Ее любознательность к окружающему, так долго подавляемая, вернулась, словно давно забытый друг. Ее разум ожил, и быстро, подобно полету колибри, в голове ее побежали мысли. Если бы она могла бегло говорить на их языке! — с огорчением подумала она. Запинаясь и помогая себе жестами, она по-английски расспросила о форте, о людях, которых знала, о Энрико и Бермуда-хандрид, новых поселках, про которые слышала. Она задавала вопросы обо всем, что попадалось ей на глаза — о мебели, навигационных инструментах, морских картах. Она так увлеклась вопросами и вежливыми ответами Эргалла, что только когда стало смеркаться, вздрогнув, увидела, что они с Эргаллом одни в капитанской каюте. Где Пасптанзе? Она приподнялась.
— Пожалуйста, принцесса, садитесь. Я полагаю, что они покинули корабль.
— Но мне тоже надо идти. Как они могли уйти без меня?
— Они и не собирались взять вас с собой.
Покахонтас стало страшно. Она сказала:
— Я не понимаю.
Выражение лица Эргалла было мягким, когда он отвечал:
— Мы хотим, чтобы вы некоторое время побыли с нами. Можно назвать это визитом.
— Мой отец придет в ярость и пошлет своих воинов. Вы разве не понимаете? Он сожжет ваши поселки и загонит вас всех в море!
— Дорогая принцесса, мы надеемся, что, раз вы с нами, нам удастся убедить вашего отца совсем прекратить нападения.
Гнев, словно удар, пронзил Покахонтас. Глаза ее засверкали и сузились. Она обрушила на стол удар кулаков. И резко выкрикнула на языке паухэтанов:
— Вы сделали меня пленницей... заложницей!
Удивленный Эргалл резко откинулся назад. Перед ним было совсем не то нежное создание, о котором ему рассказывали.
— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — попросил он. — Никто не причинит вам вреда. Вам будут оказываться все почести.
На мгновение Покахонтас потеряла дар речи. Она встала и принялась ходить по каюте. Как посмели они похитить ее, дочь самого могущественного в мире человека? Надо выбраться с этого корабля. Она должна передать Пасптанзе послание. Он пошлет воинов, и они немедленно освободят ее. Она быстро метнулась к двери, но Эргалл одним прыжком опередил ее и оторвал ее руки от задвижки. Молниеносным ударом Покахонтас нанесла ему удар по шее. Эргалл оттащил ее от двери и крепко держал, пока она пыталась высвободиться.
— Ты все-таки дикое создание, — сказал он ей на ухо. Ей чуть не сделалось дурно от исходившего от него запаха. Она обмякла, но Эргалл поддержал ее. — Ты прелестна. Ты не должна бояться, никто тебя не тронет.
Он положил ладонь на ее гладкие, черные волосы и задержал ее там. Это очень походило на ласку. Потом он отпустил ее.
Покахонтас встала перед ним, прижав руки к бокам, и сказала на своем плохом английском:
— Я не боюсь тебя. Я только хочу поговорить с вождем Пасптанзе.
— Боюсь, принцесса, что из этого не выйдет ничего хорошего. Именно он помог нам заполучить вас.
Покахонтас пошатнулась, будто ее ударили. Пасптанзе, добрый и верный вождь, предал ее! Она не верила своим ушам. Потом она припомнила предыдущий вечер, долгий разговор двух мужчин. Так вот что они тогда обсуждали. От гнева все ее тело начало содрогаться. Знали ли об этом ее братья? Ведь они должны были смотреть за ней. Они тоже оказались бесчестными? Или они ушли с молодыми воинами на север, ничего не зная о ее похищении? Эргалл вежливо ждал. Потом поклонился и сказал:
— Могу я показать вам, где вы будете спать? Завтра мы отплываем в Джеймстаун.
Во рту у нее пересохло, голос пресекался от злости.
— А как же моя одежда и собака? — спросила она.
— Они уже направляются в форт с Гарри Спелманом.
Они предусмотрели все. План был, несомненно подготовлен тщательно.
Эргалл ударил деревянным молотком в медный гонг. Тут же появился матрос. Он, должно быть, стоял на страже у дверей каюты.
Капитан сказал:
— Проводи принцессу Покахонтас в другую каюту. Она будет в ее распоряжении на все время, пока она будет с нами.
Покахонтас прошла следом за матросом в соседнюю каюту, глаза ее горели гневом. Она оглядела свое маленькое узилище и крепко обхватила себя руками — вся ее ненависть к резким запахам, идущим от этих людей и их корабля, вернулась к ней с прежней силой. Как она вынесет эту неволю? Презренные трусы, все они — и ее люди, и эти грязные. Силой заперли ее, женщину, занимающую самое высокое положение.
