Отцу нравился их второй главный поселок, и перемена порадует его. Расаврак находился недалеко от Уттамуссака, и великий вождь сможет проводить время, наслаждаясь своими сокровищами.
Да, на закате она повидается с отцом, потому что у нее есть и другая новость. Уже две луны она не была в женском доме. Она чувствовала, что раздается, и была уверена, что носит ребенка Джона Смита. Она даже не допускала возможности, что зачала от Кокума. Сердце со всей ясностью говорило ей, что во время их последней встречи Смит подарил ей дитя, которое теперь жило в ней. Отец вряд ли не знает, что она наконец-то понесла. У него повсюду были глаза и уши, и уходившие в женский дом наверняка воспользовались случаем повысить свое положение, немедленно сообщив ему о ее отсутствии. Отец был добр и великодушен, несмотря на занятость с посещавшими его военными вождями, но он недолго останется в таком настроении. Начнется что-то страшное, когда она произведет на свет ребенка с волосами цвета солнца. Жрецы потребуют детского жертвоприношения, и ее младенец будет положен на священный жертвенник. Каким-то образом она должна спасти своего ребенка.
Она придумала план. Ближайшие несколько недель она будет вести себя, как раньше — станет озорной и очаровательной дочерью, чем усыпит бдительность отца. Она уговорит его ненадолго отправить ее и Кокума в одну из северных земель, тем более что сам он переберется во второй главный поселок. Она объяснит, что хочет быть рядом с Кокумом, когда он уйдет в поход против монаканов. И потом, она никогда не видела той части королевства.
Паухэтану такая мысль показалась превосходной, и он одобрил ее сразу же, едва Покахонтас изложила ее. Была и другая причина, по которой он согласился, чтобы она пожила среди патавомеков на реке Потомак. Его любимая дочь напомнила бы им об их могущественном правителе. Сам он давно не посещал те края.
Кокум тоже с готовностью откликнулся на предстоящее путешествие, хотя и удивился, что Покахонтас хочет попасть на север. Не теряя ни секунды, Мехта испросила у отца разрешение сопровождать сестру, которой, несомненно, понадобится ее помощь во время месяцев ожидания. Ее муж ушел с разведывательным отрядом на юг и не слишком часто мог навещать ее, но это ее и не волновало. Они все равно уедут не раньше, чем через две луны.
Вторая часть плана Покахонтас была проста. Родив ребенка, она переберется через Потомак и отдастся на милость соседнего племени тассентассов. Рослые, до семи футов, но при этом мирные люди, к тому же не слишком считавшиеся с паухэтанами, они защитят ее от них. Оттуда, из безопасного места, она сможет сообщить отцу о золотоволосом новорожденном. И если отец даст слово, что их обоих не постигнет кара, то никогда уже не нарушит его. Она боялась только первой вспышки отца, когда он может действовать сгоряча. Бежать с ребенком в Джеймстаун было нельзя, этим она навлекла бы на его обитателей гнев отца во всей его полноте. Так что ее план оставался единственно возможным.
С того самого дня, когда Покахонтас была спасена Кинтом и не дала приливу накрыть ее, она твердо верила, что однажды Смит даст о себе знать. Она постоянно молилась богу неба и Ахонэ, богине рек, прося встречи со Смитом. Узнав, что носит ребенка, она почувствовала, что получила какой-то ответ на свои молитвы, и каждый день приносила небольшую жертву.
Она часто думала о том, чтобы послать Смиту в Джеймстаун весточку о ребенке, но боялась, что он может предпринять действия, которые повредят им всем. Лучше подождать, пока родится ребенок, а потом решать, что делать дальше. В душе она была уверена, что Смит будет очень рад. Но даже при этом она хотела бы с кем-нибудь посоветоваться, но не было никого, кому она могла бы довериться. Она слышала, что в Джеймстауне появились английские женщины, и она мечтала о том, как было бы хорошо, если бы одна из них стала ее подругой.
За последний год Покахонтас все больше ощущала себя чужой среди своего народа. Она знала, что это произошло потому, что она стала рассуждать, как тассентассы. Постепенно она создала преграду между собой и своей семьей и друзьями. Это получилось не сознательно, а пришло с пониманием ценности другого мира и желанием узнать его.
«Правда в том, — думала она, — что теперь я не принадлежу ни к одному из народов. Но пока я здесь, я должна быть довольна жизнью в мире отца».
