Вокруг толпились жители поселка, но сейчас они расступились, освобождая проход для своего вождя, шедшего навстречу необыкновенным пришельцам. Их было двадцать.
— Добро пожаловать в Кекоутан, — произнес Починс, высоко держа голову.
Его головной убор из перьев орла трепетал под весенним ветерком. Он подошел к тассентассам поближе. Покахонтас обратила внимание, что он на голову выше любого из чужестранцев. Большинство людей Починса были такого же роста или даже выше. Один из бледных людей выступил вперед и протянул руку. Зачем? Он ничего не предлагал. Чужой слегка повернулся, и Покахонтас увидела, что у него только одна рука. Пустой рукав болтался, свободный от кости и плоти. Затем грязный человек заговорил, звуки не были похожи ни на одно наречие, которое когда-либо слышала Покахонтас. Она внимательно слушала, от всей души желая понять, что он говорит, но тщетно. Другой тассентасс сказал что-то на том же странном языке. Они перебивали друг друга, торопясь высказаться. Какие они грубые! Даже не поклонились Починсу, который в сотни раз великолепнее любого из них.
Она недоумевала, почему Починс не гневается на них за плохие манеры, а, казалось, не замечает их. Лишь жестом он указал в сторону ворот в ограде и повернулся, чтобы ввести тассентассов в поселок. Небо было по-закатному красное, с залива дул прохладный ветер. В воздухе танцевали светляки, окружая толпу сотнями мерцающих огоньков. Древесный дым смешивался с ароматом цветов и соленым морским воздухом.
Прислуживавшие женщины принесли циновки, но чужие люди, похоже, не понимали, для чего они предназначены. Они стояли в нерешительности, пока не увидели, что Починс садится. И вид пищи, казалось, успокоил их. Тассентассы набросились на еду, словно давным-давно не ели. Слава о стряпухах Починса распространилась далеко. В этот день они приготовили устрицы, крабы, индейку, оленину, кукурузный хлеб и нежные землянику и чернику.
Покахонтас не сводила с тассентассов глаз. Она отказалась сесть подле Починса, хотя ее ранг позволял ей это, и ушла в конец ряда, ближе к братьям. Она хотела быть поближе к тассентассам, но вскоре пожалела об этом.
Она едва владела собой и с трудом сохраняла вежливое, бесстрастное выражение лица. Они пахли ужасно, как и сказал Номех, но это не был запах хорька. Он был тяжелым и кислым, так пахнут люди, когда они больны и не могут купаться. Покахонтас могла припомнить лишь пару случаев, когда так пахли паухэтаны, потому что болели они редко. Она наблюдала за чужими людьми и думала: «Они не нравятся мне. Они — животные».
Она не видела на их одежде никаких знаков отличия, позволявших судить об их положении. К поясу у них были прикреплены странные предметы. Не ножи и не мечи: что-то длинное и блестящее с темным, большим выступом с одной стороны. «Интересно, что это у них — оружие?» — подумала Покахонтас. Мужчины не выказывали никакой настороженности, как поступили бы на их месте воины паухэтанов, окажись они во вражеском селении. И они ели. Наконец Починс, махнув рукой, услал прислуживавших женщин, достал свою трубку и предложил по трубке каждому из чужестранцев. Было очевидно, что они никогда не видели трубки, но по движениям их рук она поняла, что с табаком они знакомы.
Внезапно она обнаружила, что понимает их жесты. По их лицам легко было читать, и они не скрывали своих мыслей. На мгновение Покахонтас ощутила свое превосходство. Она не ожидала, что это ей удастся так скоро, и ее охватило нетерпеливое возбуждение от открывающихся возможностей. Ей хотелось бы побыть с ними одной, чтобы побольше узнать о них.
Починс подал знак жителям поселка, что настало время церемоний, и жрец начал свою песню. Предстоял танец-приветствие. Это был не тот живой праздничный танец, который любила Покахонтас, но, по крайней мере, и не обычные словесные выступления. Паухэтаны были красноречивы. Рядовая речь длилась от двух до четырех часов, но поскольку тассентассы не могли понять ни слова, Починс решил опустить ее. Покахонтас танцевала то кружась, то гордо выступая, и видела, что они наблюдают за представлением. Они сидели спокойно, их лица ничего не выражали, они словно не знали, как себя вести на празднестве. Но она почувствовала: они знают, что невнимание невежливо. Может, в конце концов, они не так уж примитивны.
