все слышали, как дышит Тилни, – то был звук самого страха.
Лицо обжигала жара. Столб дыма бросал на песок полосу тени – дорогу, не имевшую конца.
Кто-то вернулся под полог, Белами открыл глаза и увидел Стрингера. Он поочередно оглядел каждого из них, требуя к себе внимания. На фоне яркого песка лица его не было видно, только очки.
– Я исследовал самолет. – Он замолчал, видимо, хотел убедиться, что его слушают.
– Вы? – удивился Таунс.
– Да. – У него был тихий вкрадчивый голос, как у нервного школьника. – У нас есть все необходимое, чтобы построить новый самолет и улететь.
Семеро мужчин молча глядели на него. Таунс осведомился:
– Вы шутите?
Стрингер отвернулся.
– Я так и думал, что вы скажете нечто в этом роде. – И он отошел, обиженно ссутулившись.
Минуту спустя, Кроу сказал:
– Шутка вышла неудачная.
– Лучше, чем твоя про черепах, – ответил Белами.
Снова надвинулось гнетущее молчание.
Глава 6
Его неподвижная тень кривилась на ломаных панелях фюзеляжа, безжалостное солнце, проходя через линзы очков, разноцветно искрило. Узелки на носовом платке, закрывавшем голову, торчали на его тени, как рожки, будто еще одна шутка бога Пана – уродец с кривой спиной и бриллиантом вместо глаза.
Он коснулся металлического лонжерона и обжег руку. Никак не привыкнешь, подумал он, отдергивая руку. После двухдневного ковыряния в этих обломках ладони и пальцы покрылись волдырями. На крыле можно было жарить яичницу.
Во рту жгло. Только это напоминало ему о том, что у него есть тело, которому скоро предстоит умереть. Это его не пугало – расстраиваться не было никакого смысла, но стыдно умирать как раз в тот момент, когда поставил перед собой прекрасную задачу. Похоже, это будет единственная задача, которую ему так и не удастся решить. Он почти сожалел, что она пришла ему на ум.
В этом месте груз пробил корпус самолета: когда машину завертело, разлетелись по сторонам буровые наконечники из клети; на первых фазах торможения их швырнуло вперед, поломав задние сиденья, пока самолет вертелся волчком; затем центробежная сила направила их в бок фюзеляжа, и теперь они валялись разбросанными по песку, а на некоторых остались куски мяса с почерневшей кровью. Он обратил на это внимание еще вчера и удивлялся, почему нет мух, до тех пор, пока не понял, что здесь не выживает ничто – даже муха.
Он перебирал в уме цифры и названия своих любимых понятий: габариты, вес, рычаги и отношения момента, ожидаемая подъемная сила, лобовое сопротивление и угол атаки несущих поверхностей, ракурс и кривизна того, к чему испытывал наибольшее влечение, – крыла. Он мечтал обо всем этом, как поэт, отыскивающий драгоценные рифмы среди нагромождения словесного мусора.
Задача была красивой, но и сложной. Жаль было оставлять ее нерешенной. Всю свою жизнь он не уклонялся от задач, но теперь выбора не было. Можно сказать, смерть – это способ уклониться от решений.
Чья-то тень приблизилась к его собственной, и ему это не понравилось. Прошел час с того времени, как он их оставил, но они все еще были ему противны за то, что не согласились с его идеей.
– Раньше мы вас не видели на нефтеразработках.
Он нарочно прикрыл глаза – как будто удалив человека из поля своего зрения, можно лишить его существования. Тянулась тяжелая жаркая тишина.
– Вы бурильщик?
– Нет, – ответил он, все же глянув на подошедшего. Им оказался штурман. Штурман был ему не так отвратителен, потому что обладал техническим умом и мыслил цифрами.
– Не в отпуск же вы сюда явились, – сказал Моран, и Стрингер опять возненавидел его.
– Как ни странно, в отпуск. – Слишком легко люди хватаются за готовые ответы. – Мой брат – геофизик-аналитик в Джебел Сарра. Я навещал его. – Он был не прочь поговорить о брате: Джек обладал великолепным умом, он им гордился.
Моран стоял, уперев руки в бедра, по лицу катился пот, и его поражало, как этот мальчишка может часами стоять на солнце. На нем даже не видно испарины. Все же стоит поговорить насчет его предложения. Если им суждено отдать концы, то уж лучше так...
– Вы тоже геофизик?
– Нет.
Моран подождал еще, но разъяснении не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51