С кем она виделась очень часто, так это с Томасом Сейведжем, юношей ее возраста, которого адмирала Ньюпорт оставил у Паухэтана. Паухэтаны очень любили Томаса, он даже ел с блюда великого вождя. Паренек быстро научился их языку, но с Покахонтас говорил почти исключительно по-английски. Она хотела знать язык как можно лучше. В обмен она брала его с собой на охоту, но у него это плохо получалось. Он был слишком неуклюжим, и она добродушно растолковывала ему, что каждый его шаг способен всполошить весь лес.
— Я иду в Джеймстаун, — как-то прохладным утром, когда листья уже толстым ковром лежали под ногами, сказал ей Томас. — Твой отец хочет, чтобы я доставил Джорджу Перси послание. Он посылает меня с грузом индюшатины, сушеной оленины и кукурузы. Поселенцы голодают. Они не могут охотиться или обрабатывать землю, потому что соседние вожди снова вышли на тропу войны.
Покахонтас в сотый раз обдумала, стоит ли посылать весточку Смиту. Нет, лучше не надо. Она редко говорила с Томасом о колонистах, потому что боялась, что он может случайно рассказать о ее замечаниях отцу и возбудить его подозрения. Но почему отец так внезапно посылает все эти припасы ненавистным тассентассам? Он без сомнения был в ответе за все невзгоды, шедшие с юга, от которых сейчас страдали поселенцы.
— Почему ты должен увидеться с Перси, а не со Смитом? — спросила Покахонтас.
— Почти два месяца назад Смит вместе с Намоном уплыл в Англию, увозя в подарок королю Якову двадцать индеек и двух летучих белок.
Покахонтас показалось, что Томас Сейведж нанес ей удар в живот. На мгновенье она перестала слышать его голос. Должно быть, на ее лице отразилось пережитое ею потрясение. Она почувствовала, как он поддержал ее под руку, и, когда ее взгляд прояснился, увидела, что он озабоченно смотрит на нее.
— Ничего, — произнесла она. — Я внезапно начала терять сознание.
Покахонтас понимала, что это звучит неубедительно, но Томас спешил и не обратил на это внимания. Она действительно почувствовала себя физически плохо, но не поддалась. Теперь ей необходимо было оставаться сильной не только из-за себя. Но снова и снова в ее голове звучал один и тот же вопрос: «Как он мог уехать без единого слова? Как он мог?»
— Смит сказал, что, может быть, вернется на будущий год, — продолжал Томас. — Но как только он уплыл, чикахомини и виноки стали нападать на форт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Да, на закате она повидается с отцом, потому что у нее есть и другая новость. Уже две луны она не была в женском доме. Она чувствовала, что раздается, и была уверена, что носит ребенка Джона Смита. Она даже не допускала возможности, что зачала от Кокума. Сердце со всей ясностью говорило ей, что во время их последней встречи Смит подарил ей дитя, которое теперь жило в ней. Отец вряд ли не знает, что она наконец-то понесла. У него повсюду были глаза и уши, и уходившие в женский дом наверняка воспользовались случаем повысить свое положение, немедленно сообщив ему о ее отсутствии. Отец был добр и великодушен, несмотря на занятость с посещавшими его военными вождями, но он недолго останется в таком настроении. Начнется что-то страшное, когда она произведет на свет ребенка с волосами цвета солнца. Жрецы потребуют детского жертвоприношения, и ее младенец будет положен на священный жертвенник. Каким-то образом она должна спасти своего ребенка.
Она придумала план. Ближайшие несколько недель она будет вести себя, как раньше — станет озорной и очаровательной дочерью, чем усыпит бдительность отца. Она уговорит его ненадолго отправить ее и Кокума в одну из северных земель, тем более что сам он переберется во второй главный поселок. Она объяснит, что хочет быть рядом с Кокумом, когда он уйдет в поход против монаканов. И потом, она никогда не видела той части королевства.
Паухэтану такая мысль показалась превосходной, и он одобрил ее сразу же, едва Покахонтас изложила ее. Была и другая причина, по которой он согласился, чтобы она пожила среди патавомеков на реке Потомак. Его любимая дочь напомнила бы им об их могущественном правителе. Сам он давно не посещал те края.
Кокум тоже с готовностью откликнулся на предстоящее путешествие, хотя и удивился, что Покахонтас хочет попасть на север. Не теряя ни секунды, Мехта испросила у отца разрешение сопровождать сестру, которой, несомненно, понадобится ее помощь во время месяцев ожидания. Ее муж ушел с разведывательным отрядом на юг и не слишком часто мог навещать ее, но это ее и не волновало. Они все равно уедут не раньше, чем через две луны.