Танцоры остановились. Танец был длинным, поскольку они хотели оказать честь этим непонятным людям, и теперь все глаза повернулись к тассентассам. Они собрались тесной группой и шептались между собой. Один из них вытащил коричневую сумку и показал ее однорукому, который, вероятно, был у них главным. Своей единственной рукой он вытащил цепь с прикрепленными к ней предметами, каких Покахонтас никогда не видела. Но светляки облепили эти волшебные предметы, и, казалось, они пляшут и искрятся светом. Они были похожи на замерзшие шарики воздуха. Глубокий вздох потряс толпу. Главный подошел к Починсу и протянул ему цепь. Починс колебался, толпа молчала. Покахонтас хотелось подойти и встряхнуть его. Неужели он не видит, что эта драгоценная, редкостная вещь — залог дружбы? Наконец Починс принял подношение, и толпа еще раз вздохнула — с облегчением. Главный еще раз обратился к сумке и достал еще одну цепь. На этот раз украшения были небесно-голубого цвета. При виде такой красоты у Покахонтас перехватило дыхание. Как повезло Починсу, как невероятно повезло женам Починса!
Покахонтас вдруг поняла, почему Починс пригласил тассентассов в Кекоутан. Бледные люди уже высаживались на эти берега, и Починс знал, что они обладают такими сокровищами. И хотя он также знал, что Паухэтан называет незнакомцев врагами, жадность взяла в нем верх. И еще: ему тассентассы, кажется, нравятся. Починс не захотел подчиниться приказам отца. «Мой брат — бесстрашный человек», — подумала Покахонтас.
Починс и предводитель чужих обменялись поклонами, а Покахонтас прикидывала, как бы ухитриться поговорить с грязными людьми. Если бы она была постарше, ее могли попросить согреть постель одному из них. Ахонэ! Какое суровое испытание из-за этого запаха! Но Починс наверняка попросит жен отвести чужих к реке и вымыть их. Затем самых миловидных предложат им на ночь — для удовольствия тела и удовлетворения вожделения. Но она знала, что ее никогда не попросят из-за ее положения.
Свежим весенним утром, когда чайки низко кружат над синим морем, Покахонтас торопилась с купания ко входу в ограде. Ей нетерпелось как можно скорее увидеть чужеземцев. Обогнув угол, она заметила, что они стоят все вместе и спокойно разговаривают между собой, а к ним идет Починс, сопровождаемый воинами.
Она поняла, что они собираются уходить. Сердце у нее упало. Она так хотела поговорить с ними, снова услышать их голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Добро пожаловать в Кекоутан, — произнес Починс, высоко держа голову.
Его головной убор из перьев орла трепетал под весенним ветерком. Он подошел к тассентассам поближе. Покахонтас обратила внимание, что он на голову выше любого из чужестранцев. Большинство людей Починса были такого же роста или даже выше. Один из бледных людей выступил вперед и протянул руку. Зачем? Он ничего не предлагал. Чужой слегка повернулся, и Покахонтас увидела, что у него только одна рука. Пустой рукав болтался, свободный от кости и плоти. Затем грязный человек заговорил, звуки не были похожи ни на одно наречие, которое когда-либо слышала Покахонтас. Она внимательно слушала, от всей души желая понять, что он говорит, но тщетно. Другой тассентасс сказал что-то на том же странном языке. Они перебивали друг друга, торопясь высказаться. Какие они грубые! Даже не поклонились Починсу, который в сотни раз великолепнее любого из них.
Она недоумевала, почему Починс не гневается на них за плохие манеры, а, казалось, не замечает их. Лишь жестом он указал в сторону ворот в ограде и повернулся, чтобы ввести тассентассов в поселок. Небо было по-закатному красное, с залива дул прохладный ветер. В воздухе танцевали светляки, окружая толпу сотнями мерцающих огоньков. Древесный дым смешивался с ароматом цветов и соленым морским воздухом.
Прислуживавшие женщины принесли циновки, но чужие люди, похоже, не понимали, для чего они предназначены. Они стояли в нерешительности, пока не увидели, что Починс садится. И вид пищи, казалось, успокоил их. Тассентассы набросились на еду, словно давным-давно не ели. Слава о стряпухах Починса распространилась далеко. В этот день они приготовили устрицы, крабы, индейку, оленину, кукурузный хлеб и нежные землянику и чернику.
Покахонтас не сводила с тассентассов глаз. Она отказалась сесть подле Починса, хотя ее ранг позволял ей это, и ушла в конец ряда, ближе к братьям. Она хотела быть поближе к тассентассам, но вскоре пожалела об этом.