Она осмотрела койку, на которой, предполагалось, будет спать. Койка кишела клопами, поэтому Покахонтас стащила простыни и вышвырнула их в иллюминатор. Пока ей не дадут ее вещей, она будет спать на деревянном полу. Раздался стук в дверь.
На пороге появился матрос с приятным лицом и сказал:
— Капитан хотел бы узнать, не присоединитесь ли вы к нему за ужином.
Она ответила коротким «нет». Матрос ушел, но вскоре вернулся с миской чего-то, что выглядело несъедобным, и поставил ее на маленький деревянный столик под иллюминатором. Стол, стул и сундук занимали почти все небольшое пространство. Все еще пребывая в гневе, Покахонтас, тем не менее, заинтересовалась обстановкой. Она давно уже не видела мебели тассентассов.
Она понюхала еду и сразу же позвала матроса, чтобы он унес ее. Потом села на пол и прислонилась к деревянной переборке, разделявшей каюты. Чутким ухом она слышала, что в капитанской каюте разговаривают, но была слишком разозленной и усталой, чтобы сосредоточиться на английских словах. Прошедший день вымотал ее. Позже, когда стемнело, снова постучал матрос и внес зажженную свечу, поставил ее на стол и удалился. Покахонтас поднялась, подошла к столу и яростно задула ее.
Глава 20
На борту «Пейшнс», 14 апреля 1613 года
Покахонтас проснулась на рассвете. Ей удалось лишь урывками поспать на твердом полу. И она не могла отвлечься от корабельных запахов.
Прибыл завтрак, и снова она отослала его назад, но матрос почти сразу же вернулся, принеся сушеных фруктов. Не из запасов ли Пасптанзе? — подумала она. Эта мысль заставила ее оттолкнуть тарелку.
Она чувствовала себя униженной. Ее опекают как зайчонка, которого должны обменять. А еще она чувствовала себя беспомощной. Настроение ее менялось от гнева к унынию и обратно, но страха не было. Она быстро прочла утреннюю молитву Ахонэ и богу неба, а богу зла Океусу — не стала. Сейчас на нем сосредоточилось ее негодование, потому что его она считала ответственным за то, что с ней случилось. Она чувствовала, что уже ничто худшее не может произойти с ней, разве что пытки и смерть. Проклятый бог зла проник в ее жизнь и разрушил ее несмотря на все ее молитвы и жертвы. Если бы жрецы узнали, что она думает об Океусе, они осудили бы ее, возможно даже принесли в жертву. Потому что жрецы получают свою власть от бога зла и поклоняются ему, как никому другому. Нет, она будет молиться только богу неба и Ахонэ, богине рек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Пожалуйста, принцесса, садитесь. Я полагаю, что они покинули корабль.
— Но мне тоже надо идти. Как они могли уйти без меня?
— Они и не собирались взять вас с собой.
Покахонтас стало страшно. Она сказала:
— Я не понимаю.
Выражение лица Эргалла было мягким, когда он отвечал:
— Мы хотим, чтобы вы некоторое время побыли с нами. Можно назвать это визитом.
— Мой отец придет в ярость и пошлет своих воинов. Вы разве не понимаете? Он сожжет ваши поселки и загонит вас всех в море!
— Дорогая принцесса, мы надеемся, что, раз вы с нами, нам удастся убедить вашего отца совсем прекратить нападения.
Гнев, словно удар, пронзил Покахонтас. Глаза ее засверкали и сузились. Она обрушила на стол удар кулаков. И резко выкрикнула на языке паухэтанов:
— Вы сделали меня пленницей... заложницей!
Удивленный Эргалл резко откинулся назад. Перед ним было совсем не то нежное создание, о котором ему рассказывали.
— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — попросил он. — Никто не причинит вам вреда. Вам будут оказываться все почести.
На мгновение Покахонтас потеряла дар речи. Она встала и принялась ходить по каюте. Как посмели они похитить ее, дочь самого могущественного в мире человека? Надо выбраться с этого корабля. Она должна передать Пасптанзе послание. Он пошлет воинов, и они немедленно освободят ее. Она быстро метнулась к двери, но Эргалл одним прыжком опередил ее и оторвал ее руки от задвижки. Молниеносным ударом Покахонтас нанесла ему удар по шее. Эргалл оттащил ее от двери и крепко держал, пока она пыталась высвободиться.
— Ты все-таки дикое создание, — сказал он ей на ухо. Ей чуть не сделалось дурно от исходившего от него запаха. Она обмякла, но Эргалл поддержал ее. — Ты прелестна. Ты не должна бояться, никто тебя не тронет.