Вторая часть плана Покахонтас была проста. Родив ребенка, она переберется через Потомак и отдастся на милость соседнего племени тассентассов. Рослые, до семи футов, но при этом мирные люди, к тому же не слишком считавшиеся с паухэтанами, они защитят ее от них. Оттуда, из безопасного места, она сможет сообщить отцу о золотоволосом новорожденном. И если отец даст слово, что их обоих не постигнет кара, то никогда уже не нарушит его. Она боялась только первой вспышки отца, когда он может действовать сгоряча. Бежать с ребенком в Джеймстаун было нельзя, этим она навлекла бы на его обитателей гнев отца во всей его полноте. Так что ее план оставался единственно возможным.
С того самого дня, когда Покахонтас была спасена Кинтом и не дала приливу накрыть ее, она твердо верила, что однажды Смит даст о себе знать. Она постоянно молилась богу неба и Ахонэ, богине рек, прося встречи со Смитом. Узнав, что носит ребенка, она почувствовала, что получила какой-то ответ на свои молитвы, и каждый день приносила небольшую жертву.
Она часто думала о том, чтобы послать Смиту в Джеймстаун весточку о ребенке, но боялась, что он может предпринять действия, которые повредят им всем. Лучше подождать, пока родится ребенок, а потом решать, что делать дальше. В душе она была уверена, что Смит будет очень рад. Но даже при этом она хотела бы с кем-нибудь посоветоваться, но не было никого, кому она могла бы довериться. Она слышала, что в Джеймстауне появились английские женщины, и она мечтала о том, как было бы хорошо, если бы одна из них стала ее подругой.
За последний год Покахонтас все больше ощущала себя чужой среди своего народа. Она знала, что это произошло потому, что она стала рассуждать, как тассентассы. Постепенно она создала преграду между собой и своей семьей и друзьями. Это получилось не сознательно, а пришло с пониманием ценности другого мира и желанием узнать его.
«Правда в том, — думала она, — что теперь я не принадлежу ни к одному из народов. Но пока я здесь, я должна быть довольна жизнью в мире отца».
С кем она виделась очень часто, так это с Томасом Сейведжем, юношей ее возраста, которого адмирала Ньюпорт оставил у Паухэтана. Паухэтаны очень любили Томаса, он даже ел с блюда великого вождя. Паренек быстро научился их языку, но с Покахонтас говорил почти исключительно по-английски. Она хотела знать язык как можно лучше. В обмен она брала его с собой на охоту, но у него это плохо получалось. Он был слишком неуклюжим, и она добродушно растолковывала ему, что каждый его шаг способен всполошить весь лес.
— Я иду в Джеймстаун, — как-то прохладным утром, когда листья уже толстым ковром лежали под ногами, сказал ей Томас. — Твой отец хочет, чтобы я доставил Джорджу Перси послание. Он посылает меня с грузом индюшатины, сушеной оленины и кукурузы. Поселенцы голодают. Они не могут охотиться или обрабатывать землю, потому что соседние вожди снова вышли на тропу войны.
Покахонтас в сотый раз обдумала, стоит ли посылать весточку Смиту. Нет, лучше не надо. Она редко говорила с Томасом о колонистах, потому что боялась, что он может случайно рассказать о ее замечаниях отцу и возбудить его подозрения. Но почему отец так внезапно посылает все эти припасы ненавистным тассентассам? Он без сомнения был в ответе за все невзгоды, шедшие с юга, от которых сейчас страдали поселенцы.
— Почему ты должен увидеться с Перси, а не со Смитом? — спросила Покахонтас.
— Почти два месяца назад Смит вместе с Намоном уплыл в Англию, увозя в подарок королю Якову двадцать индеек и двух летучих белок.
Покахонтас показалось, что Томас Сейведж нанес ей удар в живот. На мгновенье она перестала слышать его голос. Должно быть, на ее лице отразилось пережитое ею потрясение. Она почувствовала, как он поддержал ее под руку, и, когда ее взгляд прояснился, увидела, что он озабоченно смотрит на нее.
— Ничего, — произнесла она. — Я внезапно начала терять сознание.
Покахонтас понимала, что это звучит неубедительно, но Томас спешил и не обратил на это внимания. Она действительно почувствовала себя физически плохо, но не поддалась. Теперь ей необходимо было оставаться сильной не только из-за себя. Но снова и снова в ее голове звучал один и тот же вопрос: «Как он мог уехать без единого слова? Как он мог?»
— Смит сказал, что, может быть, вернется на будущий год, — продолжал Томас. — Но как только он уплыл, чикахомини и виноки стали нападать на форт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96