Она едва владела собой и с трудом сохраняла вежливое, бесстрастное выражение лица. Они пахли ужасно, как и сказал Номех, но это не был запах хорька. Он был тяжелым и кислым, так пахнут люди, когда они больны и не могут купаться. Покахонтас могла припомнить лишь пару случаев, когда так пахли паухэтаны, потому что болели они редко. Она наблюдала за чужими людьми и думала: «Они не нравятся мне. Они — животные».
Она не видела на их одежде никаких знаков отличия, позволявших судить об их положении. К поясу у них были прикреплены странные предметы. Не ножи и не мечи: что-то длинное и блестящее с темным, большим выступом с одной стороны. «Интересно, что это у них — оружие?» — подумала Покахонтас. Мужчины не выказывали никакой настороженности, как поступили бы на их месте воины паухэтанов, окажись они во вражеском селении. И они ели. Наконец Починс, махнув рукой, услал прислуживавших женщин, достал свою трубку и предложил по трубке каждому из чужестранцев. Было очевидно, что они никогда не видели трубки, но по движениям их рук она поняла, что с табаком они знакомы.
Внезапно она обнаружила, что понимает их жесты. По их лицам легко было читать, и они не скрывали своих мыслей. На мгновение Покахонтас ощутила свое превосходство. Она не ожидала, что это ей удастся так скоро, и ее охватило нетерпеливое возбуждение от открывающихся возможностей. Ей хотелось бы побыть с ними одной, чтобы побольше узнать о них.
Починс подал знак жителям поселка, что настало время церемоний, и жрец начал свою песню. Предстоял танец-приветствие. Это был не тот живой праздничный танец, который любила Покахонтас, но, по крайней мере, и не обычные словесные выступления. Паухэтаны были красноречивы. Рядовая речь длилась от двух до четырех часов, но поскольку тассентассы не могли понять ни слова, Починс решил опустить ее. Покахонтас танцевала то кружась, то гордо выступая, и видела, что они наблюдают за представлением. Они сидели спокойно, их лица ничего не выражали, они словно не знали, как себя вести на празднестве. Но она почувствовала: они знают, что невнимание невежливо. Может, в конце концов, они не так уж примитивны.
Танцоры остановились. Танец был длинным, поскольку они хотели оказать честь этим непонятным людям, и теперь все глаза повернулись к тассентассам. Они собрались тесной группой и шептались между собой. Один из них вытащил коричневую сумку и показал ее однорукому, который, вероятно, был у них главным. Своей единственной рукой он вытащил цепь с прикрепленными к ней предметами, каких Покахонтас никогда не видела. Но светляки облепили эти волшебные предметы, и, казалось, они пляшут и искрятся светом. Они были похожи на замерзшие шарики воздуха. Глубокий вздох потряс толпу. Главный подошел к Починсу и протянул ему цепь. Починс колебался, толпа молчала. Покахонтас хотелось подойти и встряхнуть его. Неужели он не видит, что эта драгоценная, редкостная вещь — залог дружбы? Наконец Починс принял подношение, и толпа еще раз вздохнула — с облегчением. Главный еще раз обратился к сумке и достал еще одну цепь. На этот раз украшения были небесно-голубого цвета. При виде такой красоты у Покахонтас перехватило дыхание. Как повезло Починсу, как невероятно повезло женам Починса!
Покахонтас вдруг поняла, почему Починс пригласил тассентассов в Кекоутан. Бледные люди уже высаживались на эти берега, и Починс знал, что они обладают такими сокровищами. И хотя он также знал, что Паухэтан называет незнакомцев врагами, жадность взяла в нем верх. И еще: ему тассентассы, кажется, нравятся. Починс не захотел подчиниться приказам отца. «Мой брат — бесстрашный человек», — подумала Покахонтас.
Починс и предводитель чужих обменялись поклонами, а Покахонтас прикидывала, как бы ухитриться поговорить с грязными людьми. Если бы она была постарше, ее могли попросить согреть постель одному из них. Ахонэ! Какое суровое испытание из-за этого запаха! Но Починс наверняка попросит жен отвести чужих к реке и вымыть их. Затем самых миловидных предложат им на ночь — для удовольствия тела и удовлетворения вожделения. Но она знала, что ее никогда не попросят из-за ее положения.
Свежим весенним утром, когда чайки низко кружат над синим морем, Покахонтас торопилась с купания ко входу в ограде. Ей нетерпелось как можно скорее увидеть чужеземцев. Обогнув угол, она заметила, что они стоят все вместе и спокойно разговаривают между собой, а к ним идет Починс, сопровождаемый воинами.
Она поняла, что они собираются уходить. Сердце у нее упало. Она так хотела поговорить с ними, снова услышать их голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96