..
– Используйте балласт – нечто такое, что не погибнет, когда машина разобьется...
– У меня нет намерения менять конструкцию на данной стадии, мистер Таунс...
– Фрэнк... – попытался вмешаться Моран, но тот не дал ему сказать.
– В таком случае, наше соглашение расторгнуто...
– Фрэнк. – Моран взял его за руку и увлек в сторону. – Это наш единственный шанс, и мы попусту теряем время, потому что все готовы ухватиться за него – кроме тебя. Ты думаешь только о своем положении – тебя беспокоит не то, что могут погибнуть люди, а лишь то обстоятельство, будешь ли ты виноват. Оставь к черту свои беспокойства – остальных они не касаются. Все, чего мы хотим, – это выжить, если сумеем, а если нет, то и винить будет некого. Ты предлагаешь сидеть здесь на задницах и ждать, пока иссякнет вода и придет смерть? Но и в этом ты будешь виноват, Фрэнк! Так что, если хочешь затеять процесс против самого себя, то пожалуйста, это очень просто: Фрэнк Таунс – виновник крушения "Скайтрака" и гибели четырнадцати человек. Виновник! Потому что не захотел брать на себя ответственность...
– Лью, ради бога...
– Нет уж, выслушай до конца! Давай-иди, катайся по земле, посыпай себе голову пеплом, вымажись дерьмом – предайся самобичеванию. Но когда все это кончится, приди и помоги нам построить самолет, потому что, если на этом свете найдется для нас хоть капля воды, мы улетим отсюда так же, как сюда прилетели, и нашим пилотом будешь ты.
Моран резко повернулся и решительно направился к самолету.
– Мы начинаем, – сказал он Стрингеру.
– Если мистер Таунс решит нам помочь, – проскрипел конструктор.
Неплохо бы хорошенько влепить по этой чопорной физиономии и заставить умолкнуть этот нудный голос. Но это был бы также и единственный в своем роде способ самоубийства.
– Мистер Таунс, – вполне официально произнес Моран, – присоединится к нам чуть позже.
Глава 13
Ночная работа прошла успешно. Они действовали, как роботы, как механические существа, рабы машины, которую возводили. В ночной темноте все, как Стрингер, были одержимы страстью преодолевать трудности, изобретать и импровизировать – короче, построить аэроплан. Бедами даже похолодел от пришедшей ему на ум странной мысли: они должны закончить работу прежде, чем умрут, только после того, как будет сделано дело, можно спокойно умереть. На какое-то время он забыл даже о причине, заставлявшей их строить самолет, – его просто нужно было закончить до того, как все погибнут.
Он понимал абсурдность своей мысли – это его и тревожило. Нелепостям нет места в этом мире, составленном из трех стихий: жизни, смерти и пустыни. "Мы тронулись", – сказал вчера Кроу. И малоутешительным было то, что единственным из них, кто никогда не тронется, был Стрингер – потому что он и так ненормальный. Одержимый! Не будет странным, если, закончив и подготовив к полету самолет, он отойдет на пару шагов, осмотрит свою работу и скажет: "Как я и предсказывал... никаких проблем". И, довольный, замертво упадет на землю.
Это было видно по тому, как он работал. Не суетился и не брал передышек, как другие, чтобы полюбоваться звездами или полежать немного на стылом песке. Для него звезд не было, не существовало – его звездами были детали конструкции. Тело его не чувствовало боли.
Кроу уже выразил эту истину: Стрингер – не человек. Ночью все в какой-то мере были, как Стрингер: группа безумцев, затерявшихся в пустыне и строящих для себя летающую гробницу. В воздухе разносились ритуальные заклинания: "Еще дюйм в эту сторону... не сходится хомутик... поднимайте за край..." Командовал в основном Стрингер, Король Стрингер, можете звать его хоть господом богом, только не запросто Стрингером, не то он сложит свои инструменты, и никому уже тогда не выбраться из пустыни.
Белами потерял всякую связь с тем, что делал, но руки работали и подчинялись чужим указаниям. Так же работали и другие – автоматы, лишенные всего человеческого, как и этот спесивый очкарик, ни в чем не видящий проблем.
К утру крыло было водружено на место, болты вставлены и закреплены. Они отошли в сторону и залюбовались своим творением. Белами, все еще погруженный в свои мечтания, испугался, что Стрингер сейчас скажет: "Как я и предсказывал..." – и умрет.
Первым, однако, заговорил Моран:
– Похоже на самолет.