Он положил ладонь на ее гладкие, черные волосы и задержал ее там. Это очень походило на ласку. Потом он отпустил ее.
Покахонтас встала перед ним, прижав руки к бокам, и сказала на своем плохом английском:
— Я не боюсь тебя. Я только хочу поговорить с вождем Пасптанзе.
— Боюсь, принцесса, что из этого не выйдет ничего хорошего. Именно он помог нам заполучить вас.
Покахонтас пошатнулась, будто ее ударили. Пасптанзе, добрый и верный вождь, предал ее! Она не верила своим ушам. Потом она припомнила предыдущий вечер, долгий разговор двух мужчин. Так вот что они тогда обсуждали. От гнева все ее тело начало содрогаться. Знали ли об этом ее братья? Ведь они должны были смотреть за ней. Они тоже оказались бесчестными? Или они ушли с молодыми воинами на север, ничего не зная о ее похищении? Эргалл вежливо ждал. Потом поклонился и сказал:
— Могу я показать вам, где вы будете спать? Завтра мы отплываем в Джеймстаун.
Во рту у нее пересохло, голос пресекался от злости.
— А как же моя одежда и собака? — спросила она.
— Они уже направляются в форт с Гарри Спелманом.
Они предусмотрели все. План был, несомненно подготовлен тщательно.
Эргалл ударил деревянным молотком в медный гонг. Тут же появился матрос. Он, должно быть, стоял на страже у дверей каюты.
Капитан сказал:
— Проводи принцессу Покахонтас в другую каюту. Она будет в ее распоряжении на все время, пока она будет с нами.
Покахонтас прошла следом за матросом в соседнюю каюту, глаза ее горели гневом. Она оглядела свое маленькое узилище и крепко обхватила себя руками — вся ее ненависть к резким запахам, идущим от этих людей и их корабля, вернулась к ней с прежней силой. Как она вынесет эту неволю? Презренные трусы, все они — и ее люди, и эти грязные. Силой заперли ее, женщину, занимающую самое высокое положение.
Она осмотрела койку, на которой, предполагалось, будет спать. Койка кишела клопами, поэтому Покахонтас стащила простыни и вышвырнула их в иллюминатор. Пока ей не дадут ее вещей, она будет спать на деревянном полу. Раздался стук в дверь.
На пороге появился матрос с приятным лицом и сказал:
— Капитан хотел бы узнать, не присоединитесь ли вы к нему за ужином.
Она ответила коротким «нет». Матрос ушел, но вскоре вернулся с миской чего-то, что выглядело несъедобным, и поставил ее на маленький деревянный столик под иллюминатором. Стол, стул и сундук занимали почти все небольшое пространство. Все еще пребывая в гневе, Покахонтас, тем не менее, заинтересовалась обстановкой. Она давно уже не видела мебели тассентассов.
Она понюхала еду и сразу же позвала матроса, чтобы он унес ее. Потом села на пол и прислонилась к деревянной переборке, разделявшей каюты. Чутким ухом она слышала, что в капитанской каюте разговаривают, но была слишком разозленной и усталой, чтобы сосредоточиться на английских словах. Прошедший день вымотал ее. Позже, когда стемнело, снова постучал матрос и внес зажженную свечу, поставил ее на стол и удалился. Покахонтас поднялась, подошла к столу и яростно задула ее.
Глава 20
На борту «Пейшнс», 14 апреля 1613 года
Покахонтас проснулась на рассвете. Ей удалось лишь урывками поспать на твердом полу. И она не могла отвлечься от корабельных запахов.
Прибыл завтрак, и снова она отослала его назад, но матрос почти сразу же вернулся, принеся сушеных фруктов. Не из запасов ли Пасптанзе? — подумала она. Эта мысль заставила ее оттолкнуть тарелку.
Она чувствовала себя униженной. Ее опекают как зайчонка, которого должны обменять. А еще она чувствовала себя беспомощной. Настроение ее менялось от гнева к унынию и обратно, но страха не было. Она быстро прочла утреннюю молитву Ахонэ и богу неба, а богу зла Океусу — не стала. Сейчас на нем сосредоточилось ее негодование, потому что его она считала ответственным за то, что с ней случилось. Она чувствовала, что уже ничто худшее не может произойти с ней, разве что пытки и смерть. Проклятый бог зла проник в ее жизнь и разрушил ее несмотря на все ее молитвы и жертвы. Если бы жрецы узнали, что она думает об Океусе, они осудили бы ее, возможно даже принесли в жертву. Потому что жрецы получают свою власть от бога зла и поклоняются ему, как никому другому. Нет, она будет молиться только богу неба и Ахонэ, богине рек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96