Рассвет высветил возникшую за ночь новую форму, присутствие ее навевало некий мистический страх: эта машина унесет их в один прекрасный день в другой мир – от песка, смерти и жажды к зеленым деревьям, ручьям и дорогим лицам. Эта машина наделена властью одарить их еще тридцатью, пятьюдесятью годами жизни. Через год от них может остаться в этом богом забытом месте только горка обглоданных костей – но они могут и очутиться в совсем другом мире – сидеть, например, на крикетном матче, в тени каштана, с пивной кружкой в руках. Только эта машина способна преодолеть единственную настоящую границу, известную человеку, и они вместе с ней. Какими бы разными путями ни приходили они к этой мысли, для всех она значила одно и то же, в ней была заключена их надежда на жизнь.
– Похоже на самолет, – громче повторил Моран.
Кроу пошевелил пересохшим языком:
– Похоже, черт меня побери!
Крыло было укреплено в гнезде параллельно другому. Между ними натянули трос к тому месту на двигателе, где предстояло установить стойку, – и конструкция приобрела форму аэроплана: два распростертых крыла и три ножа пропеллера. Вчера Таунс видел нагромождение обломков, еще более бесформенное из-за снятого и водруженного на крышу крыла. Он не мог выразить словами своих чувств. Такое ощущение испытывает каждый пилот, когда его самолет неподвижно стоит в начале взлетной полосы и башня дает разрешение на взлет. Душой он был уже в полете.
Стрингер стоял в стороне, осматривая линии конструкции, уже весь в следующей операции: установке стойки и натяжении тросов. Они будут держать новое крыло.
– Смотрится так, будто вот-вот взлетит, – заметил Белами.
Таунс с отяжелевшим от усталости телом направился к старому фюзеляжу. Проведя рукой по крылу и глянув на сухие пальцы, он проворчал:
– Жаль, что этого никогда не случится.
И впервые за это утро они задумались о своем положении. Росы опять нет. У них был бензин, было масло, был самолет, но не было того, чем можно поддержать искру жизни.
Стрингер молча отвернулся, и Моран подумал: намеренно ли сказал это Фрэнк? Вероятно. Потому что ночью верх взял Стрингер.
Поднялось солнце. Они почувствовали его тепло – скоро оно перейдет в нестерпимый жар. Ночи как будто не было.
Вот оно залило песчаный океан. Вздыбились на фоне неба горбы дюн, и вдруг Белами увидел плывущие над восточным горизонтом вертолеты: один за другим они беззвучно пролетали прямо по солнечному диску, три красные тени, отраженные в водяном мираже, всегда возникавшем здесь на рассвете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Используйте балласт – нечто такое, что не погибнет, когда машина разобьется...
– У меня нет намерения менять конструкцию на данной стадии, мистер Таунс...
– Фрэнк... – попытался вмешаться Моран, но тот не дал ему сказать.
– В таком случае, наше соглашение расторгнуто...
– Фрэнк. – Моран взял его за руку и увлек в сторону. – Это наш единственный шанс, и мы попусту теряем время, потому что все готовы ухватиться за него – кроме тебя. Ты думаешь только о своем положении – тебя беспокоит не то, что могут погибнуть люди, а лишь то обстоятельство, будешь ли ты виноват. Оставь к черту свои беспокойства – остальных они не касаются. Все, чего мы хотим, – это выжить, если сумеем, а если нет, то и винить будет некого. Ты предлагаешь сидеть здесь на задницах и ждать, пока иссякнет вода и придет смерть? Но и в этом ты будешь виноват, Фрэнк! Так что, если хочешь затеять процесс против самого себя, то пожалуйста, это очень просто: Фрэнк Таунс – виновник крушения "Скайтрака" и гибели четырнадцати человек. Виновник! Потому что не захотел брать на себя ответственность...
– Лью, ради бога...
– Нет уж, выслушай до конца! Давай-иди, катайся по земле, посыпай себе голову пеплом, вымажись дерьмом – предайся самобичеванию. Но когда все это кончится, приди и помоги нам построить самолет, потому что, если на этом свете найдется для нас хоть капля воды, мы улетим отсюда так же, как сюда прилетели, и нашим пилотом будешь ты.
Моран резко повернулся и решительно направился к самолету.
– Мы начинаем, – сказал он Стрингеру.
– Если мистер Таунс решит нам помочь, – проскрипел конструктор.
Неплохо бы хорошенько влепить по этой чопорной физиономии и заставить умолкнуть этот нудный голос. Но это был бы также и единственный в своем роде способ самоубийства.
– Мистер Таунс, – вполне официально произнес Моран, – присоединится к нам чуть позже.
Глава 13
Ночная работа прошла успешно. Они действовали, как роботы, как механические существа, рабы машины, которую возводили. В ночной темноте все, как Стрингер, были одержимы страстью преодолевать трудности, изобретать и импровизировать – короче, построить аэроплан. Бедами даже похолодел от пришедшей ему на ум странной мысли: они должны закончить работу прежде, чем умрут, только после того, как будет сделано дело, можно спокойно умереть. На какое-то время он забыл даже о причине, заставлявшей их строить самолет, – его просто нужно было закончить до того, как все погибнут.
Он понимал абсурдность своей мысли – это его и тревожило. Нелепостям нет места в этом мире, составленном из трех стихий: жизни, смерти и пустыни. "Мы тронулись", – сказал вчера Кроу. И малоутешительным было то, что единственным из них, кто никогда не тронется, был Стрингер – потому что он и так ненормальный. Одержимый! Не будет странным, если, закончив и подготовив к полету самолет, он отойдет на пару шагов, осмотрит свою работу и скажет: "Как я и предсказывал... никаких проблем". И, довольный, замертво упадет на землю.
Это было видно по тому, как он работал. Не суетился и не брал передышек, как другие, чтобы полюбоваться звездами или полежать немного на стылом песке. Для него звезд не было, не существовало – его звездами были детали конструкции. Тело его не чувствовало боли.
Кроу уже выразил эту истину: Стрингер – не человек. Ночью все в какой-то мере были, как Стрингер: группа безумцев, затерявшихся в пустыне и строящих для себя летающую гробницу. В воздухе разносились ритуальные заклинания: "Еще дюйм в эту сторону... не сходится хомутик... поднимайте за край..." Командовал в основном Стрингер, Король Стрингер, можете звать его хоть господом богом, только не запросто Стрингером, не то он сложит свои инструменты, и никому уже тогда не выбраться из пустыни.
Белами потерял всякую связь с тем, что делал, но руки работали и подчинялись чужим указаниям. Так же работали и другие – автоматы, лишенные всего человеческого, как и этот спесивый очкарик, ни в чем не видящий проблем.
К утру крыло было водружено на место, болты вставлены и закреплены. Они отошли в сторону и залюбовались своим творением. Белами, все еще погруженный в свои мечтания, испугался, что Стрингер сейчас скажет: "Как я и предсказывал..." – и умрет.
Первым, однако, заговорил Моран:
– Похоже на самолет.
Рассвет высветил возникшую за ночь новую форму, присутствие ее навевало некий мистический страх: эта машина унесет их в один прекрасный день в другой мир – от песка, смерти и жажды к зеленым деревьям, ручьям и дорогим лицам. Эта машина наделена властью одарить их еще тридцатью, пятьюдесятью годами жизни. Через год от них может остаться в этом богом забытом месте только горка обглоданных костей – но они могут и очутиться в совсем другом мире – сидеть, например, на крикетном матче, в тени каштана, с пивной кружкой в руках. Только эта машина способна преодолеть единственную настоящую границу, известную человеку, и они вместе с ней. Какими бы разными путями ни приходили они к этой мысли, для всех она значила одно и то же, в ней была заключена их надежда на жизнь.
– Похоже на самолет, – громче повторил Моран.
Кроу пошевелил пересохшим языком:
– Похоже, черт меня побери!
Крыло было укреплено в гнезде параллельно другому. Между ними натянули трос к тому месту на двигателе, где предстояло установить стойку, – и конструкция приобрела форму аэроплана: два распростертых крыла и три ножа пропеллера. Вчера Таунс видел нагромождение обломков, еще более бесформенное из-за снятого и водруженного на крышу крыла. Он не мог выразить словами своих чувств. Такое ощущение испытывает каждый пилот, когда его самолет неподвижно стоит в начале взлетной полосы и башня дает разрешение на взлет. Душой он был уже в полете.
Стрингер стоял в стороне, осматривая линии конструкции, уже весь в следующей операции: установке стойки и натяжении тросов. Они будут держать новое крыло.
– Смотрится так, будто вот-вот взлетит, – заметил Белами.
Таунс с отяжелевшим от усталости телом направился к старому фюзеляжу. Проведя рукой по крылу и глянув на сухие пальцы, он проворчал:
– Жаль, что этого никогда не случится.
И впервые за это утро они задумались о своем положении. Росы опять нет. У них был бензин, было масло, был самолет, но не было того, чем можно поддержать искру жизни.
Стрингер молча отвернулся, и Моран подумал: намеренно ли сказал это Фрэнк? Вероятно. Потому что ночью верх взял Стрингер.
Поднялось солнце. Они почувствовали его тепло – скоро оно перейдет в нестерпимый жар. Ночи как будто не было.
Вот оно залило песчаный океан. Вздыбились на фоне неба горбы дюн, и вдруг Белами увидел плывущие над восточным горизонтом вертолеты: один за другим они беззвучно пролетали прямо по солнечному диску, три красные тени, отраженные в водяном мираже, всегда возникавшем здесь на рассвете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51